Галина Громова - Бухта Надежды. Первый шторм
Мужики матерились и теперь уже начали спорить, что же делать с центнером мяса, которое восстало из мертвых. Есть было страшно – а ну таким же станешь, а выкидывать рука не поднималась.
Решили провести эксперимент на котах и дворовых собаках. Если уж помрут, то хоть не так жалко… Тушу даже обжигать не стали – отпанахали кусок задней ноги с копытцем и кусочки скормили животинам. Коты с урчанием накинулись на свежее, еще теплое мясо и поглощали его с неимоверной скоростью, а вот пес есть не стал… Собаку-то не обманешь – носом чувствовал, что что-то здесь не так…
Для чистоты эксперимента котов закрыли в пустующей клетке для кроликов. Мало ли что, вдруг тоже озомбятся, и лови их потом по чердакам да по подвалам. А сами мужики отправились восстанавливать нервные клетки, заливать желудки сорокаградусной местного производства в качестве успокоительного, похоронив надежду отведать свеженького шашлыка.
Коты, к слову, не подохли, только нагло и надрывно орали – то ли добавки просили, то ли требовали «свободы попугаям»… А собака так и не стала есть.
…Звякнули разбившиеся стекла, и тут же затрещали выстрелы атакующих, кто-то в доме пытался отстреливаться, судя по звуку, из пистолета. Но и этот очаг сопротивления был сломлен.
Не ожидали разбойнички, что кто-то их будет атаковать, а тут на тебе… гостинчик в виде десяти парней с автоматами прилетел. Вернее, приехал.
На пороге дома показался лейтенант и крикнул, чтобы кто-нибудь подошел к нему. И тут же во двор забежал старший этой группы – эмчээсник Леха Покровский. Он до всего этого в пожарной службе работал, а потом решил присоединиться к милиционерам.
Как потом оказалось, эти парни задержались в поселке после массового разгрома исключительно по зову сердца… ну или другого органа, его заменяющего. Когда вэвэшники вломились в дом, бандиты как раз разложили парочку девиц и пользовали тех практически на столе, даже не очистив тот от остатков жратвы и пустых бутылок. Девки уже даже не брыкались – видимо, сил не осталось… Ну а для голозадых бандюков новоприбывшие стали большим сюрпризом… К тому же расслабляясь с девочками и бухлом, те даже не удосужились хоть какой-то караул выставить – настолько были уверены в собственной безопасности после расстрела оставшихся в поселке милиционеров и других ополченцев.
После предварительного допроса удалось узнать, что бандиты нагрянули в поселок сегодня утром, когда их не ждали. Откуда они узнали о двух группах, направившихся за помощью к военным, захваченные мужики не знали – тряслись, но ничего не могли сказать, кроме того, что командование передумало и с утра погнало своих бойцов на Николаевку, разрешив для устрашения местных жителей делать все, что бандитам взбредет в голову.
Пытавшиеся оказать сопротивление расстреливались на месте, да и не пытавшиеся – тоже. Просто так, забавы ради… Когда оставшиеся милиционеры попытались отстреливаться, их моментально уничтожили – ситуация была не в их пользу… Что случилось с подполковником Бебешко, пленные не знали. Лейтенант Володя начал применять один очень хитрый способ развязывания языка, но бандиты клялись-божились, что понятия не имеют, что случилось с руководством поселка. Хотя один из троих задержанных скулил, размазывая слезы, кровь и сопли по разбитому лицу, и говорил, что среди пленных женщин, которых, как скотину, угнали бандиты, вроде было несколько искалеченных мужиков, но как те выглядели – описать не мог.
– Когда вы должны вернуться к своим, в лагерь? – рявкнул сержант-вэвэшник, схватив за шкирку ближайшего к нему бандита.
Девчонки, испуганно поскуливая, пытались хоть чем-нибудь прикрыть наготу, но когда поняли, что парни в черном на самом деле спасители-избавители, немного успокоились. Им вообще, можно сказать, повезло. В том смысле, что бандюганы, нагрянувшие в поселок, не забрали их с собой.
Дикость какая-то… средневековье… Или доля такая у обитателей этих мест – жить в постоянном страхе, что налетят враги и угонят в рабство, совсем как татары… или фашисты, а теперь вот свои, но не совсем свои.
– К… к шести, – заикаясь, ответил пленный, испуганно вращая глазами. И куда только девалась бравада этого мужика, который наедине с испуганными женщинами считал, что круче него только яйца, а тут…
– Отлично… – сам себе проговорил лейтенант. – Штык, Вол, допросить тех двоих.
Двое парней с готовностью кивнули и подхватили под белы рученьки мужиков, полуголых, со спущенными штанами и трусами, стоящих на коленях с заломанными назад руками. Штаны натягивать бандитам запретил лейтенант, отлично понимая, что оказавшийся в таком незавидном положении человек будет чувствовать себя как минимум неудобно. Те и вправду нервно озирались, немного дрожали от страха и от холода.
