Елена Ершова - Неживая вода
Игнат промолчал. Тропа змеилась под ногами, шелестела хвойной чешуей. Званка остановилась, сердито ударила рукой по сухой ветке и сказала:
– Лес как лес! И что нас взрослые пугают?
– Егерь Мирон говорил, тут дикое зверье водится, – ответил Игнат. – А дед Ермола говорил, еще и мины с войны кое-где попадаются. Не наступить бы.
– Чушь! – Званка тряхнула косами. – Здесь же чистильщики прошли. За столько лет в земле ничего не останется, все погниет.
Игнат остановился, оглянулся. За спиной, со стороны деревни, сквозь сосны виднелась белая полоса выцветающего дня. А впереди, там, где должно быть Жуженьское бучило, медленно, но неотвратимо надвигался вечер. А вместе с ним надвигалось что-то еще…
– Может, не дошли они сюда, – предположил Игнат.
– Это еще почему? – удивилась Званка. – Кто их мог остановить-то?
– Нечисть.
Званка запрокинула голову и захохотала. Игнат нахмурился – но не потому, что обиделся. Звонкий девичий смех был неуместным среди первозданной тишины соснового бора. С веток снялась и полетела на север шумная воронья стая.
– Скажешь тоже! – отсмеявшись, протянула Званка. – Пойдем-ка дальше, а то и правда стемнеет. Не найдем мертвеглавца, так хоть грибов наберем. Смотри!
Она нагнулась и очистила от налипшей хвои шляпку большого позднего опенка.
– А вон еще один!
Званка расстегнула курточку до середины, подоткнула подол и, словно в мешок, спрятала за пазуху добычу. Подобрав сухую ветку, она пошла в сторону, расчищая дорогу и зорко вглядываясь под ноги. Игнат хотел пойти следом, но взгляд бывалого грибника выхватил целое семейство опят, только с другой стороны тропы.
«Идти по тропке мимо оврага, – подумал он. – Не заблужусь!»
Грибы были не ахти какие. Врала Званка, говоря, что у Жуженьского бучила растут они крупные да крепкие. Или просто так не везло Игнату – попадались ему раскрошенные и изъеденные червями, поэтому и улов был невелик. Время от времени Игнат оглядывался назад, выхватывая мелькающую то тут, то там знакомую курточку Званки.
«Не заблужусь, – повторял он себе. – И никого тут нет. Ни нечисти. Ни диких зверей, ни…»
Игнат запнулся и замер, так и не сорвав объеденный по краям опенок. Впереди, на склоне, присыпанная хвоей и землей, лежала туша мертвого животного. Сначала Игнат подумал, что это, наверное, одна из старых собак егеря Мирона. Но тут же различил копыта на черных высохших ногах.
«Кабан, – понял Игнат. – Видать, волки задрали».
Он осторожно подошел ближе. Кабан от природы был черным, как егерский сапог. Не такая уж редкость в здешних местах, только бабка Стеша говорила: «Увидеть черного вепря – к худу. За ним по пятам нечистая сила идет».
Игнат попятился. Хрустко выстрелила под ногой сухая ветка. Мальчик подпрыгнул от неожиданности, сердце заколотилось быстро-быстро, а налетевший ветер швырнул за ворот сухую хвою. Игнат растерянно оглянулся, рассчитывая увидеть позади фигуру Званки, но не увидел ничего. Только одинаковые сосновые стволы, только бег облаков над головою.
– Званка? – негромко позвал Игнат и прислушался.
Не было ни шороха опадающей листвы, ни гомона воронья – тишина установилась густая, пугающая.
– Званка! – во весь голос прокричал Игнат.
Эхо не отозвалось. Слово кануло в тишину, как в омут. На севере загустела и налилась гнилью вечерняя мгла. Теперь Игнат понял: он заблудился, он в лесу совершенно один, и скоро начнет темнеть, а позади лежит труп черного вепря, и только нечистый ведает, кто придет полакомиться им, когда ночь окончательно зальет чернилами лес.
Страх подтолкнул Игната в спину. Он со всех ног кинулся прочь – подальше от страшного места, от удушающей тишины, от запаха прелости и гнили. Грибы рассыпались по земле, но до них ли теперь? Слава Господу, не успел уйти далеко… Вот тропинка… а там овраг… А вот мелькнула и пропала за деревьями красная курточка Званки.
– Званка!
Игнат сбавил ход, чувствуя, как с каждым шагом легко и спокойно становится на душе. Не заблудился, не потерял. Вот она – стоит на откосе оврага, и в пшеничных косах поблескивает заколка-бабочка.
Она обернулась, и Игнат остановился окончательно. Лицо у Званки оказалось испуганным и строгим. И почему-то темным, будто осенняя тьма мазнула по щекам испачканной кистью.
– А я нашла мертвеглавца, – глухо сказала она.
Игнат облизал губы. Горло свело сухотой, и он только мог, что выдавить:
– Как?
– Смотри.
