Дмитрий Силлов - Никто не уйдет

– Ты пишешь книги о своих приключениях? – удивился Шухарт.

– Ага, – просто ответил Снайпер. – Есть такое хобби…

Разрезая тьму мощными фарами, танк взлетел на пригорок – и на мониторах высветилась призрачная картина – широкое поле, по которому были хаотично разбросаны силуэты танков и бронемашин. Снайпер вырубил внешний свет и включил приборы ночного видения.

Картинка на мониторах преобразилась. Конечно, видно не так, как днем, но стало вполне можно различить детали. Например, сгоревшие трупы людей, скорчившиеся возле останков тяжелой военной техники. Тех самых, что были живы еще вчера, пока их не спалили заживо турбоплатформы «мусорщиков», парящие в воздухе в невидимом режиме. Они даже «смерть-лампы» применять не стали. Зачем, когда можно в режиме «стелс» просто зависнуть над людьми и врубить двигатели на полную катушку?

– Надеюсь, после сегодняшнего их «галоши» убрались из Зоны, – проговорил Эдвард, правда, в его голосе не было стопроцентной уверенности.

– Может быть, – произнес Шухарт. – Хотелось бы, чтоб это было так. Но, в любом случае, выбор-то у нас небольшой. Что-то мне подсказывает, что на рассвете «Бродяга Дик» снова проснется.

– Ну, если тебе что-то подсказывает, то нам и вправду деваться некуда, – сказал Эдвард. И, наклонившись к микрофону, крикнул:

– Ну что, полковник? Готовы тряхнуть стариной?

– Какого дьявола ты вопишь как потерпевший, мать твою? – донеслось из динамика. – Это ж тебе не «Абрамс», где в спецшлеме хрен до экипажа доорешься. А насчет полковника я вроде еще на старте все пояснил.

– Не отказывайтесь, – вежливо порекомендовал Шухарт. – Это не мы, это Зона вам дала – и звание, и прозвище. Так что примите, не обижайте ее. А то накажет.

– Ладно, черт с вами, банкуйте, – проворчал динамик. – Полковник так Полковник. Сам мечтал – сам получил счастье даром, так что не хрен обижаться. Ну что, держитесь, пехота, сейчас вам будет рок-н-ролл по-хармонтски.

И танк рванул вниз с пригорка, стремительно набирая скорость.

– Ну, сохрани нас Зона, – негромко произнес Эдвард, кладя руку на гашетку пулемета.

– Он не пригодится, – покачал головой Шухарт. – Это «танковое поле». Здесь не воюют. Здесь умирают. Или остаются жить – правда, я таких не знаю никого, кроме Полковника.

– Прецедент был, значит, хоронить себя рано, – бросил Снайпер, обеспокоенно глядя на счетчик аномальной защиты. – Значит, еще повоюем. С Зоной. Пока мы здесь, всегда есть с кем воевать. С ней.

А беспокоиться было о чем. Еще ничего не произошло, а защитное поле вокруг танка искрило во всю. И чем сильнее разгонялся Полковник, мастерски лавируя меж ржавыми остовами боевых машин, тем быстрее мелькали цифры на счетчике: «54… 53… 52…»

– За четыре секунды сгорела половина оставшегося ресурса, – спокойно констатировал Шухарт.

– Вижу! – рявкнул динамик. – Заткнись, парень, редьку тебе в глаз! Иначе, клянусь всеми святыми, я снова отправлю тебя в тюрьму!

– За что? – удивился Рэд.

– Естественно, мать твою, за проникновение в Зону без спецпропуска!

Все невольно усмехнулись.

Иногда нужно это, в самый тяжелый момент разрядить обстановку грубой солдатской шуткой. Потому что тяжело это – слышать, как стонет защитное поле, принимая на себя колоссальную нагрузку, смотреть на счетчик, бешено мотающий назад бесстрастные цифры, и осознавать, что ни хрена не хватит этой самой аномальной защиты до конца танкового поля, как бы не гнал свою машину вперед лихой Полковник.

