Вадим Кирпичев - Вечник
А теперь ему было стыдно и за свою радость, и за нежелание священника с ним разговаривать.
Посветлело, тропинка завихляла вдоль высокой каменной стены. За ней пряталось так называемое «прошлое» — неосвоенный и отгороженный участок арар, опасная смесь остатков мории и болот Настоящего.
Тропа пошла впритирку со стеной. Ржавые широкие потеки тут и там просвечивали сквозь гремучие лианы, увившие камень. Пучки сухих палочек на концах лиан чуть потрескивали, так трещат провода высокого напряжения — мирно, сонно. Впрочем, любой ребенок Настоящего знал, что стоит возле таких трещоток-кровопийц присесть отдохнуть, и через полстэлса от человека останется только мешок с костями.
Стилес осторожно срубил оранжевый, ядовитого вида большой лист, перегородивший путь, и палкой ткнул в сторону стены.
— Говорят, оттуда по ночам дикари приходят.
— Нападают?
— На людей? Нет. Собак жрут.
Говорить приходилось громко. Нигде Бруно не приходилось слышать такого птичьего ора, как возле «прошлого».
— Долго еще? — спросил визкап.
— Да. Парикмахер сейчас в самую чащу забрался. Кроме меня, вам его лагерь никто не покажет!
Приходилось верить.
Визкап давно заприметил часто мелькавшую на базаре ангельскую, идеальную для мошенника мордашку Стилеса. Этот геройчик Настоящего знал в городе все входы-выходы, был в курсе самых последних новостей и сплетен, и за плату, причем изрядно побаиваясь, он взялся проводить священника к логову Бледа.
Координаты бандитского лагеря — больше Бруно ничего не требовалось. Узнать бы, где бандитский схрон, а уж там стартует операция «Отец небесный», и у Бруно наконец-то появится возможность намять кое-кому уши по-настоящему!
Настала очередь визкапа сбивать ядовитые лианы. Очутившийся сзади паренек сразу повеселел и стал, в который уже раз, рассказывать свою «несчастную» жизнь. Стилес любил поговорить о себе.
Жил он с матерью, не чаявшей в нем души. Стилес и сейчас с удовольствием вспоминал, в какие замечательные костюмчики она наряжала его в детстве. Последние пять лет мать собирала деньги на устройство сыночка в школу блюстителей. Только закончилось все трагедией. Взятку в школе взяли, а Стилеса в ученики — нет. Пришлось ему податься в мелкие мошенники, Почему не в бандиты? Да, слава богу, за вход в банду пока еще платить не требуется. Только там показать себя надо. Завалить парочку торгашей, лучше — блюстителя. С его ловкостью — это пустяки. Но кровь, грязь ему не по душе. Пачкаться не хочется. Его привлекает чистая работа.
С простодушием орущих над головами птиц ухоженный, голубоглазый котеночек излагал все эти мерзости. Пока они не отразились на его лице, но скоро появится неизбежное стекло в глазах, презрительная складка возле губ, и печать Настоящего навсегда изуродует ангельское личико.
Тропинка закончилась резко — за поворотом и с разбегу уперлась в потемневший от времени и дождей забор.
Птицы смолкли. Уши заложило тишиной. Мир стал серым, зазмеился тенями. Они очутились в тупике, и Бруно знал, что сейчас случится. Две черные фигуры выскочили из-за стволов, бросились на него. Как почти всегда бывает при джагри, все произошло мгновенно. Бруно даже не успел заметить, чем они вооружены.
Блеск стали перед глазами, его удар ногой в висок. Еще блеск, еще удар, и в сером мире стали проступать краски. Зловещие черные тени неудавшихся убийц превратились в обычных головорезов Настоящего, валявшихся в густой траве с проломленными головами. Бруно перетащил трупы к стене. Щупальца-пучки гремучих лиан на миг затихли, но когда визкап ухнул тела бандитов в зеленое месиво, гремучки радостно затрещали.
— Ты почему не убежал? — спросил визкап у парнишки, с момента нападения так и простоявшего столбом на одном месте. Цвет лица Стилеса не изменился, но само лицо словно окаменело.
— Я? Я испугался, свя… святой отец. Они ведь могли и меня…
Похоже, голубоглазый котенок испугался по-настоящему; надо было его как-то успокоить.
— Не бойся. Со мной можно ничего не бояться. Спаситель нас хранит.
— Правда?
— Правда.
На самом деле Бруно упрощал информацию. Опасность еще не прошла, джагри не выключалось — мир то и дело становился серым. Третий бандит, так и не выскочивший из засады, был где-то рядом и еще не решил, атаковать ему или уносить ноги.
