Вадим Еловенко - Владыка Ивери
Я усмехнулся. Я правда не злился и не обижался на него. Его время авантюр прошло. У него жена и ребенок. Он больше не имеет права рисковать. И он… стар. Не знаю, сколько ему осталось. Тридцать? Сорок лет? Ну, хорошо, с медиками Эскадры еще десяток лет накинем. Оставалось как раз, чтобы пожить в радость. А не погибнуть, по глупости сунувшись в пасть льву. Или в гости к адмиралу, что, собственно, одно и то же.
Первый прибор я сразу повесил на шею, а другой тащил до капсулы в одной руке с винтовкой. В шлюзе я повернулся к Игорю и сказал:
– Не забудь про Алекса.
– Про него забудешь! – сказал Игорь. – Помилование ему показать?
– Конечно, – кивнул я. – Не трави его. Объясни все честно. Что его будут долго и нудно допрашивать, но уже как свидетеля. И сообщи ему приятную новость про шесть лет в разведрейсе. Думаю, ему так понравится… Воды заранее приготовь – от радости откачивать. Он-то наивный, небось, думает, что все так просто и он вернется в свое географическое общество.
– Хорошо, – усмехнулся Игорь и спросил меня серьезно: – Во сколько тебя ждать?
– Ты хотел спросить, во сколько за мной спецназ Эскадры просить посылать? – спросил я его. – Если к завтрашнему утру не вернусь, то валяй. Пусть адмирал понервничает. Как же так – целый граф пропал.
– Она больше из-за реакции Орпеннов разнервничается, – улыбнулся мне напоследок товарищ.
Оставив Игоря на площадке между дворцом и воротами ограды, я осторожно поднял капсулу и завис над городом, осматривая и восхищаясь тем, как он разросся. А ведь все начиналось с маленького каменного домика да такого же каменного сарая, именуемого торговым постом. Осмотрев незатейливые частные стройки за оградой центра города, я поспешил улететь из города.
Набирая скорость, я направил корабль в сторону гор Утренней Влаги. Как давно я не вспоминал этого словосочетания… Именно там я когда-то прятал капсулу от Эскадры, зависшей на орбите. Великолепные места, если честно. Жаль, что редко там появляюсь.
Я провел капсулу меж заснеженных горных пиков, наслаждаясь в «визоры» отраженным сиянием солнца. Пообещав, что обязательно сюда слетаю еще раз, чтобы высадиться и побродить, я повалил капсулу в ущелье, что тянулось на многие километры в нужную мне сторону. Оставив горы позади себя, скоро я уже летел над зелеными долинами, которые достались в безраздельную власть Ордена Семи Мечей Единого бога.
На орденскую столицу, только недавно получившую статус города, я падал с открытыми ракетными портами. Я представляю, какой рев несся за мной. Я посадил корабль перед городской ратушей и открыл шлюз. С ходу я включил прибор. Частотный генератор заработал, вызывая колебания, поражающие мозг живых существ, сходный с нашим. Противофаза в заработавшей броне и шлеме сработала вовремя, так что я не почувствовал воздействия прибора. Поправив шкалу со «страха» на «ужас», я вышел из тени капсулы и, не особо прицеливаясь, выстрелил в золотой символ Ордена на крыше ратуши – круг и семь мечей, исходящих из него остриями наружу. Символ, казалось без видимых причин, повалился сначала на черепицу, расколов ее, а потом, скатившись по крыше, рухнул к моим ногам.
В радиусе двухсот метров от меня все, что обладало чувством самосохранения, забилось под столы, кровати, в подвалы. Пришел Бог. И они это чувствовали. А объяснять им принцип действия частотного генератора я не собирался ни сейчас, ни позже.
Разочарованный отсутствием зрителей, я перевел прибор на «страх» и стал, сидя на ступенях ратуши, ждать тех, кто обязан был явиться меня встречать.
Они и явились минут двадцать спустя. Бледные, с испуганными, но жестокими и полными решимости глазами.
Семеро еще не старых хранителей стояли передо мной, уперев мечи в ножнах в брусчатку. За ними стали потихоньку собираться мужчины и женщины, что, наверное, никогда не думали увидеть в своей жизни живого бога.
Я представляю, как тяжело было хранителям держать передо мной ответ. Но в тот момент я играл свою роль. И играл хорошо, как позже показал результат.
– У нас был договор, – сказал я, переводя шкалу на «ужас».
Стоявшие сзади хранителей люди стали склоняться, словно к земле их пригнула невидимая длань. Хранители только сильнее уперлись в свои мечи, борясь со страхом, который их, без сомнения, разрывал в тот момент.