– Ну, что ж, готовимся к веселью, – произнес Снайпер, наблюдая, как мелькают перед глазами безжалостные цифры «9… 8… 7…».

На мониторах было отчетливо видно, как защитное поле стремительно теряет насыщенность, становится все более прозрачным… И как его спереди и с боков сдавливает какая-то невидимая сила.

«0» – выдал счетчик. И цифра, означающая отсутствие чего-либо, начала медленно гаснуть.

И тут же все почувствовали, как через танковую броню, словно сквозь марлю, просочилось что-то. Невидимое, но явно материальное. Проникло, и сразу начало давить на затылок, на глаза, так, что захотелось зажмуриться и, закрыв лицо руками, забиться в ближайший угол. И скулить, словно побитый щенок, от жалости к себе, лишенному сил, воли, рассудка…

– Хррррен тебе! – прорычал Эдвард, сжимая побелевшими пальцами виски. Снайперу было проще – когда под руками автомат, можно впиться в него и попытаться сломать, ощущая, как ноют мускулы, словно канаты при шторме, и как больно впивается в ладони твердая сталь. Боль – она от всего отвлекает. От горя, от радости, и от невидимой напасти, внезапно с азартом разыгравшегося ребенка решившей тебя сломать, словно ненужную игрушку.

А у Шухарта кровь носом хлынула. Хорошо что успел вперед наклониться, а то бы всю одежду уделал. Опыт есть опыт.

– «Зуда», – прохрипел Рэдрик. – Сильнейшая. Вечная. Я понял. Все это поле – большая «зуда», на которую давят танки…

– Час от часу не легче, – простонал динамик голосом Квотерблада.

Танк сбавил скорость и сейчас переваливался по полю, виляя из стороны в сторону, словно пьянчуга после хорошей выпивки. Но Полковник не сдавался. Он вообще не привык сдаваться, и сегодня явно не собирался изменять своей привычке несмотря ни на что.

И у него получалось. Боевая машина медленно, но уверенно ползла вперед, к линии густого кустарника, похожей на невысокий сплошной забор. Слишком явная граница, чтобы быть случайной… Еще немного, каких-нибудь сто футов – и всё… Сто процентов всё… Или эти кусты окажутся границей гигантской «зуды», или головы людей просто полопаются от избыточного давления, как воздушные шарики, в которые перекачали гелия…

Еще совсем чуть-чуть…

Но тут прямо из земли ударил разряд молнии. Словно толстенный куст белого света вырос возле правой гусеницы, протянув к ней изломанные щупальца. Разряд мгновенно распорол надвое трак на гусенице, полоснул по броне, выжигая в ней глубокую борозду, с треском ворвался в отделение управления танком, просочился в боевое отделение… и умер с разочарованным шипением, истощив все силы на страшный удар.

Сложение сил инерции движения тяжелой машины и удара подземного разряда привело к тому, что поврежденный танк со сбитой гусеницей резко крутануло – и швырнуло на стену кустов, словно Т-010 был игрушечным. Проломив бронированным бортом хитросплетение ветвей, боевая машина взвыла мотором, дернулась еще раз, словно раненый зверь, – и замерла…

Часто бывает такое – рвался ты куда-то, стремясь к заветной цели, проламывая барьеры, сметая все на своем пути… И вот когда до финишной ленточки уже рукой подать, вдруг кто-то более и быстрый и сильный, поравнявшись с тобой, толкает плечом – и летишь ты вверх тормашками в кювет, в полете осознавая, что всё, приехали. Вот он твой финиш. Не цветы и наградные кубки, а жидкая грязь с обочины, и лицо, и колени, и локти, содранные в кровь об асфальт, а также, возможно, сломанные пальцы и конечности, но ты еще об этом не знаешь. Пока что не анализирует мозг, что стало с телом, потому что занят он одной-единственной мыслью: «Всё… Приехали…»