Бен Бова - Орион и завоеватель
Да, они создали нас, но и мы создали их. Наконец я все вспомнил. Свое пребывание в далеком прошлом, в каменном веке, где должен был истребить неандертальцев на покрывшейся льдом Земле. Я помнил, как Аня приняла человеческий облик, чтобы помочь мне и горстке таких же, как я, когда Атон послал нас, чтобы уничтожить, как он выражался, "тупиковую ветвь развития". Я вспомнил битвы и бесконечный холод, вспомнил, как люди населили Землю, как наши потомки в далеком будущем стали творцами, как сотворили нас и отослали в прошлое, чтобы начать цепь событий, которая в конце концов приведет к появлению их самих.
Все это я вспомнил холодным утром, прячась среди каменистых холмов. Но моя новообретенная память ничего не подсказывала мне. Я знал только, что среди всех творцов лишь одна Аня заботится о людях, разделяет наши тревоги и боль, нашу судьбу.
Я любил ее, в этом было невозможно усомниться. И она тоже любила меня. А сейчас ей грозила беда.
Ржание коня нарушило мои размышления. Я пустил стреноженное животное пощипать редкую травку, пробивавшуюся среди скал, не отходя чересчур далеко.
"Конь кого-то учуял", – решил я и забрался на одну из самых больших скал. Лежа на животе, я стал обозревать каменистый откос подо мной.
Конечно же, я увидел поднимавшегося по склону Гаркана. Он ехал один, сдвинув шлем на затылок. К седлу его скакуна были привязаны копья, а меч висел на бедре. Гаркан разглядывал каменистую почву, пытаясь найти на ней оставленные мной следы. Если бы я остался на скале, он проехал бы мимо на расстоянии сотни локтей, так и не заметив меня. Если бы, конечно, мой конь не заржал.
Однако я собирался выполнить условия нашей сделки. Я встал на ноги и окликнул Гаркана, тот вздрогнул и, подняв голову, прикрыл глаза рукой. Солнце сияло за моей спиной.
– Орион, – позвал он.
Когда я спустился, он спешился и уже шел ко мне, ведя животное в поводу.
Мы пожали друг другу руки.
– Я принес хлеб и сыр, – сказал Гаркан, – решил, что ты будешь голоден.
– Хорошо, давай позавтракаем. Если ты доставишь меня в Эги слишком быстро, это может вызвать подозрения.
Он слегка улыбнулся и повернулся к седельной сумке. В ней оказался бурдючок с вином и даже горсть фиг. Когда мы поели, солнце уже поднялось высоко в утреннем небе. Я встал, вытер руки о хитон и посмотрел на дождевые облака, собиравшиеся на востоке.
– Надо попасть в город прежде, чем разразится гроза.
Гаркан мрачно кивнул, а потом протянул ко мне руку:
– Давай кинжал, Орион. Павсаний знает про него. Лучше отдай его мне. "С легкой неуверенностью я извлек кинжал из ножен на бедре и вручил Гаркану, протянув рукояткой вперед.
– Спасибо, – поблагодарил он и надолго умолк. Мы сели на коней и спустились к дороге, потом повернули вверх, туда, где располагалась крепость Эги. Молчание Гаркана начинало тревожить меня, он явно был чем-то расстроен.
– Какие новости? – спросил я, пока мы ехали бок о бок.
– Ничего особенного, – отвечал он, не поворачиваясь ко мне.
– Ты нашел своих детей?
Гаркан искоса взглянул на меня:
– Они сейчас в Эги… Принадлежат царю.
– Филипп отдаст их тебе, – сказал я. – Хотя бы за деньги.
– Ты так думаешь?
– Если ты скажешь ему, что это твои дети, он скорее всего освободит их бесплатно.
– А говорят, что царь любит золото и серебро.
– Но при этом он прекрасно понимает, каково отцу видеть своих детей рабами. Он не станет разлучать вас.
Гаркан мрачно кивнул.
– Павсаний был удивлен моим бегством, так?
– Не то слово, Орион. Он обезумел от ярости, поклялся насадить твою голову на копье и обещал огромную награду тому, кто приведет тебя.
– И ты хочешь получить награду?
– Да, – проговорил он без особого энтузиазма.
Мы надолго замолчали. Тревога явно снедала Гаркана. Он волновался за детей? Или не знал, на какую участь обречет меня, предав Павсанию?
Я спросил:
– А где Бату? Почему он не с тобой?
Гаркан ответил не сразу:
– Я решил, что, если мы вдвоем доставим тебя назад, это будет выглядеть подозрительно. Бату прочесывает горы по другую сторону дороги, он ищет тебя вместе со всеми.
Я кивнул, и он вновь умолк.
Через четверть часа после того, как мы выехали на дорогу, нас нагнал целый отряд телохранителей.
– Ты нашел его! – воскликнул предводитель. – Отлично!
Он махнул рукой, и два всадника, ехавшие в конце колонны, приблизились к нам, позвякивая цепями.
