Джон Миллер - Кеноби
Она прошла во двор. Отремонтированный холодильный блок стоял посреди другой рухляди. По дороге домой Бен был не слишком разговорчив. Про Оррина он не проронил ни слова, если не считать вопроса о состоянии его финансов, который показался ей несвоевременным. Больше он ни о чем не спрашивал. И он так и не заговорил о том, что ей больше всего хотелось обсудить.
— Что ж, — протянул Кеноби, поднимаясь, — занесу-ка я агрегат в дом, пока еще светло. День был очень плодотворным, так что спасибо за помощь. — С этими словами он прошел мимо нее к холодильному блоку и склонился над ним.
Наконец она решилась.
— Бен, — выпалила она. — Стоит ли мне выходить замуж за Оррина?
Кеноби помедлил с ответом.
— А ты этого хочешь?
— Не особенно, — призналась она. — Но очень многие считают, что стоит.
Бен поднял агрегат и выпрямился:
— Уверен, из твоих друзей советчики выйдут получше, чем из меня. Лили, например…
— Нет, — отрезала Эннилин. — Только не Лили. — Она обошла его и преградила путь в дом. Кеноби с удивлением наблюдал за тем, как женщина отобрала у него холодильный блок и положила у двери. — Я хочу услышать, что скажешь ты.
Бен пожал плечами:
— Это твоя жизнь. Каждый сам выбирает свою судьбу…
Эннилин застонала:
— Все-то ты к абстракциям сводишь. Бен, ты когда-нибудь сталкивался с настоящей жизнью? Неужели тебе не приходилось решать в делах сердечных?
Ощутив наконец, что ответ ее ни в коей мере не удовлетворяет, Бен отвел взгляд.
— Я обычный человек, — сказал он. — Было когда-то… Но теперь все в прошлом.
— А ты, значит, сдался и переехал жить в Джандлендские пустоши? — Она рассмеялась. — Я бы сказала, она просто тебе не подходила.
— Едва ли, — признал Кеноби, оглядев ее из-под капюшона. — Скорее это я ей не подходил.
— О нет, снова Чокнутый Бен и его уклончивые речи, — выдохнула Эннилин. Ее уверенность в себе окрепла, и она подошла к собеседнику еще на шаг. — Я-то вовсе не считаю тебя чокнутым. Наверное, ты просто встретил того, кого совсем не ожидал встретить. И в этом нет ничего дурного, — добавила она, протягивая руку.
Бен попытался остановить ее напор:
— Эннилин… нет. Я не могу.
— Ты уверен? — Она заглянула ему в глаза. — А я думаю, можешь.
— Нет. Определенно не могу.
— Всякому свойственно однажды потерять самообладание…
Он издал тихий, неуверенный смешок:
— Я ведь так и говорил, да?
— О да. — Она сжала его руки и потянула к себе…
…а он отступил назад и отвернулся.
— В чем дело? — Она уставилась ему в спину. — Все из-за Оррина? Не переживай из-за него. Я же сказала, что не питаю к нему никаких чувств.
— И ко мне тоже, как я думаю, — произнес Бен, подходя к животным.
— А ты, значит, знаток моих чувств? — Она тепло ему улыбнулась. — Еще одно доказательство того, что между нами пробежала искра. Оррин знает меня всю жизнь и до сих пор понятия не имеет, о чем я думаю. А с тобой мы пересекались считаное число раз, и ты уже как будто насквозь меня видишь. — Ее глаза сверкнули в вечернем свете. — Ты либо сверхчеловечески проницателен, Бен, либо… я занимаю все твои мысли.
Бен взял Рух за поводья и подвел к загону. Детеныш ни шатко ни валко последовал за родительницей.
— Эннилин, у тебя прекрасный дом, любящая семья, успешное дело. Но мне кажется, тебе просто скучно. Скучно до умопомрачения.
Она посмотрела на него скептически:
— Думаешь, со мной все так просто?
— Нет. — Он помог детенышу перебраться через изгородь. — С тобой все так сложно.
Эннилин скрестила руки на груди:
— Стало быть, бедняжка Энни заскучала на Татуине, и стоило заезжему инопланетнику объявиться в округе, как тут же сердечко затрепетало?
— Дело известное.
— Так вот, ты ошибся.
Он оглянулся:
— В самом деле? Тебе совсем не скучно?
Эннилин в сердцах пнула ногой холодильный блок:
— Я слишком устаю, чтобы оставались силы скучать! У меня дом рассыпается на части, потому что каждый вечер я возвращаюсь с работы ходячим трупом и засыпаю чуть ли не на кухонном столе. И дня не проходит, чтобы мои детки не нашли новый способ свести себя в могилу — как будто здесь и без того не хватает бед и опасностей. А моя работа… — с жаром добавила она, стремительным шагом приблизившись к загону. — Моя работа — играть роль мамаши-банты при стаде совершеннолетних сироток! И никто не бросит все, чтобы рвануть на задворки Галактики и поменяться местами со старой доброй Эннилин.
