Сергей Мусаниф - Имперские танцы
Адмирал Клейтон в сопровождении другого Моргана, тоже адъютанта, какого-то десантного генерала и контр-адмирала Эстона, командующего МКК, заставил себя ждать почти полчаса. Это было еще одно оскорбление, и Юлий определил, что герцог начинает медленно закипать. За время полета на «Александре Великом» Юлий был вынужден часто общаться с герцогом, и сделал для себя вывод, что в дипломаты тот никак не годится. Слишком резок и невыдержан в суждениях.
Но император не мог рисковать сам и прислал своего прямого наследника.
– Добрый день, господа, – сказал адмирал Клейтон, не извинившись за опоздание и не подав герцогу руки. – Что просил вас передать мне мой царственный брат?
– Что он не считает вас своим царственным братом, – сказал герцог.
– И кем же он меня считает? – любезно поинтересовался мятежный адмирал.
– Бунтовщиком.
Они не договорятся, подумал Юлий. Они обменялись только парой фраз, и я уже вижу тупик, в который зайдут эти переговоры.
– Петра Первого тоже называли бунтовщиком, – напомнил адмирал Клейтон. – Но потом его стали называть императором. Однако с прошествием времени его Империя начала гнить. Пришло время создать Новую Империю.
Юлий хотел бы поинтересоваться, чем новая империя будет принципиально отличаться от старой, но слова ему никто не давал. Тогда он стал смотреть на брата.
Гай Морган. Старше Юлия на десять лет. Тоже полковник. Но это временно. В только что создавшихся империях люди растут очень быстро.
Гай был похож на Юлия, но еще больше он был похож на отца. Их сходство усиливала гримаса надменного превосходства, застывшая на лице старшего брата.
Они никогда не были особенно близки с братом. Из всех родственников лучшие отношения у Юлия были с Пенелопой. Зато Гай был тем, на кого равнялся маленький Юлий. Блистательным военным и превосходным пилотом.
Теперь он стал мятежником. Уж этого Юлий точно не ожидал.
– Давайте сейчас не будем спорить о терминах, – предложил герцог. – Лучше обсудим сложившуюся ситуацию. Вы ознакомились с теми отчетами, что мы отправили вам по гиперсвязи?
– О, да, – сказал Клейтон. – Они очень убедительны, на этот раз люди из УИБ превзошли самих себя. Столь масштабных фальсификаций мне видеть еще не доводилось.
– Фальсификаций?
– Разумеется. Неужели вы считаете меня настолько глупым, что я способен поверить в историю о громадном инопланетном флоте вторжения, появившемся у границ вашей Империи в столь удобное для вас время?
Юлий отметил слова «ваша Империя».
– Вы видели записи с внешних камер, вы видели данные тактического компьютера, вы видели интервью с присутствующим здесь живым свидетелем – полковником Морганом, и вы все равно считаете, что мы пытаемся ввести вас в заблуждение?
– В наш век информация – не только самый дорогой, но и самый подделываемый товар, а слово полковника Моргана, цепного пса дома Романовых, в моих глазах не стоит и ломаного яйца.
И выеденного гроша, добавил про себя Юлий, не забыв отметить и «цепного пса дома Романовых».
Все-таки дипломатией должны заниматься профессиональные дипломаты, а не военные.
И герцог, и адмирал говорят именно то, что они думают. Для переговорщика это качество неприемлемо.
Дипломат десять раз подумает, а потом промолчит, в то время как военный начнет резать правду-матку и будет резать ее до тех пор, пока не зарежет.
Империя никогда не использовала дипломатов в переговорах с бунтовщиками. Может быть, это был ее минус.
Юлий продолжал следить за своим старшим братом. При словах про цепного пса на лице Гая Моргана не дрогнул ни один мускул.
– Если бы мы хотели солгать вам, то придумали бы что-нибудь более убедительное, – сказал герцог. – Более правдоподобное. Но мы не лжем.
– Допустим, что я поверил в вашу чудовищную ложь, – сказал Клейтон. – И что вы от меня хотите?
– Сейчас мы ведем переговоры со всеми независимыми государствами о создании единого военно-космического флота для отражения внешней угрозы. Нам нужны ваши корабли.
На этот раз Юлий отметил, что герцог говорит «мы» вместо «Империя» и избегает называть титул своего собеседника.
– И кто должен возглавить сей гипотетический флот?
– Это обсуждается.
