Запрет на вмешательство - Макс Алексеевич Глебов

— Немедленно передайте трубку лейтенанту Вернеру, ефрейтор! — резко потребовала трубка уже другим голосом.

— Яволь! — бодро ответил я, аккуратно положил трубку на землю, и, отбежав на несколько шагов громко выкрикнул. — Герр лейтенант, вас просят на связь.

Дальше разыгрывать этот спектакль никакой возможности уже не было, да и необходимости тоже — на вершине холма вспыхнула перестрелка, а значит, мои товарищи уже туда добрались.

Быстро вернувшись за оставленным на исходной позиции «панцербюксе», я побежал наверх, собрав по дороге четыре из шести своих ножей и реквизировав у немецкого офицера его «Вальтер P38» вместе с кобурой и запасными обоймами.

На высоте все еще гремели выстрелы, и слышался шум схватки. Мне это очень не нравилось, поскольку означало, что большие потери неизбежны. Но открывшаяся мне картина оказалась еще хуже, чем я ожидал. От нашего отряда осталась едва половина. Внезапный наскок людей Щеглова на занятых отражением атаки немцев позволил им изрядно проредить расчеты противотанковых орудий и неплохо потрепать взвод прикрытия. Но немцев, даже после понесенных потерь, осталось вдвое больше, чем красноармейцев, и как только эффект внезапности себя исчерпал, это немедленно сказалось на ходе боя.

С каждой секундой противник все больше приходил в себя и брал ситуацию под контроль. Командовавший отражением нашей атаки обер-лейтенант умело руководил своими людьми, не забывая при этом и сам стрелять из своего пистолета.

Я оказался немного в стороне от схватки, задержавшись на минометной позиции, и теперь наблюдал бой со стороны. Из-за брустверов мне были видны только головы сражавшихся, но большего мне и не требовалось.

Трофейный «Вальтер» зашелся в моих руках частыми хлопками выстрелов. Первым погиб обер-лейтенант — оставлять такого командира живым было глупо. Следующими по степени опасности были пулеметчики, уже почти развернувшие свой станковый MG в сторону людей капитана.

Немцы быстро заметили угрозу и почти мгновенно отреагировали, осыпав мою позицию градом пуль и заставив меня спрятаться. Но теперь ситуация изменилась — из противника как будто выдернули железный стрежень, на котором держалась вся его решимость драться до конца.

— Гранаты! — рявкнул Щеглов, и в немецкие окопы полетели наши последние РГД-33.

Сразу после прогремевших взрывов красноармейцы рванулись вперед, и немцам стало не до меня. Мне снова позволили стрелять, и это было последней ошибкой противника. Через минуту бой закончился, но назвать результат победой у меня язык не поворачивался. На ногах остался капитан Щеглов, раненый в левую руку, сержанты Плужников и Игнатов, и еще пятеро бойцов, включая меня. Ни Чежина, ни Шаркова я среди них не видел, но времени выяснять судьбу товарищей у меня сейчас не было — с нашей высоты огонь прекратился, но упорно рвущейся к селу атакующий советский батальон все еще подвергался губительному обстрелу с соседнего холма. Два Т-26 уже горели, а еще два, внешне вполне целые, стояли с распахнутыми люками. Члены их экипажей лежали прямо на броне или рядом со своими машинами, убитые огнем вражеской пехоты. Судя по всем признакам, эти танки получили попадания из противотанковых ружей пулями с химическим зарядом. Тела погибших и раненых красноармейцев густо устилали пройденный атакующими путь.

— К орудиям! — выкрикнул Щеглов, отрывая нас от созерцания страшной картины идущего на смерть батальона, — Плужников, Игнатов — к пулемету. Нагулин, действуй по обстановке. Цели определяешь сам.

Вот это правильно. Спасибо, капитан, развязал мне руки. Так, со стрельбой из пушек разберутся и без меня, а мое место здесь. Я установил «панцербюксе» на бруствере и поймал в прицел противотанковую пушку на контролируемой противником высоте. Кто-то тяжело спрыгнул в окоп рядом со мной. Я не стал отвлекаться и плавно вдавил спусковой крючок.

— Живем, командир, — услышал я знакомый голос Бориса, чье правое плечо белело кое-как наложенной окровавленной повязкой, — Мы с Шарковым тут все перерыли, вот — держи!

Я глянул в протянутую мне брезентовую сумку и злобно усмехнулся. Она была доверху набита патронами к «панцербюксе».

Глава 11

Генерал-лейтенант Музыченко2 наблюдал за действиями сводного батальона с дивизионного командного пункта комдива Соколова3, расположенного на поросшем лесом холме в четырех километрах от атакуемого села. В случае успеха, он был готов ввести в прорыв моторизованную группу, усиленную остатками танков шестнадцатого мехкорпуса.

Бой не складывался. Идущих в атаку красноармейцев нельзя было упрекнуть в трусости, но оборона немцев оказалась слишком прочной, и короткая артподготовка не смогла подавить огневые средства противника. Легкие Т-26 останавливались один за другим, подбитые вражеским огнем. Пехота еще шла вперед, но генерал видел, что и ее силы на исходе.

Если бы не огонь с холмов справа и слева от дороги, батальон имел бы шансы ворваться в село, но выделенные для атаки на эти высоты бойцы не смогли преодолеть плотный пулеметный огонь, и залегли. Их командиры, скорее всего, погибли, и поднять людей в атаку теперь было некому, да и не дошли бы красноармейцы до вершин этих холмов под таким градом пуль.

Музыченко оторвался от стереотрубы и развернулся к радисту, чтобы передать приказ командиру батальона прекратить атаку, но его отвлек возглас комдива Соколова:

— Товарищ генерал-лейтенант, немцы на высоте двести двадцать семь прекратили огонь!

Музыченко вновь склонился к стереотрубе. Обстановка действительно изменилась. На холме, откуда еще минуту назад немцы вели уничтожающий огонь по наступающим красноармейцам, шел бой. Подробностей с такого расстояния генерал разобрать не мог, но то, что схватка там происходит нешуточная, сомнений не вызывало.

— Кто-то ударил немцам в тыл, товарищ командарм, — предположил Соколов. — Минометы по нашим тоже бить перестали, а это значит, что и батарея за холмом уничтожена.

— Кто бы это ни был, их удар оказался весьма своевременным, — кивнул Музыченко, — но батальон понес слишком большие потери. Он не возьмет Владимировку, даже если орудия и пулеметы на двести двадцать седьмой так и будут молчать.

Несколько минут на командном пункте висела напряженная тишина, которую вновь нарушил комдив Соколов.

— Пушки снова открыли огонь! Они бьют по высоте двести четырнадцать! Наши у подножья высот поднялись в атаку. Товарищ командарм, разрешите ввести в бой танки шестнадцатого мехкорпуса и передовые