Пожиратели миров 5 - Кирико Кири
— Грог, неси швабру.
— Швабру?
— Да. Или лопату. Или что-то, что имеет длинный черенок.
Грог принёс мне всё же швабру, и я без каких-либо зазрений совести что есть силы ткнул в девчонку черенком прямо в бок. А потом ещё раз и ещё.
Девчонка в первый раз обиженно вскрикнула, посмотрев на меня недовольным взглядом, а после третьего начала пытаться забиться глубже, неодобрительно издавая звуки наподобие «вяу-вяу-вяу». После десятого тычка она расплакалась, сжавшись в комок, однако вылазить явно не собиралась.
Даже шваброй её не удавалось сдвинуть, чтобы я или Грог смогли до неё дотянуться. Сидит, вцепившись в силовой кабель, ревёт, но не двигается, даже несмотря на то, что ей черенком по голове прилетает.
Надо было ту, что постарше брать, она не смогла хотя бы туда пролезть. Но тогда я думал, что это опасно притаскивать уже достаточно повзрослевшую девушку в поместье, которая может и диверсию устроить, и информацию передавать. Что ж, теперь я знаю, что и маленький ребёнок неплохо так диверсию может устроить.
— Так, у меня есть ещё один план… — произнёс я, напоследок ткнув в неё черенком.
— Будешь пытаться накинуть на неё петлю? — поинтересовался Зигфрид.
— Нет, вытравим.
Я ушёл, но вернулся с баллоном, в котором был сжиженный газ. По сути, он достаточно безвреден, используется для дезинфекции помещений, однако после него тебе кажется, что ты задыхаешься, кожу щиплет, глаза щиплет, горло раздирает кашель.
Посмотрим, как она выдержит это.
Я открыл вентиль и направил шланг прямо в дыру, после чего отошёл подальше. Газ пошёл. Пусть он и был бесцветным, но мы сразу его почувствовали. Во-первых, защипало в глазах, а в горле появилось першение. А во-вторых, из дыры перестал раздаваться плач и вместо него послышался кашель, будто человек пытался выплюнуть собственные лёгкие.
Я травил её минут пять. Девчонка задыхалась, хрипела, попутно пытаясь плакать, и чесалась, однако вылезать на свежий воздух не спешила.
Уже я начал кашлять, чувствуя, будто в горле застряло стекло, а в глаза бросили перец, а она даже при жаре от реактора и газе не сдавалась. Пришлось отключить газ, так как я понимал, что если уже меня начинает пронимать, то девчонка и вовсе может отравиться и помереть. А потом ещё пытайся вытащить её труп оттуда.
И думаю, мы бы так и мучились с этим маленьким вредителем, если бы к нам не пожаловала подмога.
— Грант? — раздался голос со стороны кормового люка. — Вы ещё скоро?
Весь потный и грязный я бросил взгляд на Марианетту, которая стояла у входа в корабль. Не только она, сейчас рядом с ней всегда был или слуга, или служанка, что был готов поддержать её, если у той откажут ноги. В последнее время ходила она не очень.
— Да, Марианетта, что-то случилось? — спросил я, отряхивая руки.
Ладно, сделаем перерыв пока. Пусть реактор работает дальше, а девчонка посидит в газе, пока тот не выветрится.
Я вышел на улицу, с удовольствием вдохнув чистый и свежий воздух. Был приятно почувствовать на своей коже ветер после затхлого воздуха внутри корабля.
— Вижу, вы заняты починкой корабля, — заглянула она мне за плечо. — Я просто не хочу отвлекать…
— Вы не отвлекаете, всё в порядке. У нас перерыв. Что случилось?
— Просто я хотел сказать, что нам пришло… — Марианетта нахмурилась и посмотрела на корабль. — Грант, а что там за звук?
— Ничего особенного. Так что пришло?
— Приглашение.
— Приглашение?
— Да. Вообще, я думала обсудить это внутри, но тебя так и не дождалась. Помнишь, вы…
Она вновь смолкла и внимательно посмотрела на корабль, пытаясь заглянуть в десантный отсек.
— Грант, у вас из корабля такой звук доносится, что мне кажется, будто там ребёнок плачет.
— Вам не кажется, — отмахнулся я. — Там ребёнок Зейлере залез в техническое пространство между обшивкой. Мы его оттуда вытравить пытаемся.
— Вытравить? — вытянулась она в лице.
— Да. Ничего особенного. Так что вы…
Но Марианетта уже не слушала, она обошла меня и направилась к открытому кормовому люку корабля. Уже на входе она поморщилась и помахала рукой перед лицом, будто это могло согнать едкий запах, который стоял сейчас внутри.
— Грант, вы серьёзно вытравливали ребёнка? — посмотрела она на меня шокировано.
— А предлагаете его оставить сидеть рядом с силовыми кабелями и реактором, чтобы она что-нибудь там перегрызла нам? — задал я встречный вопрос.
— Грант, да что ж ты… — выдохнула она и вошла внутрь.
Несомненно, газ ударил и по Марианетте. Я видел, как она начала покашливать, а её глаза начали краснеть и наливаться слезами. Однако она всё равно подошла к тому месту, где пряталась девочка, ориентируясь по плачу, и осторожно села на корточки.
— Матушка моя родная, Грант, это же совсем ещё ребёнок… — выдохнула Марианетта.
— Да, я знаю, — встал я рядом с ней.
— Что вы с ней делали?
— Ничего. Просто пытались достать, чтобы она ничего не сломала.
— Почему она вообще здесь? У вас на корабле⁈
— Мы её забрали как заложника, чтобы они выполнили часть своих обязательств, — ответил я невозмутимо. — Это ребёнок тех, кто приложил руку к смерти ваших детей. Скажем так, мы отплачиваем им той же монетой.
— Но это ребёнок, Грант! Как девочка, родившаяся вообще после случившегося, имеет к этому отношение⁈ — казалось, мои действия повергли Марианетту в ужас.
— Вы о возмездии не слышали? — поинтересовался я.
— Я не хочу даже думать о нём. Ты прости, Грант, но иногда ты перегибаешь палку.
Перегибаю палку… Я воюю за её семью, всеми силами отстаиваю существование семьи и репутацию, а она мне «перегибаю палку»? Серьёзно? А что лучше, пусть о её дом все ноги вытирают? Это в межличностных отношениях есть уважение, любовь и так далее, где на взаимном уважении можно попытаться договориться о чём-то.
Но когда речь идёт о политике, то всё решает страх и только страх. Там нет ни уважения, ни почтения или взаимопонимания. Есть только страх, который и определяет риски, попробует ли кто-то тебя на зуб или нет.
А мне говорят, что я перегибаю палку?
— Это гарантии того, что нам не ударят в спину, не более…
Но Марианетта уже не слушала меня. Она сидела напротив технического проёма и улыбалась,
