Охота на нечисть - Алекс Рудин
— Бочонок-то мог бы и не открывать, — покачал головой Потапыч. — Эвона, как крышку расковырял!
Он поставил крышку на место и слегка пристукнул по ней кулаком. Потом легко подхватил бочонок подмышку.
— Ну, идите за мной, что ли! — сказал он и нырнул в кусты.
Мы, ведя коней в поводу, ломанулись за ним.
Хорошо, что кусты росли только вдоль дороги. Дальше шёл светлый сосновый лес без подлеска.
— Может, верхом поедем, отец? — спросил Потапыча Прошка.
— Тут недалеко, — махнул рукой старик. — Но ежели ходить непривычны — садитесь верхом.
Мы переглянулись и сели в сёдла.
Честно говоря, я ожидал, что старик сейчас обернётся медведем. Но он просто пошёл чуть быстрее. Потом ещё чуть-чуть, и ещё. Пока кони не перешли на рысь.
А серая рубаха всё так же мелькала впереди между коричневых стволов.
— Шайтан! — восхищённо бормотал себе под нос Джанибек. Его глаза так и не вернулись к нормальным размерам.
— Леший это, — неожиданно сказал молчавший до сих пор Мишка. — Заведёт нас и бросит на съедение волкам.
Прошка строго посмотрел на него и негромко заметил:
— Херовый это дружинник, если сам волка сожрать не может.
Сашка с Гришкой расхохотались.
— Поехали быстрее! — поторопил нас Джанибек. — Шайтан ждать не будет.
Мы поторопили коней.
Минут через двадцать кони вынесли нас на небольшую поляну над обрывистым берегом неширокой лесной речки. Посреди поляны, прямо под раскидистой сосной стояла крохотная низкая избушка, крытая дёрном.
На опавшей хвое возле избушки неподвижно лежал Божен.
Дружинники охренели.
Джанибек в очередной раз пробормотал:
— Шайтан!
И передвинул на поясе саблю.
Сашка с Гришкой побледнели и чуть не сдристнули обратно к дороге.
Я вполне мог их понять. Ночевать в крохотном теремке вместе с медведем — то ещё развлечение, бля!
Интересно, на кой хер лесному колдуну понадобился дохлый святоша? Не жрать же он его будет?
Не, так-то пусть жрёт! Главное — чтобы не при мне, и не слишком громко чавкал!
Мне по хер. Голову даю на отсечение, это именно Божен навёл на наш след погоню. И подставил четверых человек под стрелы.
Прошка вопросительно посмотрел на меня. Я спрыгнул с коня и подошёл к Божену.
Охренеть! Святоша был жив!
Божен дышал тяжело, со свистом. На лбу кровоточили три глубокие царапины от когтей. Левая рука вывернута. Глаза закатились под лоб. Сквозь полузакрытые веки виднелись полоски белков. Из правого бедра сквозь дыру в рясе торчало обкушенное древко стрелы.
Джанибек тоже подошёл вслед за мной.
— Помрёт скоро, — сказал он, глядя на священника.
— Не помрёт! — отозвался Потапыч.
Он уже успел нырнуть в свой теремок и припрятать бочонок с мёдом.
— Разведите костёр! — скомандовал он дружинникам. — Только не под сосной, а подальше, вон там! А ты, парнишка, воды принеси!
Потапыч вручил Гришке деревянное ведро.
Когда костёр разгорелся, Потапыч накалил на огне небольшой острый нож.
— Придержите-ка его! — кивнул он на Божена.
Я уселся на ноги святоши, а Прошка осторожно, но крепко прижал к земле его плечи.
Одним точным движением ножа Потапыч расширил рану вокруг обломка стрелы. Завоняло жареным мясом и салом.
Божен дёрнулся и застонал, не приходя в сознание. По бледной коже священника потекла свежая кровь.
Потапыч выдернул из раны окровавленный наконечник с крупными зазубринами. Кровь потекла сильнее, но не пульсировала и не била фонтаном.
