Виктор Бурцев - Не плачь по мне, Аргентина
Публика, по одной ей известной причине, аплодировала. Стоя.
66
– Я ходила в церковь.
– Зачем?
– Просила… Чтобы ты вернулся живой. Мне такие сны снились… – Мариза приподняла голову, посмотрела в глаза Таманскому.
– Какие? – Костя снова погладил ладонью по ее волосам, шелковистым и чуть еще влажным.
Они лежали на кровати, в ее квартире.
Таманский, отмывшись, наконец почувствовал себя человеком. Было особенно приятно лежать вот так, чистым, обнаженным, зарываясь лицом в душистые простыни. Лежать и ни о чем не думать. Главное, ни о чем не думать.
– Страшные, – ответила Мариза, целуя его. – Очень страшные.
– Глупости, – прошептал Костя. – Глупости…
– А еще я ходила к гадалке…
– И в церковь и к гадалке? – удивился Таманский.
– Да. – Она засмеялась. – У нас так можно.
– И что же сказала гадалка? – спросил Костя и тут же прикусил язык.
– Сказала, что все будет хорошо. Но я все равно волновалась. – Мариза рисовала на его груди узоры пальчиком, по-детски трогая родинки. – А в кабаре мне все помогали. И жалели. Она вдруг вскинулась: – А ты? Почему ты не рассказываешь мне о том, что было?
– Да нечего рассказывать. – Костя пожал плечами. – Ни черта там нет. В джунглях. Только всякие папуасы.
– Кто?
– Папуасы. Ну, лагерь там какой-то. Только нет там никого. Пустой. Обманули Джобса. Он очень переживал.
– А почему вас так долго не было?
– Машина сломалась…
– Машина. – Она вздохнула и снова прижалась к Косте. – А тут какие-то ужасы творятся.
– Что такое?
– Стреляют. Взорвали машину. Я не интересовалась, просто девочки рассказывали. Вроде бы кто-то стрелял по гвардейцам. Или это они стреляли… Я точно не знаю. Но люди на улицах стали злые, все чего-то боятся. Ходят слухи, что скоро цены опять поднимутся. И налоги. Листовки распихивают по ящикам.
– Какие листовки?
Мариза показала пальчиком на столик.
Таманский протянул руку и нащупал в темноте какую-то бумажку. Включил свет.
С картинки грозный мужик показывал кулак кому-то, видимо всему мировому капитализму. Ниже было написано на двух языках. Испанский Костя пропустил, но на английском сосредоточился.
«Власть уже доказала свою полную несостоятельность. Теперь только от наших совместных действий зависит будущее нашей страны! От всех нас, каждого рабочего и крестьянина, зависит то, какой будет жизнь в Аргентине. Мы не призываем вас к очередным лживым выборам! Мы не обещаем вам рай на земле, как болтуны в парламенте! Нет! Если мы не остановим их сейчас, дальше будет только хуже. Аргентина может и должна…»
Дальше Таманский читать не стал.
«Революция – это огонь, который Прометей принес людям. Это пламя, горящее внутри человека… – вспомнил Костя слова Че Гевары. – А сколько людей должно сгореть в этом пламени?»
Отчаянно захотелось напиться.
– Тебе плохо? – спросила Мариза. – Я чувствую. Тебе плохо.
Она поцеловала его в губы. И еще раз. И еще…
Таманский обнял ее, зарываясь в эти густые волосы, вдыхая ее запах, прячась от страшного мира…
Наутро он отправился в посольство.
Его принял хмурый дядька с бородой. Консул.
– Согласно предписанию вы должны были уже отбыть на Кубу, Константин Михайлович. – Консул вопрошающе посмотрел на Таманского и выложил на стол конверт. – Более того, вот бумага, которую мне прислали из нашего кубинского представительства. Это запрос. Вы понимаете, что ваше поведение безответственно? То, что вы срываете собственную командировку, это полбеды. Но из-за вас были подняты люди, завертелась канитель… Неужели вы не понимаете?
– Понимаю… Я…
– И, как вы сами должны отдавать себе отчет, это происшествие не может обойтись без последствий. Это же уму непостижимо! – Консул всплеснул руками. – Человек приехал и исчез!!! Это же… – Он наклонился вперед. – Пахнет сами знаете чем.
– Да… Я…
– И шут бы с вами, но за собой потянете еще многих и многих… Даже мне придется плохо! Это вы понимаете? Не углядел! Недосмотрел! В кабинете засиделся! А что я могу? Человек приехал и исчез… Как не было. Понимаете?
– Да все я понимаю, – вздохнул Таманский.
– Ну а раз понимаете, то давайте вместе решать!
– Что решать? – Костя почувствовал, что бледнеет. Скулы напряглись, одеревенели. – Что решать?