— Я знавал таких, кто бросил бы, — проронил Бен, прислонившись спиной к ограде.
Она ожгла его взглядом.
Он хотел сказать еще что-то, но осекся. Несколько секунд тишину нарушал лишь детеныш эопи, который терся носом о свою мать.
Наконец Бен решился:
— Эннилин… Думаю, ты уже свыклась с такой жизнью. Но она не ставит перед тобой новых задач, а ты больше не можешь делать вид, что это тебя устраивает. — Повернувшись, он положил обе руки на ограду и устремил взор в пустыню. — Ты дошла до предела и ищешь путеводную нить. И раз ты считаешь, что двигаться дальше некуда, тебе отчаянно нужен кто-то, кто будет рядом весь остаток жизни. Тот, кто поставит перед тобой новую задачу.
— Даже не знаю, — протянула Эннилин, вставая рядом у изгороди. — Эрбали Нап’ти столько задачек задает…
— Ты отлично понимаешь, о чем я.
Она со вздохом опустила взгляд на эопи. Она и правда отлично поняла, о чем он.
— Намекаешь, что нельзя выбраться из ловушки, заманив в нее еще кого-нибудь?
— Из любой ловушки можно выбраться по-разному, — заметил Кеноби. — Сегодня у меня была отличная возможность в этом убедиться.
Эннилин это замечание показалось несколько странным, но он тут же сменил тему.
— К тому же, — сказал он, — торговать в магазине — явно не мое призвание.
— Ты и покупки-то делать толком не умеешь.
Они посмеялись.
Бен шагнул было прочь от ограды, но она взяла его за рукав — не так настойчиво, как в прошлый раз:
— Подожди. Так просто ты не отвертишься. Дело ведь не только во мне. Дело и в тебе.
Он снова воздел руки:
— Я же говорил, что мне не нужно…
— Нет, — прервала его Эннилин. — Речь не об этом. Как-то я спросила тебя, не случилось ли с тобой что-то дурное. Ты ответил, что не с тобой, а с кем-то другим.
— Да.
Она сжала его запястье:
— Ты лжец.
— Прости?
— Ты лжешь самому себе. Это дурное, быть может, оно и случилось с кем-то другим. С кем-то, кто был тебе дорог. А значит, и с тобой тоже.
Бен упрямо возразил:
— Я не…
— Да, именно так. Произошло что-то ужасное, Бен, и мысль об этом разрывает тебя на части. Возможно, поэтому ты здесь. Но ты делаешь вид, что тебе все равно. Что тебя там не…
Она запнулась. Он опустил руки на ограду и внимательно смотрел на гостью.
— Ты был там, — прошептала Эннилин. — Ведь так? Когда все это случилось, — добавила она одними губами, — ты был рядом.
Закрыв глаза, Бен кивнул.
— Не просто случилось, — прерывисто дыша, проговорил он. — Я сам послужил тому причиной.
Ее мысли лихорадочно заметались. Перед глазами вставали мрачные образы, которые хотелось тут же отогнать. Но Бен говорил вполне серьезно, и ей приходилось поддерживать этот тон.
— Из-за тебя… кто-то пострадал?
— Они пострадали по своей вине, — выпалил Бен. — Я оказался рядом лишь в самом конце. Но и в самом начале — тоже. Я должен был положить этому конец.
Она покачала головой:
— Ты же не всесилен.
— Я должен был положить этому конец! — Изгородь пошатнулась. — И ничего не сделал! В моих силах было остановить это безумие, но я сидел сложа руки. И этот грех теперь навеки на моей совести.
Взгляд Эннилин метался из стороны в сторону. Ограда под его руками ходила ходуном, и ей представилось, что еще немного — и стойки вырвутся из земли.
— Бен, не стоит винить…
— Откуда тебе знать? — Повернувшись, он схватил собеседницу за плечи, чем сильно ошарашил ее. — Я всех подвел. Ты хоть знаешь, сколь многие за это поплатились? И сколь многие платят до сих пор?
— Одного я знаю, — ответила она.
Бен отпустил ее. Его руки в бессилии опустились.
Ей еще не приходилось видеть в глазах других людей такую боль. Что он пережил? Через что прошел? Что, по его собственному разумению, натворил? Каждый день, что она с ним знакома, рождались и разбивались в прах новые догадки о его прошлом. Эннилин попыталась перебрать их все. Трагедия постигла его близких? Он был солдатом, чей поступок стоил жизни целому взводу? Управленцем, чья халатность привела к краху корпорации?