— Согни-ка ему ногу, Немой! — скомандовал Потапыч.
Я согнул правую ногу Божена. Потапыч отложил обломок стрелы, обтёр рану и туго перетянул её чистой тряпкой.
Потом легко поднял упитанного святошу на руки. Пригнувшись, пронёс его в низкую дверь избушки.
— Ни хера себе! — восхищённо сказал Прошка.
В дальнем углу поляны уже потрескивал костёр. Дружинники расседлали коней и пустили их пастись.
Вернувшись, Потапыч положил в костёр несколько круглых речных булыжников величиной с кулак.
Когда камни нагрелись, он двумя палочками ловко перекидал их в деревянное ведро. Вода в ведре помутнела и забулькала. От неё пошёл пар.
Потапыч бросил в ведро пучок сушёной травы и плотно закрыл крышкой.
— Жратва у вас есть? Или в лес идти? — спросил он.
Мы с Прошкой порылись в мешке. Свежий хлеб, варёные яйца, сушёное мясо и рыба. Мешочек ячменной крупы.
— Ну, нормально! — оценил Потапыч. — на похлёбку хватит, а корешков я вам подкину. Так, и хуле вы сидите? Разбивайте лагерь, варите еду. Шалаш стройте. В хибару я вас не пущу — места нет.
Он наклонился и поднял с земли обломок стрелы с наконечником. Недовольно покачал головой и протянул Джанибеку.
— Дрянь свою зазубренную забери. Выдумали тоже — в живую тварь такой хернёй стрелять!
Джанибек молча выдернул обломок древка и спрятал наконечник.
Прошка кивнул Сашке. Тот, покосившись на Потапыча, взял топор.
— Рогатины надо вырубить для котла, — нерешительно сказал он.
— Руби, — разрешил Потапыч. — Только берёзы не трогай. Найди ольху, или иву. К воде спустись, там найдёшь.
Обрадованный Сашка живо скатился по обрыву к речке. Через минуту снизу послышался лёгкий стук топора.
Мишка молча вытащил из дорожной сумки жестяной котёл и тоже спустился к воде.
— Ну, что, Немой! — помолчав, сказал Потапыч. — Пойдём!
Это куда ещё?
— Буду тебя уму-разуму учить.
Мы с Потапычем отошли за избушку. Он оглянулся по сторонам. Убедился, что ни дружинники, ни кони нас не видят.
— Гляди, Немой, и не пугайся!
Превращение произошло мгновенно. Только что был Потапыч — и вот на его месте стоит на задних лапах огромный медведь. Я не мог оторвать взгляд от семисантиметровых коричневых когтей. Такие полоснут — и песдец!
Медведь мягко опустился на четыре лапы, и меня обдало жарким дыханием хищника.
Ипать!
Маленькие глазки зверя внимательно смотрели на меня из-под широкого косматого лба. В коричневой жёсткой шерсти медведя заметно пробивалась серебристая седина.
Медведь встал на дыбы и исчез. Передо мной, улыбаясь в седую бороду, снова стоял Потапыч.
В одежде, бля!
— Теперь ты, Немой.
Я привычно скинул сапоги. Стянул штаны и рубаху. Потапыч терпеливо ждал.
Перекидываемся, Немой!
В голове привычно щёлкнуло. Я упал на четыре лапы, выпустил когти и снизу вверх посмотрел на Потапыча.
— Хера себе! — проворчал Потапыч. — Камышовый кот! Крупный! Нормально ты устроился, Немой! Ну, давай обратно!
В голове снова щёлкнуло. Под смех Потапыча я поднялся с четверенек.
— Ох, бля! — смеялся старик. — Немой, ты что, на задние лапы не можешь встать, прежде, чем перекидываться? Так и будешь на карачках ползать каждый раз?
Бля, а я как-то и не сообразил!
— Мда! И что, ты каждый раз без шмоток остаёшься?
Я угрюмо кивнул.
— Ох, Васька! Я же ему рассказывал. И тридцати лет не
