Ярослав Коваль - Сквозь бездну
Аштия хмыкнула.
У начальника личной службы безопасности Главы Генштаба оказалась нетипичная внешность — щуплый, низкорослый, лысый, оттого кажущийся совсем стариком, да ещё и суетливый. Правда, суетился мужик всё больше по делу. Стоило Аштии, представив меня, повернуться спиной, как он буквально высыпал на меня несколько десятков вопросов. Где учился, где сражался, где выступал, будучи гладиатором, каким оружием владею, какое — предпочитаю, в каких рейдах участвовал.
Услышав про школу Одей, собеседник, к моему удивлению, недовольно поморщился и пробормотал что-то уничижающее о семействе, потакающем капризам знати и пестующем в них лень. А потом стал настаивать на проверке моей реакции и возможностей.
Я почти наверняка знал, что могу отказаться, но не стал. Лишь полюбопытствовал, что начальник службы безопасности станет делать, если я позорно провалю испытание? Убрать он меня не мог. Госпожа Солор сама так решила, и я буду торчать рядом с ней, даже если на поверку окажусь полным тупицей, к тому же слепоглухонемым и заторможенным.
— Мои люди тогда не будут принимать тебя в расчёт в случае нападения, — последовал ответ.
— Пусть просто не принимают, по умолчанию действуют так, будто они тут в гордом одиночестве.
Мужчина посмотрел на меня таким взглядом, каким старик-мастер может осаживать ученика, дурящего не по врождённой глупости, а по молодости лет и неопытности.
— Тогда в случае чего они будут тебя ронять или как-то иначе убирать с дороги. Не говорю уж, что сила телохранителей не в разобщённости, а во взаимодействии.
Я, пристыженный, развёл руками. Суетливый и щуплый старик говорил верно.
Испытание я прошёл без проблем. Собственно, оно и не было испытанием в полном смысле слова. Просто начальник и бойцы — мои теперешние коллеги по работе — посмотрели, на что я способен, и подуспокоились. Я же, оценив уровень подготовки штатных телохранителей, остался в полном недоумении. На фига я сплющился Аштии в такой роли? Все эти ребята охотно дадут мне любую фору. Для меня место при госпоже Солор — просто отдых. Показуха, а не труд.
Нет, я не ходил теперь за Аштией по пятам, как типичный представитель рода секьюрити — подразумевалось, что мне придётся торчать рядом с ней памятником самому себе только во время крупных битв, когда штаб работал слишком близко от места сражения. Вместе с кучей магов, обеспечивающих безопасность с неба (а заодно и своевременную передачу информации и на передовую), мы были последней преградой на пути террористов-ассасинов… Ежели, конечно, противнику придёт в голову отправлять подобных на истребление штаба.
Но пока крупных боёв не предвиделось. Армия без спешки шла вперёд, встречая лишь локальные очаги сопротивления и расправляясь с ними столь же локально. Видимо, правитель Мероби оттягивал силы назад, к наиболее удобному для обороны рубежу. Именно на это рассчитывал Генштаб, планируя дальнейшие боевые действия.
Через неделю мне вернули Аканша и сто бойцов, и, конечно, не для того, чтоб просто покрасоваться. Поручение не заставило себя долго ждать — мне и моему отряду предстояло сопровождать средних размеров обоз с магическими приспособлениями, в которых нуждалась планирующая штурм магическая артиллерия. Вести этот груз нужно было не по хорошо освоенной дороге, а в обход, по местам, бедным магией, потому что в противном случае оборудование могло испортиться, произвольно сдетонировать или обратить на себя излишнее внимание пока не разгромленных демонских отрядов.
Вспомнив совет Ниршава, я разыскал в обозе свою демоницу. Ещё раньше поразмыслив над крайне сложной на первый взгляд задачей, я пришёл к выводу, что у пленницы нет смысла спрашивать согласия. Более того — опасно и провально. Её надо ставить в известность. Просто и безыскусно.
И, не встретив в ответ её изумления, понял, что был прав.
— Мероби-то я знаю, конечно, — задумчиво произнесла она, бдительно следя за каждым изменением выражения моего лица. — Только вот…
— Что?
— Ты почему-то решил, будто мне интересен ваш успех…
— Разумеется, интересен. Ты ведь хочешь жить.
— Жить?
— Конечно. Я тебе должен растолковывать очевидные вещи? Ты же всё сама прекрасно понимаешь.
— Может, и понимаю. Но не вижу, чтоб одно с другим было прочно связано.
— Действительно не видишь? — мне казалось, я очень удачно изображаю рассеянное недоумение. — Ты и в самом деле ещё надеешься сбежать?
— На что я уж там надеюсь — моё дело.