Она протянула руку, и Игнат увидел на ее запястье мертвеглавца. Это действительно был он – шириной почти в ладонь, грязно-серый, только что выползший из земли. Поверх панциря, словно оттиск на грязной бумаге, виднелись пятна, складывающиеся в рисунок человеческого черепа.
– А разве они осенью водятся? – спросил Игнат.
Но хотел, на деле, спросить совсем другое – а разве они действительно существуют? Это сказка, страшилка для детей. Никакого мертвеглавца в природе не было, так говорила бабка Стеша.
– Водятся, – тихо ответила Званка, глядя не на Игната, а вниз, на свою руку, по которой медленно полз гигантский жук. – Они в могилах водятся, Игнаш. Глубоко под землей. А там какая разница, осень ли, зима…
– Пойдем домой, Званка, – просяще сказал Игнат. – Я ведь обещал до бучила дойти и с тобой обратно вернуться. Пойдем, а?
Званка вздохнула тяжко, но вместо того, чтобы подойти к мальчику, отступила еще дальше, в овраг. Там уже вовсю клубилась мгла, грязно-серая, как панцирь мертвеглавца. Лицо Званки поблекло и треснуло ото лба до переносицы.
– Не могу я уйти, Игнаш, – невнятно проговорила она, словно рот был забит землей и травою. – Кто же будет кормить их тогда? – Она повыше подняла руку, и Игнат с ужасом увидел, как пальцы ее почернели и ссохлись, как начала облетать плоть с серых Званкиных костей. – Едят они меня, Игнаша. Сколько лет едят, да никак не насытятся.
Из-под Званкиной косы выполз еще один жук и потащил за собой приставшую к лапке бумажную розу. Девочка отступила, и теперь оказалась скрыта по пояс. Комья земли и травы покатились на дно оврага, глухо застучали, как о гробовую крышку.
– А раз обещал, – едва ворочая мертвым языком, прошелестела Званка, – так что ж на полпути остановился? – Она ухмыльнулась, и трещина побежала вниз, расколола лицо надвое. – Эх ты! Послушный да правильный! Сидеть бы тебе на печи да ждать, пока мертвеглавцы на останках Солони пируют. Думаешь, кто их привел-то?
Она начала смеяться тихо, хрипло, обидно. Черные губы треснули, в провале рта мелькнула и пропала сухая лапка жука.
– Кто? – холодея, спросил Игнат.
Званка поманила его высохшей рукой, подмигнула слепым глазом.
– Подойди – скажу.
Будто завороженный, Игнат шагнул к оврагу. Лицо тут же обдало вонью разложения и сырой земли.
– А ты, брат, сам подумай, – пробасила мертвячка голосом мужским и грубым, повторяя чужие, давно услышанные слова. – Раз в пять лет – срок невелик. Зато нам и детям нашим спокойнее будет. А эту соплячку все равно никто не хватится. Отец – пьянь подзаборная, мать – ни рыба ни мясо. Ты подумай, брат Егор. Подумай, недолго нам думать осталось…
От вони закружилась голова. Игнат приоткрыл рот, пытаясь сделать вдох, наклонился над оврагом, и сухие пальцы мертвеца сжали его запястье. Игнат услышал хруст и шорох – это внутри Званки ворочались и грызли плоть огромные жуки. Он зажмурился, пытаясь справиться с тошнотой, подошвы поехали по склону оврага.
Тук-тук… тук-тук…
Застучали комья глины о каменистое дно.
Тук-тук… тук-тук…
Застучали колеса.
Игнат распахнул ресницы. По глазам саблей полоснул желтый свет фонарей, замельтешили вылетающие из-под колес шпалы. Игнат закачался, балансируя на краю вагона. Взмахнул руками, но не нашел опоры. Вместо этого кто-то рванул его назад – больно, едва не вывихнув плечо.
– Дурак! Куда собрался?
Парень повалился на пол, закашлялся, затрясся в ознобе. В открытом тамбуре гулял стылый ветер, и проводник поспешил закрыть распахнутую настежь дверь.
– Как же не досмотрели, Петр Кондратьевич? – сдержанно пожурил Прохор Власович.
Проводник развел руками.
– Не ожидал, ей-богу! В последнюю минуту подоспел!
Игнат вытер лицо трясущейся рукой, ноздри еще щекотал гнилостный запах, а в ушах стоял шепот мертвой Званки. В подрагивающем электрическом свете фигура старика казалась сгорбленной и высохшей, точно мумия.
– И не скажешь, что лунатик, – нервно усмехнулся Прохор Власович, сверху вниз глядя на Игната. – Что ж ты, соколик, так на меня смотришь, будто мертвеца увидел?
Игнат привалился к стене, прикрыл усталые глаза, в которых все еще стоял образ пожираемой жуками Званки.
– Это черный вепрь, – произнес себе под нос. – Все дело в нем. Тогда я еще не знал, но теперь понял… – Он прижал ладонь к груди и ощутил за подкладкой узелок с тайным эликсиром. – Они первые предали Солонь, – горько сказал Игнат. – И дядька Касьян, и Егор, все… Отдали ее на растерзанье нави. И еще тогда решили, что первой отдадут Званку…
