Сьюзен (Сюзанн) Коллинз - Рождение огня

Я беру трубочку и катаю её на ладони. Поскольку мы образовали союз с трибутами из Четвёртого дистрикта, Хеймитч обязан сотрудничать с их наставником. Его слово в выборе подарка — не последнее. Это значит, что подарок имеет большую ценность. Даже, можно сказать, жизненно необходим. Я размышляю о том времени на прошлых Играх, когда мне позарез нужна была вода, но Хеймитч не послал мне ни капли, потому что знал: я найду её сама, если приложу усилия. Подарки Хеймитча — или отсутствие их — всегда несут в себе важную весть. Я почти явственно слышу, как он рычит на меня: «Шевели мозгами, если они есть у тебя! Что это за штука?»

Вытираю текущий в глаза пот и рассматриваю подарок, подставив его под лунный свет. Кручу его и так, и эдак, смотрю с разных углов, перекрываю пальцами участки его и открываю их вновь... Словом, пытаюсь выведать у него его тайну. Наконец, разозлившись, втыкаю его одним концом в землю.

— Сдаюсь. Не могу понять. Может, если мы привлечём на свою сторону Бити и Люси, они разберутся, что это такое.

Я растягиваюсь на травяной циновке, прижимаясь к ней горячей щекой, и угрюмо вперяю взгляд в «штуковину». Пит растирает мне затекшие плечи, и я немного расслабляюсь. Размышляю, почему это по-прежнему жарко, хотя солнце давно уже закатилось, могло бы стать и чуть-чуть попрохладнее. Интересно, а как там сейчас дома?

Прим. Мама. Гейл. Мадж. Они сейчас видят меня. Во всяком случае, я надеюсь, что они дома, а не арестованы Тредом. Что их не покарали, как Цинну или Дария. Из-за меня. Каждого из них.

Я ощущаю страшную тоску по ним, по родному дистрикту, по моим лесам. Настоящим лесам, с крепкими, твёрдыми деревьями, изобилующим дичью, которая выглядит не как жуткое страшилище. По бегущим ручьям, прохладному ветерку... Нет, меня больше устроил бы пронзительный холодный ветер, унёсший бы куда подальше эту изнуряющую жару. Я вызываю в воображении такой ветер, даю ему охладить мои щёки и остудить пальцы... И вдруг, в одно мгновение, вспоминаю, как называется эта металлическая штуковина, торчащая из чёрного дёрна.

— Желобок! — выкрикиваю я, подскакивая.

— Что? — озадаченно спрашивает Дельф.

Я выворачиваю штуковину из дёрна и очищаю от налипшей на неё земли. Прикрываю ладонью слегка скошенный конец, как бы примериваясь, и смотрю на мысок. Точно, такую вещицу я видела раньше — в один холодный, ветреный день, давным-давно, когда мы с отцом были в лесу. Она была одним концом аккуратно всажена в отверстие, пробуравленное в стволе клёна. По ней в подставленное ведёрко стекал сок. Кленовый сироп мог даже наш никудышний хлеб превратить в деликатес. Я не знаю, что сталось со связкой желобков после смерти моего отца. Наверно, остались где-то в лесу, спрятанные в укромном месте. Их уже никогда и никому не найти.

— Это трубчатый желобок, выводная трубка. Что-то вроде краника. Его надо воткнуть в дерево и по нему будет стекать сок. — Оглядываю теснящиеся вокруг мясистые стволы. — Само собой, дерево должно быть нужного сорта.

— Сок? — переспрашивает Дельф. Естественно, откуда ему знать про такие деревья, у моря они не растут.

— Да, из него делают сироп, — отвечает Пит. — Но в это ведь не те деревья, в них может быть что-то другое.

Мы все мгновенно вскакиваем на ноги. Жажда. Отсутствие источников воды. У древесной крысы острые длинные резцы и мокрая морда. Теперь ясно, что содержится в этих деревьях! Дельф было направляется к ближайшему массивному дереву и собирается вколотить трубочку в гладкий зелёный ствол, но я останавливаю его:

— Погоди, ты можешь повредить желобок. Нужно сначала просверлить в стволе дырку.

Но сверлить нечем. Мэгс предлагает своё шило, и Питер втыкает его прямо в кору, заглубляя его сантиметров на пять. Он и Дельф по очереди расширяют отверстие то ножом, то шилом, так что можно вставить нашу трубочку. Я осторожно вкручиваю её в ствол... Мы все застываем в ожидании.

Поначалу ничего не происходит. Потом капля воды стекает с мыска и падает в подставленную ладонь Мэгс. Она слизывает её и снова протягивает ладонь.

Покачивая и половчее прилаживая трубочку, мы добиваемся того, что по ней начинает стекать тонкая струйка воды. Мы по очереди подставляем рты под мысок желобка, увлажняя наши запекшиеся рты. Мэгс притаскивает корзинку. Трава сплетена так плотно, что корзинка превращается в миску — она держит воду. Мы наполняем её и передаём по кругу. Сначала вдоволь напиваемся, а потом даже позволяем себе роскошь умыться. Как и всё здесь, вода тёплая, но мы не привередливы.

