Сергей Клочков - Дар Монолита

А когда я получил материалы по собственно спасательной экспедиции, то долго не мог поверить своим глазам.

От Периметра до злосчастной базы было всего двенадцать километров Зоны. Два, в самом крайнем случае три осторожных, аккуратных, внимательных дневных перехода по незнакомой местности.

Три последних тяжелых дня перед тем будущим, которого я так ждал, мы ждали. Спасибо вам, профессор Прохоров, дорогой вы наш Координатор, за это самоё «случайное стечение обстоятельств».

И я сильным, крепким усилием воли подавил в себе слишком рано вспыхнувшую радость. Впереди три дня Зоны. Последние, правда, три дня.

Солидно обустроились европейцы. Уж на что мне казалась мощной защита стен Чернобыля-7 со всеми их бронированными переборками, железобетонными конструкциями и крупнокалиберными пулеметами на вышках, то здесь речь уже шла о настоящем бастионе. Подмывало сказать через переводчика, что Зона, конечно, штука страшная, но ненастолько, чтоб поднимать десятиметровую не стенку даже, а нечто вроде цунами, волной нависающую над нейтральной территорией, плотно утыканной стрелковыми модулями и шариковыми минами направленного взрыва. Там где у нас отлично справлялись спаренные «Корды», европейцы, недолго думая, установили корабельные шестиствольные пушки, способные превращать в мелкодисперсную кашу не только случайного мутанта или вооруженного обрезом бандита, имевшего глупость подойти к этим стенам на расстояние выстрела, но также и обращать в перетертую труху дом, где оный бандит и мутант обретались. Ворота в Зону, створчатые, как у обычных, нормальных людей, помешанная на безопасности, «европа» заменила на круглый бронированный шлюз, закрепляющийся в стене двумя десятками толстых стальных пней. Даже вышек как таковых не было — на высоких решетчатых столбах пялились в Зону десятки мощных широкоформатных камер. Видели бы товарищи немцы с французами и прочими англичанами, на что уходят их налоги…

Впрочем, несмотря на такую более чем серьезную техническую базу и настоящие фортификации, в отсутствие сталкеров, готовых практически за бесценок рисковать жизнью, работа европейского отдела стояла не один год. «Свобода», конечно, помогла заграничным «ботаникам», но отсутствие собственного налаженного сообщения с «неучтенным элементом» Зоны сыграло с европейцами злую шутку. И с нами тоже сыграло, но уже добрую — Проф договорился, что мы проложим маршрут для вездеходов, которые заберут с базы «ботаников» и все, что является мало-мальски ценным, а сами «купола» и бункеры бросят. Одного ЧП хватило за глаза, а научную работу можно вести и в НИИАЗ, благо там и материалы и опыт и профессионализм, который вот прямо сейчас и будет местным «ботаникам» продемонстрирован.

Наша троица важно, неторопливо шествовала по широкому двору, на котором молча, чуть ли не выстроившись в две колонны, стоял разномастный научный люд. Нужно было видеть эти взгляды — русские идут в Зону. Да, именно так это и выглядело, хоть я давно уже понял одну простую вещь: здесь у человека нет национальности, вероисповедания, различия в социальном статусе. Зона очень быстро обесценивает, нивелирует до уровня плинтуса все наносные, искусственные признаки, отмывая в их наслоениях подлинную натуру человека и предоставляя ее во всей красе. Так что о национальностях — а в Зону ходили и украинцы, и русские, были тут и кавказцы, узбеки, даже вроде обрусевший китаец в «Свободе» есть. Сионист — давно уже ставший легендой при жизни одесский еврей, Лихо родом из Молдавии, да мало ли сколько в Зону разных народов из бывших союзных пришло, и потому сталкер не видел разницы ни в акценте, ни в оттенке кожи, ни в чем другом, за исключением личных качеств человека. Редко можно было услышать слова «цыган», «хохол» или «татарин», здесь народ делился всего на три нации — «сволочь», «ни то, ни се, немного мутный» и «нормальный, надежный дядя» — и принадлежность к этим трем народам Зоны нужно было еще подтвердить и всесторонне доказать.

А вот теперь я чувствовал: русские идут в Зону.

Непонимающие, напуганные, но и одновременно восхищенные взгляды европейских ученых, которых многочисленные инструкции и техники безопасности не подпускали к Зоне и на километр: «Как так? Там же… смерть. Там это… люди умирают, мутанты, аномалии, ужас! Как туда можно идти, ведь это же страшный риск! Почему вас туда отпустили? Кто возьмет ответственность?..»