Ложь, подумал Юлий. Ложь, которая слишком легко просчитывается. Империя никогда не отдаст в чужие руки командование своими боевыми кораблями, тем более что сама владеет девяноста процентами этого флота.
Точнее, владела ими до мятежа Клейтона, отнявшего у императора треть кораблей.
Клейтон не мог поверить в заявление герцога, он в него и не поверил.
– Мои корабли вы никогда не получите.
– Ваши? – уточнил герцог.
– Мои. В отличие от вас, я – боевой адмирал и заслужил право командовать этими людьми. Я стал адмиралом в пятьдесят пять, а не в тридцать, и стал им потому, что честно служил и воевал, а не потому, что мне повезло родиться родственником важной шишки. Дворяне! – фыркнул Клейтон. – Все ваши титулы гроша выеденного не стоят. Я не родился дворянином только потому, что мой прадед не резал глотки вместе с прадедом вашего драгоценного императора. А теперь я сам стал императором и тоже могу раздавать титулы направо и налево.
Переговоры будут короткими, подумал Юлий.
Эти два кретина уже готовы вцепиться друг другу в глотки. Но они сегодня не будут убивать друг друга, потому что завтра мы сделаем это за них.
– Я вам даже больше скажу, – продолжал Клейтон. – Вы здорово просчитались, когда придумывали своих инопланетян.
– Что вы имеете в виду?
– Они летят не с той стороны, – сказал Клейтон. – Судя по вашим же собственным данным, этим мифическим пришельцам понадобится пролететь через всю вашу Империю, прежде чем они доберутся сюда. Я думаю, что вы с вашим флотом зададите этим пришельцам хорошую трепку и, если их остатки все-таки сюда прилетят, мы их раздавим.
Иными словами, Клейтон собирается использовать пятьдесят миллиардов человек – население Империи после отделения системы Гаммы Лебедя плюс жителей независимых планет – в качестве буфера между собой и флотом вторжения.
И это явно его продуманная позиция, хотя он и уверяет, что не верит в Чужих.
Вот она, политика, подумал Юлий.
– Если Человеческая Империя падет, вашей системе не выстоять в одиночку, – сказал герцог Романов.
– Я все-таки рискну.
– Вы рискуете не только своей судьбой, но судьбой всего человечества.
– Избавьте меня от вашей дворянской напыщенности.
– Вы готовы принести миллиарды людей в жертву своим амбициям?
– Я взял на себя ответственность за систему Гаммы Лебедя. И я готов оберегать этих людей, своих подданных. А вы свою Империю защищайте сами.
Вселенная может быть и бесконечна, но она слишком тесна для двух человеческих империй, подумал Юлий. У Чужих есть хорошие шансы взять нас без единого выстрела. Мы готовы уничтожить себя сами.
Обе делегации отбыли, и Юлий остался в переговорной комнате один. Под конец короткого и ни к чему не ведущего разговора он обратился к Клейтону с просьбой позволить ему поговорить с братом наедине, и, к его величайшему удивлению, такая возможность была ему предоставлена.
Клейтон сказал, что его брат придет сюда через двадцать минут, а после окончания их беседы Юлий будет доставлен на борт «Александра Великого» катером с «Зевса».
Герцог и сопровождающие его лица отбыли, и Юлий остался один на территории врага.
Он закурил сигарету и собрался с мыслями. Он был слишком незначительной фигурой, чтобы его могли захватить и использовать в качестве заложника, но он все равно нервничал.
Он поймал себя на мысли, что находится в состоянии непрерывного нервного стресса последние несколько месяцев. Это явно не доведет до добра.
– Привет. – Гай уселся в кресло, нагретое задом новоявленного императора.
– Привет, – сказал Юлий. – Я смотрю, твой босс тебе полностью доверяет.
– А твой тебе разве не доверяет?
– Говоря по правде, у меня столько боссов, что я не могу тебе точно ответить на этот вопрос.
– Понимаю, – сказал Гай. – Чего хотел?
– Покурим?
– Я не курю. Бросил пару лет назад.
– Вижу, ты радикально взялся за перемены в своей жизни.
– Перемены неизбежны.
– Но Морганы всегда сохраняли лояльность по отношению к императору.
– Я же говорю, перемены неизбежны.
– А как же честь?
– Сколько тебе лет?
– Я – твой брат, и ты не помнишь, сколько мне лет?
– Это был риторический вопрос. Конечно, я помню. Двадцать пять.
– Двадцать шесть.
– Когда тебе исполнится лет тридцать, ты поймешь, что в жизни есть и более важные вещи, чем честь.
– Например?