Утолив жажду, мы сразу чувствуем навалившуюся на нас усталость и собираемся завалиться спать. В прошлом году я всегда имела своё снаряжение под рукой в полной готовности — на случай, если придётся уносить ноги среди ночи. В этом году у меня даже и рюкзака-то нет. Только оружие, которое я и так не отпускаю ни днём, ни ночью. Потом я вспоминаю о желобке и выворачиваю его из ствола. Срываю крепкую тонкую лиану, очищаю от листьев, пропускаю её через полость трубочки и надёжно прикрепляю её к своему поясу.

Дельф предлагает взять на себя первую вахту. Пусть. Всё равно, кто-то из нас двоих должен стоять на часах, пока Питер не поправится. Я примащиваюсь около Пита на травяном полу хижины и говорю Дельфу, чтобы разбудил меня, как только его станет клонить в сон. Но несколькими часами позже меня как пружиной подбрасывает при звуке, напоминающем колокольный звон. Бам! Бам! Не совсем такой, как тот, что звонит на Доме правосудия в Новый Год, но очень похожий. И Пит, и Мэгс продолжают крепко спать, но на лице у Дельфа то же выражение насторожённости, что и у меня. Звон прекращается.

— Я насчитал двенадцать ударов, — говорит он.

Я киваю. Точно, двенадцать. Что бы это значило? Один звон для каждого дистрикта? Но зачем?

— Ты думаешь, в этом есть какой-то скрытый смысл?

— Не имею ни малейшего представления, — отвечает Дельф.

Мы ждём — может, будут дальнейшие указания; Клавдий Темплсмит расскажет что-нибудь интересненькое, например, пригласит на пир. Но единственное, что следует за колокольным звоном — это далёкий проблеск молнии, ударяющей в высокое дерево. После этого начинается настоящий электрический шторм. Я так понимаю, что скоро хлынет дождь — источник воды для тех, у кого не такой сообразительный наставник, как наш Хеймитч.

— Ложись спать, Дельф, — говорю я. — Всё равно моя очередь дежурить.

Дельф немного колеблется, но никто ведь не может бодрствовать сутки напролёт. Он устраивается на пороге хижины, с трезубцем в одной руке, и погружается в беспокойный, чуткий сон.

Я сижу, положив стрелу на тетиву, вглядываюсь в джунгли, такие тускло-зелёные в бледном свете луны. Через час или что-то в этом роде молнии прекращают свой танец. Теперь, однако, я слышу шум дождя, капли стучат по листве в нескольких сотнях метров отсюда. Я жду — скоро он должен прийти и к нам, но этого так и не происходит.

Звук выстрела из пушки заставляет меня встрепенуться, а мои спящие сотоварищи даже не пошевелились. Ну и не стоит их будить. Ещё один победитель умер. Я даже не позволяю себе поразмыслить на тему, кто же это.

Дождь, так и не дойдя до нас, внезапно прекащается, как та буря, что бушевала на арене в прошлом году.

Мгновением позже я вижу плавно надвигающуюся стену тумана — она приходит с той стороны, где только что был ливень. «Так часто бывает, — думаю я, — когда холодный дождь падает на прогретую землю». Туман продолжает размеренно приближаться. Из него протягиваются щупальца и, сгибаясь, словно пальцы, цепляющиеся за деревья, словно подтягивают стену тумана за собой. Пока я это наблюдаю, волосы на затылке у меня встают дыбом. Что-то с этим туманом не так. Продвижение его передней линии слишком правильно, слишком однообразно и поступательно, чтобы быть естественным. А если туман не естественный...

Мой нос улавливает тошнотворно-приторный запах. Я расталкиваю своих сотоварищей, крича во всё горло.

За те несколько секунд, что уходят на то, чтобы поднять их, моя кожа начинает покрываться волдырями.

21.

Крошечные жгучие покалывания — везде, где бы капельки тумана ни оседали на моей коже.

— Скорей! — ору я на остальных. — Бежим!

Дельф просыпается, как по щелчку пальцев — мгновенно, и вскакивает, готовый отразить вражеское нападение. Но когда он видит стену тумана, то без слов перебрасывает всё ещё спящую Мэгс через плечо, и его как ветром сдувает. Пит тоже уже на ногах, но ещё не окончательно проснулся. Я хватаю его за руку и бегу, гоня его сквозь джунгли вслед за Дельфом.

— Да что такое? Что происходит? — вскрикивает он в растерянности.

— Какой-то непонятный туман. Ядовитый газ. Да быстрее же, Пит! — подгоняю я его. Вот теперь ясно, что как бы он весь этот день ни отнекивался, последствия столкновения с силовым полем нешуточные. Он движется слишком медленно, гораздо медленее, чем обычно. А в зарослях лиан и ползучих растений, о которые я спотыкаюсь лишь время от времени, он запутывается на каждом шагу.