Начальник охраны виновато посмотрел на меня:
– Прости, Орион. Павсаний приказал заковать тебя в цепи. Он боится, что ты убежишь.
Гаркан отводил глаза, другие тоже проявляли признаки смущения. Оба кузнеца заковывали меня едва ли не с извинениями.
Итак, я прибыл в Эги, звеня кандалами. Я чувствовал себя жертвенным животным, которым, кажется, и считал меня Павсаний. Я мог избежать смерти, только встретившись с царем, прежде чем предатель убьет его.
Лежа на крупе коня вниз головой, я увидел массивные ворота Эги и толстую стену города, немощеные улицы, что взбирались на самую вершину холма к цитадели, ее еще более крепкие стены и ворота.
Но меня не повели к царю. Невзирая на все мои возражения, меня стащили с лошади и повлекли в древние темницы замка, с незапамятных времен являвшегося твердыней царей Македонских.
– Отведите меня к царю! – вопил я, когда меня запирали в камеру. Горло мое охрипло от криков. Я должен был увидеть царя и предупредить его!
Я ничего не добился. Закованного в цепи, меня бросили на утоптанный земляной пол. Последним ушел Гаркан. Он подождал, пока удалились все остальные, а потом опустился на колени возле меня.
"Ага! – подумал я. – Сейчас он скажет, когда вернется сюда и освободит меня".
Но бывший разбойник лишь торопливо шепнул:
– Прости, Орион. Мне сказали – ты или дети. Она обещала вернуть их мне, если я доставлю тебя сюда.
Она! Царица… Олимпиада… Гера.
– Она хочет убить меня, – сказал я.
Гаркан молча кивнул и оставил лежать на полу камеры. Дверь звякнула, закрываясь, я оказался один в темноте.
Но ненадолго. Мои глаза еще не привыкли к мраку, когда я услышал шаги в коридоре снаружи. Дверь отперли и распахнули. Вошли двое тюремщиков, они с ворчанием подхватили меня под руки и посадили, прислонив спиной к грубой каменной стене.
Они вышли, и в камере появилась Олимпиада. Павсаний стоял за ней, сжимая в правой руке чадивший факел.
– Надо просто убить его, – пробормотал он.
– Рано, – отвечала Олимпиада. – Он может пригодиться нам, когда умрет Филипп.
На ее прекрасном и жестоком лице я видел неподвластные тысячелетиям глаза Геры.
– Зачем это он нам понадобится? – возмутился Павсаний.
– Ты осмеливаешься спорить?
Услышав металлические нотки в ее голосе, предатель сразу же сдался:
– Я только хотел сказать, что Орион чрезвычайно опасен. Нам следовало бы отделаться от него.
– После смерти Филиппа, – шепнула Олимпиада. – Тогда ты его получишь.
– Думаешь, я без этого не справлюсь? – жестко сказал Павсаний. – Или ты полагаешь, у меня не хватит духа, чтобы убить царя без всяких наград?
– Ну что ты, – усмехнулась она. – Только подожди своего часа. Все будет потом, я обещаю тебе.
Павсаний подошел ко мне:
– Отлично. Пусть будет потом, – и ногой свирепо ударил меня прямо в висок. Теряя сознание, я расслышал его слова: – Получи-ка должок.
33
Я преднамеренно оставался без движения. Тело мое лежало в вонючей камере, скованное по рукам и ногам, но ум бодрствовал и действовал. Я отправился в город творцов, единственное место, куда мог скрыться.
Глаза мои открылись, когда я оказался на травянистом холме над пустым и покинутым городом. Солнце сверкало над морем. Цветы качали головками, покоряясь мимолетному ветерку, деревья шелестели, как и сотни миллионов лет назад.
И все же я не мог приблизиться к городу. Снова невидимый барьер удерживал меня на месте.
Мне некуда было возвращаться – только в Македонию, назад в темницу, в скованное и беспомощное тело. Тем временем Гера толкала Павсания на убийство царя. Я не мог предупредить Филиппа и спасти его.
Или же у меня был выход? Если бы я только мог выбраться из камеры и доставить Филиппа сюда, в это исключенное из потока времени место!
Глубоко задумавшись, я расхаживал по ровному травянистому склону и наконец заметил, что каждый раз, когда я поворачивал от города, барьер переставал мне мешать.
Как часто творцы призывали меня сюда? Сколько раз переносился я из иных мест и времен в вечный город богоподобных потомков людей? Я даже научился перемещаться сюда без их помощи и ведома. Мог ли я взять Филиппа из Эги, перенести сюда хотя бы на короткий миг и предупредить?
Размышляя над этой проблемой, я как будто бы услышал очень слабые, едва уловимые отголоски смеха. Насмешливый, циничный хохот, казалось, говорил, что я никогда не передвигался по континууму без посторонней помощи, что у меня не хватит сил, чтобы переместить даже молекулу из одной точки пространственно-временного вектора в другую, а все, что я полагал совершенным мною, было сделано за меня одним из творцов.