— Не пытайся показаться глупее, чем ты есть, детка… Какое выражение лица! Сейчас ты у меня спросишь, с чего это вдруг тебе захочется нам помогать. Угадал?
— Ну, допустим.
— Поторговаться захотела?
— Хотелось бы.
— Дурочку из себя строишь? На фига мне разыгрывать этот спектакль? Ты наперёд знаешь, что я скажу, наперёд не сомневаешься, что вынуждена будешь согласиться. Я знаю всё то же самое. В чём смысл? Считай, что я всё тебе уже сказал, все угрозы озвучил, ты поразмыслила и согласилась. Сэкономим время для сна, еды и секса. Ты завтра поднимаешься с нами, а сейчас неси ужин. На двоих.
И я с невозмутимым видом устроился на постели.
Она помедлила, прежде чем отправиться выполнять мой приказ. Может быть, мне просто показалось, будто во взгляде демоницы на миг появилось уважение. Может, я просто готов был выдать желаемое за действительное. Но, как бы там ни было, впечатление, что Маша склонна покориться, создалось. Я ждал злобной искры в её глазах, которая выдала бы, что пленница готова ценой жизни погубить меня и всех моих людей. Не было искры.
Да, демоница запросто могла завести нас куда-нибудь в объятия плотоядного леса, в логовище дракона или в огненное море. Проконтролировать её я не смог бы, потому что местность не знал никто из шедших со мной, включая трудяг из обоза, местных обозных солдат и их командира.
Пыльная скалистая местность изобиловала дорожками и тропинками, горками и горушками, провалами и оврагами. Лабиринт в чистом виде, и карта, выданная мне, ни в коей мере не отражала реальной картины. Очень уж она была общей, где уж там мечтать о подробностях.
Зато Маша тыкала пальцем в нужный поворот с уверенностью местного жителя. Иногда она сопровождала свои жесты пояснениями: «Этот путь покороче, но похуже, этот подлиннее, но широкий и укатанный», и больше ничего, могущего показать её личное отношение к происходящему, только невозмутимое демоническое лицо и поджатые тоненькие губы.
Первые полчаса этого пути я нешуточно психовал внутри себя, в красках представляя, в каком неласковом месте мы можем закончить жизнь по милости моей пленницы. Ведь она наш враг, и желать нам может только зла! Изощрённая мстительность местным жителям свойственна в той же мере, что и людям. Но потом мне стало очевидно: терзания бесполезны. Не будь Машки, мы точно так же рисковали бы в каждый момент пути, потому что не знали бы наверняка, куда именно надо идти. Нам пришлось бы гадать и уповать на удачу. Точно так же, как теперь — на страх демоницы за собственную жизнь.
Изумило меня то, что ни Аканш, ни командир обоза не задавали мне вопросов по поводу Маши, не усомнились в разумности моего доверия ей. Ну ладно начальник снабженцев — его дело маленькое, он надзирает за погонщиками, следит, чтоб не стыбзили и не растеряли по оврагам материальные ценности, чтоб бойцы не бухали и не отвлекались от работы на отдых, мародёрство, охоту и развлечения. Но Аканш-то! Он прекрасно знает, кто такая Машка, представляет себе, насколько я малоопытен в обращении с пленными демонами. Но он держался бестревожно. И этого я не мог понять.
Однако прямо спрашивать опасался. Много ли я понимал в тонкостях имперской психологии? Может быть, заронив зерно сомнения, я спровоцирую панику, которая закончится катастрофой. К тому же мой личный престиж может рухнуть, а чем это чревато в боевой ситуации — очевидно. Нет уж, раз так, буду делать вид, будто бы уверен в каждом своём шаге. Собственно, именно так и должен вести себя нормальный командир.
Мне трудно было совладать с собой и не показать изумления, когда, выбравшись вместе с обозом и отрядом из ущелья, я смог соотнести увиденное с картой и убедиться — лабиринт мы благополучно миновали, и до своих остаётся всего ничего. Маша стояла рядом с безмятежным видом. Этой ночью, уединившись с ней в закутке офицерской палатки, я с особенной страстью любил её, а она — меня. Мне впервые захотелось заглянуть в её мысли, узнать, почему она нас не предала — только ли из страха? — и почему так пылает сейчас.
Мою же страсть будоражило дикое и подавляющее ощущение. Это был отчасти отклик того страха смерти, что преследовал меня на всём пути по лабиринту, страха, который пробуждает особенно острый вкус к жизни. Никогда ещё секс не приносил мне такого удовольствия, но это удовольствие было злым, сродни чувству, сопутствующему победе над врагом. Я торжествовал над Машей, сумев добиться от неё повиновения, но в то же время помнил — это игра с огнём, в любой момент она может вонзить мне в спину кинжал. И неважно, в прямом ли смысле, или иносказательно.