Пучком травы Бруно стал вытирать с ботинка зеленоватую, с кровавыми прожилками слизь. Джагри неопределенно мерцало. На парнишку визкап не смотрел, все внимание сосредоточил на густой чаще леса. Наверное, там, за стволами и ветками, сейчас гадал свою судьбу третий бандит. Вдруг смерть полыхнула черным прямо за спиной, целясь своим жалом в затылок. Бруно перехватил ее удар, вырвал у нее тяжелый нож, мир тут же вспыхнул красками, а в руках Бруно визжал, царапался и кусался котеночек Стилес. Все-таки обманула визкапа ласковая мордашка паренька, и если бы не джагри, валяться бы сейчас Бруно в густой траве с дырой в затылке.
Взятый на болевой прием парнишка быстро успокоился. А когда святой отец через колено стал медленно ломать ему локтевой сустав, Стилес и заговорил. О том, как решил с двумя дружками подрезать миссионера, пощупать его кошелек. О том, что нельзя его сдавать блюстителям, забьют его эти суки. О том, что он не знает, где логово Бледа, да и не повел бы туда, если бы даже знал. Люди Парикмахера за такие вещи отрезают язык вместе с ушами.
Слезы брызнули из голубых глаз, Стилес принялся выклянчивать себе жизнь, как когда-то клянчил, наверное, у матери леденцы. Не обращая на него внимания, Бруно зачарованно смотрел в невидимое. Он ждал джагри, а сам думал, сколько жертв заманил этот гнилой ангелочек в западню. Наверняка за занавесом из гремучих лиан валяется не один скелет.
Полыхнуло предзнание.
Любой убийца отбрасывает две тени: в прошлое и будущее. Тень Стилеса в прошлое выглядела темной тропой, в будущее — черной речкой.
Бруно разжал хватку, освободил руку парнишке. Тот, потирая локоть, спросил:
— Ты отпускаешь меня?
— Да.
— Так я пошел?
— Ступай.
Стилес стал пятиться. Миссионер в задумчивости подбрасывал левой рукой нож Стилеса, и поворачиваться спиной было боязно. Наконец до забора осталось всего ничего. И тогда парнишка не выдержал, он скорчил этому идиоту в балахоне свою самую противную рожу, захохотал, с двух шагов разбежался и прыгнул на высокий забор, чтобы через мгновение перелететь через него.
Правой рукой святой отец благословил в дальний путь на глазах чернеющую фигурку, затем резко взмахнул левой рукой и поторопился прочь от гиблого места. Он знал, что сейчас происходит за его спиной. Там, из последних сил держась слабеющими руками за доски забора, парнишка никак не хотел поверить, что это конец. А резко накренившийся мир безжалостно заглатывал его в свою черную пасть.
Миссионер шагал, не оглядывался и ждал, когда раздастся глухой, словно от упавшего яблока в саду, звук.
Пару стэлсов Бруно шел не останавливаясь, выбирая тропы, уводящие в сторону от чащи, и в итоге вышел к каменистым холмам. Предстояло сделать самое неприятное: похоронить священника. Место для могилы хотелось выбрать достойное.
На вершине высокого холма визкап присел на теплый валун перевести дух. На востоке поблескивала сквозь дымку стена времени. Тут и там окрестные склоны чернели закопченными развалинами древних шахт.
Из котомки на свет божий появился маскостиратель, накидка священника и лопатка с короткой ручкой. Осенив себя священным знаком семи, Бруно принялся рыть могилу. Он вгрызался в древнюю глину, нашпигованную камнями, и разговаривал со священником, до этой поры обиженно молчавшим в своей темноте.
«Мне просто повезло с лицензией. Я здесь ни при чем. Решение судьбы. Ты понимаешь?»
«Да».
«У меня остались считаные дни. Надо форсировать события. Быстрее всего придется идти напролом в форме разведчика-межевика. Надо будет действовать. Здесь раздвоение личности недопустимо».
«Я понимаю».
«Ты не хочешь разговаривать со мной? Но я ведь ни в чем не виноват. Может, ты хочешь о чем-нибудь попросить?»
«Да. Сделай все побыстрее».
Больше священник не сказал ни слова. Ни когда Бруно выбрался из готовой могилы, ни когда ладил на виски полевой маскостиратель. И только в последний миг своей жизни разразился жалостным стоном:
«До-а-на…»
Пока Бруно забрасывал глиной уложенную в могилу накидку священника, он успел подумать о многом. О том, что не стоило кабатчику вмешиваться в их дела. О том, что перед смертью священник вел себя достойней его: не канючил, не хныкал, не жаловался. О том, что из двух душ, которые бывают в человеке, почему-то жить остается не самая лучшая.
Вернув всю глину могиле, Бруно водрузил на нее валун. Спускаясь с холма, визкап нехорошо улыбался. Он представлял, как вернется в Будущее и выбьет Фандосию все зубы.