И под этими взглядами зашипела, ухнула герметичная шлюзовая дверь, первым пропуская Профа. Исправились «ботаники» — вместо оранжевых, дрянных «Ксенонов» начали выдавать ученым их новую, многократно улучшенную версию, ничуть не уступавшую нашим «Кольчугам» в прочности, а в уровне защиты от радиации, разрядов и прочих сюрпризов Зоны — возможно, даже и превосходившую. Комбинезон уже был не оранжевый, а серо-зеленый, многослойный, с широкими, накладывающимися друг на друга пластинами особой керамической брони, скомпонованной по принципу рыбьей чешуи, которая одинаково хорошо спасала и от укусов, и от ударов, и от пистолетной пули. Оборудованный возможностью автономного, не зависящего от атмосферного воздуха дыхания и исключительной стойкий к температурным и химическим воздействиям, он уже потому внушал доверие, что был разработан Скифом — ученым, лично набиравшим в Зоне материал для своих диссертаций и исходившим в поисках этого самого материала не меньше километров, чем самые опытные сталкеры. Мы же с Хип отдали предпочтение «Кольчугам-2М», которые уже не раз доказывали свою надежность, а сталкер — товарищ весьма консервативный в таких вопросах, как защита и оружие. Лучшее действительно бывает иногда врагом хорошего… вот и Проф из всего арсенала НИИ выбрал автомат Калашникова из доработанной, «сотой» серий, оставив без внимания «крутые» стрелковые комплексы — кто их знает, как они себя поведут, а эта машинка проверена временем, доверить ей в схватке свою жизнь не страшно, не подведет. Две наши штурмовые «сайги», мало годившиеся против мародеров, прекрасно справлялись с тварями Зоны. Нормальная рабочая тройка — ведущий, ученый в центре, замыкающая.

Когда Хип последней зашла в шлюз и тот начал медленно закрываться, на площади вначале тихо, а потом все громче начал раздаваться шум аплодисментов.

— Нет, вы видели, как они на нас смотрели, а? Люди совершенно не могут представить, как это можно в Зону идти по неразведанной тропе, вне бронированных стенок надежного вездехода. — Проф невесело усмехнулся. — Ведь здесь же мутанты с аномалиями, разве можно? Однако…

— Почему они не вызовут вертолет? — задала Хип вполне резонный вопрос. — По слухам, запад Зоны не особенно активен.

— Друзья мои, готовьтесь к сюрпризам. Местные «новые» территории ну совсем не похожи на Зону южной и юго-восточной частей, и уж тем более мало напоминают центральные районы. Выброс Третьей катастрофы отхватил здесь большой кусок земли… и не факт, что вы сразу признаете в нем Зону, но поверьте мне на слово, это она. И, к сожалению, здесь совершенно невозможно авиационное сообщение. Впрочем, вы сами скоро все увидите.

Очень длинный, овальный в сечении коридор заканчивался еще одной шлюзовой дверью, которая с шипением открылась при нашем приближении, пропуская в небольшое, круглое в плане помещение.

— Местная «вошебойка», — поделился Проф. — Три степени очистки и облучение жестким ультрафиолетом. Все, как у нас, только намного серьезнее, и честно говоря, ни к чему. Хватает и двух степеней более чем. Нам сюда. Зона сразу за этой дверью.

Профессор нажал на клавишу в стальной, блестящей стене, и открылся последний шлюз, выпустивший нас в Зону.

Зотов был прав. Зону я не узнал.

Странно было видеть зеленые луга, рощицы, разнотравье, сосновый бор на песчаном, обрывистом берегу. На первый взгляд западный край Зоны ну ничем не отличался от Большой земли, точно так же покрытой свежей майской зеленью — здесь были даже цветы… И небо — такое же синее, яркое, как и за Периметром, вовсю светило солнце, и белые отдельные облачка ничуть не напоминали привычную серую хмарь.

Но отличий не было только на первый взгляд. Несуразицы, странности, какие-то необычные штрихи натренированное внимание сталкера уже начало вычленять из пейзажа, когда я еще только осматривался, выйдя из бронированного, приземистого купола.

Сосны, высокие, стройные, с зеленой хвоей, все как одна, имели очень странные верхушки — на определенной, везде одинаковой высоте ветви начинали завязываться в тугие узлы, переплетаясь плотными клубками, и хвоя на них была заметно выгоревшей; у других деревьев верх кроны словно расползался по невидимому потолку, верхушки часто загибались даже вниз. И еще в небе, как раз над этими деревьями, едва заметно мерцало светлое марево, желтоватое, зыбкое, напоминающее игру света на водяной ряби. И еще выше, в чистой синеве, словно опухоли, видны были темные продолговатые пятна, длинные туманные мазки, как будто небо было грязным, замаранным.