Бойцы подняли с пола и выволокли упирающихся и трясущих голыми гениталиями бандюганов, решивших, что их ведут на расстрел, а лейтенант принялся выспрашивать оставшегося:
– Сколько вас? Где ваша дислокация? Вооружение? Быстро!
– Н-не знаю…
Быстрый удар по печени, и пленный скрутился от невыносимой боли.
– Я повторю вопрос. А ты пока подумай, есть ли нам смысл оставлять в живых такого молчаливого пленного?
– Командир! Есть! – влетел в комнату сержант Волохов по кличке Вол – высокий, крепкий, полностью оправдывавший свой позывной.
– Подожди, – поднял руку лейтенант. – Так что? Будешь говорить?
Оклемавшийся от боли бандит размышлял недолго. Все же своя шкура дороже.
– Буду… – прохрипел мужик, сплевывая набежавшую из разбитой губы кровь вместе со слюной.
– Умничка. Давай. Вещай. И чтобы вещание было чистым и правдивым, как у «Голоса Америки». Но помни, попытаешься лапши нам на уши навешать – тогда сразу же читай «Отче наш». Твои приятели все уже рассказали. Да, Вол?
– Так точно. Рассказали, – подыграл здоровяк.
– Во-от. Поэтому тебе, мил-человек, нужно очень-очень постараться, чтобы убедить меня, что в живых должен остаться именно ты. Видишь ли, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами финансирование у нас очень скудное и кормить троих пленных мы не собираемся… Жрачка будет только для одного. Ну а для кого – покажет уровень откровенности и гражданской ответственности. Уяснил?
– Да! Да! – как китайский болванчик, закивал головой мужик, понимая, что смертушка вот-вот постучит своим костлявым пальцем к нему в гости. – Мы вот… вот здесь… – Ткнул он дрожащим пальцем в вовремя подставленную одним из парней карту местности.
Лейтенант пригляделся… Мужик показывал на совсем крохотное сельцо близ Армянска, домов в десять. Это что ж, новоявленные рэкетиры в селе обосновались? И оттуда начали свои завоевательные войны? Интересно…
– Дальше, – коротко бросил он.
– Заправляет всем у нас бывший помощник мэра. К нему большая часть выживших ментов переметнулась, ну и местная братва…
– Ага. Солянка сборная… Ну-ну… Дальше.
14.30. Предместья Джанкоя
Катя Рогова
Катя уже даже не плакала – не было никаких сил. Просто сидела на том месте, куда ее, как скотину какую-то, закинули, и устало, почти не мигая, смотрела в одну точку.
Куда ее везут и уж тем более зачем, ей уже было все равно. Лишь бы прожить еще один день – большего девушке уже и не хотелось. Аморфность и безучастность ко всему происходящему взяли верх над животным страхом и практически сломали ее твердый характер.
Прошедшая неделя была самой страшной из всего, что видела Катя за всю свою жизнь. Ее били, ее унижали, над ней издевались и насмехались… ее насиловали, и она ничего не могла сделать, чтобы все это прекратилось.
Однажды Катерине почти удалось бежать. Пока ее насильник спал, девушка вышла из комнаты и попыталась выбраться с территории, но это ей, естественно, не удалось. Часовой, обнаруживший ее, долго издевался над загнанной девчонкой, играя с ней, как кошка с мышкой, – то давал иллюзию свободы, немного придерживая пса, то отпускал поводок, чтобы здоровенная дворняга с примесью кавказской овчарки могла настичь девчонку. И так несколько раз – то даст немного отбежать, то натравит пса, пока у Кати окончательно не закончились силы продолжать эту страшную игру. Девушка просто опустилась на колени возле высоченного забора, вдоль которого металась, как загнанная мышь, и зарыдала, мелко дрожа от предрассветного холода.
Рыбин, когда узнал о несостоявшемся побеге (кстати, Глеб своему слову не изменил – к девчонке и пальцем не притронулся – побрезговал), приказал вывести всех пленниц, количество которых увеличилось после разгрома военными банды Толи Большого, на дальний край территории, туда, куда не заходили члены семей бывших ментов.
Девчонки, отвыкшие от яркого солнечного света, щурились и прикрывали слезившиеся глаза, жались друг к другу, дрожа то ли от страха, то ли от холода. Никто не знал, зачем их сюда вывели, – даже Анжела, хоть она и была приближена к предводителю этой банды. Пленницы прижимались друг к другу, рассматривая огромные деревянные бочки, непонятно для каких целей выставленные сюда железные арматурины, сваленные в кучу, и прочий хлам.
