Долг наемника - Евгений Васильевич Шалашов
— Так-так-так, — забарабанил пальцами по столу Спидекур. — Численный состав в сорок человек, а у вас тридцать пять… Любопытно! Мне докладывали, что вы построили себе новый дом.
— Господин ректор, мой дом построен на средства моей жены, — возмутился усач.
— Господа, давайте-ка об этом потом, — вмешался я. — Капитан, продолжайте.
Назвать начальника университетской охраны капитаном, все равно, что обратиться к простому кнехту как к рыцарю, но обиженный Фаларель нам сейчас был не нужен. Усач с благодарностью посмотрел на меня, и продолжил:
— Значит, должно быть тридцать пять, но за последнее время уволилось трое, да пять человек сказались больными. А положиться можно человек на десять-пятнадцать. Остальные парни сказали — мол, за два талера в месяц они не станут воевать с мятежниками.
— Фаларель, что я слышу? Ваши люди подписали контракты о службе по охране университета. Они отказываются исполнять контракт? — возмутился ректор.
— Наше дело простое — студиозов разнимать, если они по пьянке сцепились, ихние дуэли останавливать, да чтобы к нам посторонние не совались, а особенно шлюхи. В контракте написано про охрану общественного спокойствия и благополучия, а про войну там ни слова не сказано. Не подписывались парни за такие деньги собственные бошки подставлять, а у нас даже шлемов нет, — грустно сообщил начальник охраны. — Надо вам в город ехать, к бургомистру. Пусть Мейзен нам своих латников пришлет. Кто же их знает, этих крестьян? Нас разгромят, а потом за город возьмутся.
— Подождите-ка, господа хорошие, — снова вмешался я. — Давайте не будем пороть горячки. Фермер — он молодец, что предупредил. Но сколько там человек, на самом-то деле? Много, это сколько? Тридцать или триста? Для начала следует выслать разведку. Лучше послать пару верховых. Пусть они постараются определить силы мятежников. Вот, когда станет ясно, сколько крестьян, тогда и нужно посылать гонца в город, в магистрат. А поднимать панику раньше времени я бы не стал. Впрочем, решать вам, господин ректор.
— Фаларель, распорядитесь выслать разведку, — приказал ректор. — И лучше, если вы отправите не своих людей, а добровольцев из студиозов.
— А сколько добровольцев из студиозо? — поинтересовался я.
— Увы, всего двадцать, — вздохнул ректор. — Остальные не желают воевать с крестьянами. Мол — это неприлично как с точки зрения дворянской чести, так и с точки зрения гуманиста. К тому же, сейчас многие на каникулах.
Когда начальник охраны ушел, я повернулся к господину ректору:
— Енох, даже если явится не три сотни, а всего сотня, да что там — десятка два-три крестьян, вы не выдержите. У вас человек десять-пятнадцать ни на что ни годных стражников, да два десятка мальчишек. Пусть разведчики выяснят обстановку — хуже не будет, а вы прямо сейчас начинайте собирать вещи — впрочем, черт с ними, с вещами. Прикажите своим юнцам уходить отсюда. Вам лучше поскорее убраться в город, под защиту стен. Пока крестьяне дойдут до университета, вполне успеете. А Мейзену, орава крестьян, наступающих с вашей стороны, не опасна. Поставить на мосту заслон, вот и все. В самом крайнем случае, можно сжечь и сам мост.
— Ну, о чем вы говорите? Как можно? — возмутился ректор, переходя на официальный тон. — Этот мост заложил святой покровитель университета — святой Дитрих.
— Да? — недоверчиво протянул я. — У меня сложилось впечатление, что этому мосту не более тридцати — сорока лет. Был бы он старше, камни уже были бы выбиты.
— Ну, сам мост постоянно ремонтируется, обновляется, — буркнул ректор. — Но в его основе деревянный мост, построенный святым.
— Ну, раз святой основал, тогда жечь не стоит, — покладисто согласился я, хотя подумал, что святой Дитрих бы точно не обиделся, если бы ради спасения жизней этот мост спалили. Потом, можно и восстановить. Тут же главное не деревяшка, как таковая, а незримое присутствие святого, его дух, если хотите. Впрочем, пусть в таких сложных материях копаются теологи.
Ректор грустно ходил по кабинету, время от времени любовно поглаживая корешки книг, стоящие на полках. Я уже понял логику его собрания — стеллажи были отведены манускриптам, а на столах, а кое-где на полу (ужас!) лежали печатные издания.
— Ну вот, куда я это все дену? — обвел Енох руками свое сокровища. — Как представлю, что все это нужно упаковывать, грузить, куда-то перевозить — сердце кровью обливается!
Прижавшись лбом к одной из полок, ректор с наслаждением вдохнул запах старинной кожи и чернил.
— Видел я, как однажды горела библиотека, — любезно сообщил я. — Уж так весело полыхала, а как горелым пергаментом пахло… Ух, вкусно!
— Юджин, да чтобы тебя тоффель задрал! — завопил ректор, хватаясь за сердце.
— Ну, Енотик, ты заранее не паникуй, — попытался успокоить я Спидекура. — Подождем, что нам разведка сообщит. Может, крестьяне вообще в другую сторону пойдут? Или, показалось тому фермеру с пьяных глаз. Все может быть.
— Меня неоднократно уверяли, что к тому времени, пока мятежники дойдут до университета, здесь уже будут солдаты императора! И что же теперь?
Вопрос был риторический, потому что я свое предложение внес, а ректор… Ну, Енох Спидекур уже большой мальчик, выдающийся философ.
Разведка вернулась быстрее, чем мы предполагали. Юнец, с выпученными глазами, сообщил, проскакав всего милю, увидел тучу пыли. По прикидкам — минут через тридцать крестьяне будут у южной, то есть, у задней стены университета.
— Не успели, — хмыкнул Спидекур, вытаскивая из-под массивного стола увесистую дубинку. — Юджин, ты погеройствовать хочешь? Мне-то, конечно, твоей башки не жаль, но лучше бы ты забирал своих парней, да уезжал отсюда. Ну, а мы уж здесь как-нибудь сами.
Ну и ректор! Вот уж никогда бы не подумал, что «светоч мудрости» держит под своим столом дубинку. Хотя, с дикими студентами впору и арбалет при себе таскать, и спать в кольчуге!
Я и раньше относился к Еноху неплохо, но в этот момент зауважал его еще больше.
— Подождите, господин ректор, — остановил я Спидекура. — Есть у меня одна идея. Только, принимаю командование на себя. Вопросы не задавать, слушаться! Идет?
— Идет, — кивнул Спидекур.
— Ну, раз идет, сделаем так…
Терпеть не могу толпу. А еще (не стыжусь этого признаться) опасаюсь толпы. Почему человек в толпе становится совершенно другим человеком, пытались объяснить многие, но безрезультатно.
Вот и сейчас, когда я увидел, как на небольшую площадь между Главной аудиторией и общежитием валит галдящая орава крестьян, размахивающих косами, палками и топорами, мне стало не по себе. Воевать с толпой