– У нас был договор, – повторил я, не вставая со ступеней. – Орден Семи Мечей служит мне верой и правдой. Орден может верить в кого угодно. Но СЛУЖИТ он МНЕ. А не ведет действий против меня.
Я поднялся и подошел к старшему из хранителей. Он не выдержал и, попятившись, упал на землю и, суча ногами, стал отползать от меня. А я наступал, приговаривая и чеканя шаг:
– Неужели тебе не жалко братьев и сестер своих, коих ты предал, когда пошел против меня? Ведь не будет им теперь пощады! Я уничтожу все, что мне напоминает о вас… Тех, кто воспользовался моим добрым расположением и воссоздал старую религию, только чтобы вредить мне. Где твои слова, хранитель, о вечной верности?! Что же ты ползешь в пыли от своего господина? Что же ты молчишь, или предательство выело язык твой?
Я остановился, а он еще продолжал ползти от меня. Повернувшись, я увидел, что на прежнем месте осталось только двое из хранителей. Остальные сбежали незаметно для меня. Но те, кто остался, упрямо цеплялись за свои металлические побрякушки и замерли спиной ко мне, не в силах повернуться. Я снова прошел мимо них и, сев на ступени, переключил прибор с «ужаса» на низкий уровень «страха».
– Подойдите ко мне вы двое, – сказал я, обращаясь к устоявшим. За спинами приближающихся я видел, как жители помогли подняться своему магистру.
Подошедшие встали в метрах трех от меня и вопросительно посмотрели, все так же упираясь мечами в камень брусчатки.
– Больше двух месяцев назад вам привезли девушку, что бежала от моего гнева. Зная, что она скрывается от меня, вы все-таки решились спрятать ее. На что вы надеялись? На что уповали, предавая мои интересы? На вашего бога? Так вот я здесь. А где ваш Единый?! Вы предали даже не меня, вы предали все дело, за которое взялись. Вместо того чтобы нести свет знаний, вы занялись мелкими интрижками. – Я всем своим видом показывал, что скорблю об их поступке. – Вы самые жуткие контрабандисты на всем материке. Вы нарушаете закон там, где это вам выгодно. Неужели вы думали, что все это вам сойдет с рук? Я жду ответа даже не на вопрос, зачем вам все это было нужно. Я хочу спросить: вы что, совершенно презираете людей, которые вам верят? Презираете настолько, что их дальнейшая судьба вас не интересует совершенно…
– Ты не прав, Великий Прот, – сказал один из стоявших передо мной.
– В чем? В том, что не рискую ради обогащения и мелких интересов своими близкими? А вы знаете мои законы. Сын за отца в ответе. И за содеянное вами я должен уничтожить вас вместе со всеми домочадцами вашими, – сказал я тихо, чтобы было понятно – я уже далеко не в угаре злости, а все взвесил и обдумал. – Вы представляете опасность для всего, что я создаю.
Мы помолчали… и тут за их спинами начался вой. Плачем это только с большим трудом назвать можно было. Все вдруг осознали, что, в общем-то, их судный день настал. И я пришел судить и казнить.
И я встал на ступенях, переключил генератор на «панику». Взял винтовку поудобнее и выстрелил в ненавистный мне символ на коньке одного из домов.
И народ побежал. Один из двух хранителей тоже побежал, спотыкаясь и падая. Бросив меч и боясь повернуться.
Второй опустился на колени и стал шептать молитву Единому. Я сначала не сообразил, что это молитва не о прощении грехов или подобная чушь. Это была молитва о придании сил в последнем бою. Это была молитва, которую все мои штурмовые батальоны, состоящие исключительно из пассов, хором читали перед очередной бойней, из которой у них было мало шансов выбраться. Я, собственно, даже удивиться не успел толком.
Освобожденный из ножен меч, единым движением взлетающий над головой и летящий вниз, – это красивое, смертоносное и обычно последнее зрелище, что видит боец, против которого применили с разворотом удар сокола. В общем-то, без вариантов почти… Отступить в сторону не удастся – в последнем развороте тебе просто ноги срежут. Можно отступить в принципе, но я был на лестнице… Я сделал единственное… я подставился под удар. Наверное, где-то в мозгу сидела твердая мысль, что если броня выдерживает пулевые и импульсные попадания, то она по умолчанию должна вытерпеть и удар мечом, пусть даже со всей дури паникующего человека. Меч скользнул по шлему, сбивая его набок, и всей своей мощью обрушился на мое левое плечо. С дикой болью и темнеющим взором я свалился на колени перед хранителем. Наверное, он бы добил меня, если бы понял сразу, что я даже не ранен особо. Но он замер, не веря своему счастью, над поверженным богом. А зря… Уж если поднял руку на божество своего мира, то добивай, пока не убедишься… что все готово.
