Сюзен Коллинз - И вспыхнет пламя
А когда возвращается, я принимаю из ее рук воду и молча киваю, зная, как бы ее взбесил мой сочувственный голос.
Пока девушка носит питье и собирает мои стрелы, Бити возится с проводом, а Финник идет купаться. Мне тоже не помешало бы привести себя в порядок, но я еще слишком потрясена, чтобы покинуть объятия Пита.
– Кого же они использовали против Одэйра? – тихо интересуется он.
– Какую-то Энни, – говорю я.
– Энни Кресту, наверное,
– Кто это?
– Мэгз вызвалась добровольцем вместо нее. Энни была победительницей пять лет назад, – поясняет напарник.
Другими словами, в то лето, когда наша семья жестоко страдала от голода, и мне пришлось начать всех кормить.
– Я почти не помню те Игры. Это, случайно, не год большого землетрясения?
– Ага, – подтверждает Пит. – Энни сошла с ума, когда ее напарника обезглавили. Сбежала от всех и долго пряталась. Потом от землетрясения рухнула дамба, и большая часть арены ушла под воду. Энни выжила потому, что лучше всех плавала.
– А потом ей не стало лучше? – уточняю я.– Я имею в виду с головой?
– Трудно сказать. Не помню, чтобы она мелькала во время следующих сезонов. Но, судя по Жатве, девчонке не полегчало.
«Так вот кого любит Финник, – думаю я. – Не вереницу поклонников и поклонниц из Капитолия, а несчастную сумасшедшую девушку с родины».
Грохот пушки заставляет нас всех собраться вместе на пляже. Планолет возникает, по нашим расчетам, в шестичасовом секторе. Челюсти опускаются не один, а пять раз, подбирая растерзанный труп по частям. Кто погиб, угадать невозможно. Что бы ни происходило в секторе номер шесть, я не желаю этого знать.
Пит чертит на древесном листе новую карту, прибавив «Г» вместо «говоруны» на четырехчасовом участке и «тварь» там, где только что собирали расчлененное тело. Теперь нам известно, чем угрожают семь секторов. Выходит, и в нападении соек можно найти светлую сторону: по крайней мере, мы снова представляем себе, в какой части циферблата находимся.
Финник сплетает еще одну миску для воды и рыболовную сеть. Я устраиваю короткое купание и вновь натираюсь мазью. А потом сижу у воды, чищу рыбу, пойманную Одэйром, и наблюдаю за тем, как солнце скрывается за горизонтом. Восходит луна, и арена наполняется таинственным полумраком. Мы уже готовы поужинать сырой рыбой, когда звучит гимн. И появляются лица...
– Кашмира. Блеск. Вайресс. Мэгз. Женщина из Пятого дистрикта. Морфлингистка, отдавшая свою жизнь за Пита. Чума. Трибут из Десятого.
Восемь покойников. Да еще восемь вчерашних. Это две трети участников, а ведь прошло каких-нибудь полтора дня. Своего рода рекорд.
– Что-то быстро редеют наши ряды, – замечает Джоанна. – Кто остался? Мы пятеро, и еще Второй дистрикт?
– Рубака, – прибавляет Пит, не задумываясь, видимо, не забыл совет Хеймитча.
С неба опускается парашют с корзинкой квадратных булочек размером на один укус.
– Это из твоего дистрикта, Бити? – подает голос мой напарник.
– Да, из Третьего, – кивает тот. – Сколько их там?
Финник пересчитывает, пристально вглядываясь в каждую булочку и аккуратно складывая их обратно. Его обращение с хлебом все еще кажется мне подозрительным.
– Ровно две дюжины, да? – уточняет Бити.
– Двадцать четыре, – кивает Одэйр, – Как будем делить?
– Пусть каждый возьмет по три штуки, – предлагает Джоанна, – а те из нас, кто доживет до завтрака, сами как-нибудь разберутся. По жребию, например.
Я отчего-то прыскаю в кулак. Может, из-за того, что она права? Девушка отвечает почти одобрительным взглядом. Или нет, не совсем одобрительным, но слегка довольным.
Подождав, пока десятичасовой участок накроет волна и прилив уляжется, мы возвращаемся на берег и разбиваем лагерь. Теоретически, если держаться подальше от джунглей, теперь можно хоть целые сутки напролет оставаться в безопасности. Из сектора номер одиннадцать доносится режущий ухо стрекот какого-то – скорее всего, смертоносного – насекомого, но пляж вроде пуст, На всякий случай мы стороной обходим подозрительный участок: вдруг эти букашки, или как их там, только и ждут наших неосторожных шагов, чтобы напасть?
Не представляю себе, отчего Джоанна до сих пор не свалилась с ног. С начала Игры ей удалось поспать не более часа. Мы с Питом вызываемся караулить первыми: во-первых, потому что лучше других отдохнули, а во-вторых, нам хочется просто побыть вдвоем. Остальные мгновенно отключаются. Финник спит беспокойно, мечется, то и дело бормочет: «Энни...»