– Ну, как же? – Консул потряс в воздухе конвертом. – Что в ответ писать, конечно! Надо же… как-то внятно разъяснить нашим коллегам, почему вас до сих пор нет в Гаване и почему вы до сих пор не связались с кубинской приглашающей стороной! Внятно, понимаете, так, чтобы и вы остались целы, и чтобы я по шапке не получил. Так ведь мы договорились, кажется?
– Ага… – Таманский ожидал несколько иного приема. Но если человек говорит, что «мы договорились», значит… – Понимаю… Но я думаю, что это не единственный случай в дипломатической практике?
– Чтобы человек пропадал, а затем снова находился?
– Да.
– Не единственный…
– А какие причины?.. Чаще всего… – Таманский давал возможность собеседнику додумать мысль самому.
– Ну, – консул развел руками, – больница. Знаете… Шел, поскользнулся, упал, потерял сознание… – Он засмеялся. – Удачная фраза, по-моему. – Консул с улыбкой пододвинул к Таманскому несколько листков бумаги. – Пишите.
– Что?
– Ну, что-что… Объяснительную. Я, такой-то такой-то, тогда-то тогда-то… Дату поставите… когда вы там приехали? Вот ее и ставьте. Шел там-то и там-то. Упал. Очнулся в больнице. Где и находился все это время. Пока что?
– Пока не пришел к вам?
– Нет. – Консул покачал головой. – Пока работник консульского отдела, Нестеров Федор Михайлович, то есть я, вас не обнаружил. Все понятно?
– Понятно, понятно. – Таманский лихорадочно строчил текст. – Понятно. Только…
– Что только? – Улыбка сошла с лица консула.
– Я… можно, я поставлю дату выписки из больницы… не сегодня?
– А когда?
– Ну… Неделю… полторы…
– Черепно-мозговая травма. И перелом. Ног. Обеих, – сказал консул.
– Не понял.
– Что тут не понять? – гаркнул Нестеров. – Справку! Справку из больницы, что у вас черепно-мозговая травма и переломы обеих ног! Ясно?
– Так точно!
– В Буэнос-Айресе все можно купить за деньги… Ясно вам? Даже рентгеновские снимки! Если доктора станут ломаться, позвоните мне. Я договорюсь. В конце концов, мне скандал тоже не нужен. Страна хоть и шумная, но спокойная. А у меня командировка заканчивается… Понимаете меня?
– Очень хорошо понимаю, – кивнул Таманский.
– Вот так…
– Как раз в день приезда я был около парка Колон, там был взрыв…
– Очень хорошо, очень! – Консул снова заулыбался.
Костя встал, протянул бумаги Нестерову.
– Я написал.
– Очень хорошо… – Консул, не читая, спрятал заявление в стол. – Я телеграфирую на этот счет кубинцам.
– Спасибо! – Таманский развернулся и пошел к дверям.
– Но учтите, – догнал его голос Нестрова, – отсюда вы полетите не на Кубу. А домой. Хватит, отлетались… И еще: с вами будут разговаривать, сами понимаете откуда. Понимаете?
– Да.
– Если вы не станете дурить, то, полагаю, никто не станет и копать. Но все-таки, все-таки, если вы решите… понаделать глупостей, я-то вывернусь. Но вам тогда не поздоровится. Понимаете?
67
Костя заглянул в отель, где у него вежливо поинтересовались, собирается ли он забронировать номер за собой. Таманский ответил, что нет, не собирается. И выписался. Все вещи он перекинул к Маризе на квартиру. И обнаружил, что гостиница сожрала почти все средства, выделенные ему на поездку.
Доктора в больнице любезно согласились помочь Таманскому состряпать справку. Через три дня Костя должен был принести любезному доктору Санчесу сумму, превышающую то, что было у Таманского в кошельке.
К тому же у Кости страшно разболелись зубы, видимо, поврежденные в драке.
Когда боль сделалась нестерпимой, Мариза отвела Таманского к стоматологу. После двадцатиминутных мучений Костя вышел из кабинета, делано улыбаясь, а потом случайно увидел счет, который Мариза наивно прятала за спиной.
Привыкший к советской медицине, Таманский был в шоке.
Да, конечно, Костя, так же как и остальные, иногда ходил к врачу, он, так же как и остальные, сталкивался с хамством медсестер, с равнодушием докторов и тем, что за выписанным лекарством надо побегать, потому что в аптеке, что неподалеку от дома, один аспирин и стройные ряды клизм. Однако Таманский, собственно как и все советские люди, всегда знал, что лекарства можно достать. Надо просто приложить к этому определенные усилия и потратить время. Кое-где козырнуть корочкой «Союза журналистов», кое-где шоколадку на стол положить. И все будет.