Мы сидим на сыром песке, смотрим в разные стороны. Я прижимаюсь к напарнику правым плечом и бедром. Он наблюдает за джунглями, а мне досталась вода. Хороший расклад, потому что меня все еще преследуют голоса соек-говорунов, к сожалению, неспособные потонуть даже в неблагозвучном назойливом стрекоте. Проходит время, и я опускаю голову на плечо Питу. Чувствую, как его ладонь поглаживает мои волосы.
– Китнисс, – подает голос он. – Нет смысла притворяться, будто нам неизвестны намерения друг друга.
Может, и нет. Но и обсуждать это бесполезно. По крайней мере, нам это ничего не даст. А зрители Капитолия... представляю, как они припадут к экранам, лишь бы не пропустить ни единого слова.
– Я не в курсе, какую сделку вы заключили с Хеймитчем, но ты должна знать: он и мне кое-что обещал. – Ну разумеется. Ментор посулил напарнику спасти мою жизнь, чтобы усыпить его бдительность. – Следовательно, одному из нас он сказал неправду.
А вот это уже привлекает мое внимание. Двойная сделка. Двойная игра. И только Хеймитчу наверняка известно, кто обманут. Я поднимаю голову и смотрю Питу в глаза.
– Для чего ты сейчас это говоришь?
– Чтобы напомнить, насколько разные у нас обстоятельства. Если ты умрешь, мне не будет покоя в Двенадцатом дистрикте. Ты – вся моя жизнь, – заявляет он. – Я уже никогда не нашел бы счастья.
Мне хочется возразить, но Пит прижимает палец к моим губам.
– Ты – другое дело. Не скажу, что придется легко, но есть люди, ради которых тебе стоит жить на свете.
Тут он снимает со своей шеи цепочку с золотым медальоном. Поворачивает его в лунном свете, так чтобы я могла разглядеть пересмешницу. Потом касается большим пальцем потайной кнопки, совершенно не заметной прежде, и диск открывается. Оказывается, он полый внутри. На правой половинке – снимок мамы и Прим. Они радостно над чем-то смеются. Слева – Гейл, и на лице у него искренняя улыбка.
Сейчас ничто не могло бы сломать меня быстрее, нежели эти три портрета. После всего, что я слышала считаные часы назад... Это удар ниже пояса.
– Ты нужна родным, Китнисс, – произносит Пит.
Родные. Мама. Сестра. Мнимый кузен. Замысел Пита слишком легко разгадать. Он хочет, чтобы однажды Гейл и вправду сделался частью моей семьи. Чтобы я победила и вышла за него замуж. Чтобы даже не сомневалась по поводу выбора.
Пит задумал отдать мне... все.
Я жду, когда он заведет речь о ребёнке, ради следящих за нами камер, но этого не происходит. Значит, наш разговор не был частью Игры. Пит на самом деле искренне дал мне понять, что чувствует.
– А я никому не нужен, – говорит он без нотки жалости к самому себе.
Это верно, семья без него проживет. Поскорбит для приличия, так же, как и кучка приятелей, но вполне продержится. Даже Хеймитч смирится с потерей – при помощи дополнительных доз алкоголя. Лишь один человек на свете действительно пострадает от этой невосполнимой утраты. И это я.
– Мне, – возражаю я. – Мне нужен.
Он с расстроенным видом набирает в грудь воздух. Готовится к долгому спору, а это нехорошо, это плохо, потому что разговоры о Прим и матери еще больше собьют меня с толку. И я закрываю напарнику рот поцелуем.
Ну вот, опять это странное чувство. Так уже было однажды. В прошлом сезоне, в пещере, я целовала Пита, выпрашивая подарки у Хеймитча. Потом это происходило тысячи раз – и во время Игр, и потом. Но только единственный поцелуй затронул что-то в моей душе. Пробудил жажду большего. Правда, из головы тут же побежала кровь, и Пит уложил меня обратно.
На этот раз нам ничто не мешает. Напарник делает еще несколько попыток заговорить – и наконец сдается. Внутри меня разгорается обжигающее чувство; оно разливается из груди по всему телу, по рукам и ногам, до самых кончиков пальцев. Жаркие поцелуи не утоляют – наоборот, распаляют желание. А я-то считала себя знатоком по части жажды и голода. Но здесь нечто слишком новое.
Первый полночный удар электрической молнии в дерево разом приводит нас в чувство. А заодно будит Финника. Тот резко садится с коротким вскриком и запускает пальцы в песок, словно хочет удостовериться, что наконец вернулся к реальности.
– Я больше не усну, – заявляет он. – Сменю кого-нибудь из вас, идите, поспите. – И лишь теперь замечает наши объятия и выражения лиц. – Ну, или оба. Я один справлюсь.
