Евгений Щепетнов - Охотник

– Отдохнуть. Немного отдохнуть. Подзарядиться, – коротко ответил Сергар, пытаясь подняться с табурета. – Еще – хорошей еды. Мяса, сметаны, сыра, красного вина. Хорошего красного вина. Можно подогреть его с пряностями. Мне нужно восстановить силы. Два часа отдыха, и я буду готов.

– Все сделаю! Все! – Зоя вскочила, будто подброшенная катапультой, пошатнулась, удержалась на ногах и лихорадочно пригладила волосы, проведя по ним ладонью. – Если что-то еще надо – скажи! Я сейчас! А дочку куда?

– Тут пусть лежит. Не трогайте ее. Мне принесите кровать – прилягу. Или хотя бы матрас на пол бросьте, я немного посплю. Да, лучше матрас – поменьше суеты, не привлекайте внимания. Все! Пошли!

Сергар дождался, когда у подоконника на пол ему положили матрас. Он даже не посмотрел – чистый или нет, – в больнице матрасы особой чистотой не отличались. С трудом, с помощью Маши добрался до своего «великолепного» ложа и свалился, забывшись тяжелым, беспокойным сном.

Ему приснилась битва под Скельгеном, впервые, после стольких лет. Он навсегда постарался забыть тот день, а тут вдруг – опять, как наяву: огромный, закованный в сталь всадник с мечом в руках. Сергар ничего не смог поделать – тот выскочил из-за бугра откуда-то сзади, врубился в шеренгу магов, как наказание богов!

Маги не носили кольчуг – они плохо влияют на способность подзаряжаться Силой. Не носили брони – по той же причине. Их оружие и защита – магия. Но только не после двух часов беспрерывной стрельбы огненными шарами.

Какой придурок поставил этакую хлипкую защиту? Маги никогда не работали без прикрытия! Во время стрельбы они были беззащитны сзади и с флангов, и зеланский конник тяжелой кавалерии доказал это в полной мере.

Двое магов погибли сразу, зарубленные одним ударом, – конник косил шеренгу, как добрый косарь луговую траву! Еще двое – прежде чем кто-то успел сказать: «Ах!»

Сергар все-таки успел метнуть в конника кинжал, бессильно скользнувший по тяжелой броне и лишь привлекший внимание «смертоносной стальной башни» к магу, не желавшему умирать без боя.

Навсегда запомнилась блестящая стальная полоса, взметнувшаяся вверх и ярко блеснувшая в свете полуденного солнца. Зазубрины на слегка волнистом лезвии, кровь, рубиновыми капельками разлетающаяся по сторонам, голубой камень в крестовине рукояти. Взгляд из прорезей высокого, украшенного султаном шлема, и царапина на правом наплечнике – даже не царапина, борозда, вероятно, проделанная наконечником тяжелого копья.

Сколько раз Сергару снилась эта картина! Сколько раз посреди ночи он просыпался с яростным криком, пробуждая своих боевых товарищей или трактирную шлюху.

Ярость! Страх! Боль и осознание скорой гибели – этого не забыть никогда!

Его тогда спасла случайность – отступая назад в попытке избежать удара клинка, он поскользнулся на кишках Иссольда, прежде стоявшего в строю слева и разрубленного ударом тяжелого меча. Упал, машинально прикрывшись рукой, и меч, вместо того чтобы развалить на две части, «всего лишь» отсек левую руку выше локтя, пройдя в пальце от груди и распоров новую форменную куртку.

Конник замахнулся еще раз, но через мгновение уже превратился в воющий, но еще живой кусок поджаренного мяса. Кто-то все-таки сумел сохранить часть Силы. А может, успел подзарядиться, пока уничтожали его товарищей.

С тех пор Сергар никогда, ни при каких обстоятельствах не осушал себя до конца. Всегда оставлял Силы на пару-тройку выстрелов.

Фонтанирующую кровью культю ему перетянули, слегка залечив рану, и отправили в тыл. Руку потом вырастили за счет казны – не из человеколюбия, нет, – государству было глубоко плевать на какого-то там боевого мага, но ведь кому-то все-таки нужно стоять в строю и палить по рядам зеланской конницы? А также легкой и тяжелой пехоты.

Вот и вылечили. Отсутствие руки не означает прекращение контракта. Вот если бы голову, тогда – да. А рука – что, рука отрастает! Месяц боли, зуда, горечи снадобий, безумного аппетита за обеденным столом – и конечность на месте.

Для гражданского человека эта работа лекаря стоила бы огромных денег. Таких, какие он не смог бы заработать и за всю свою жизнь.

По крайней мере, так сказал угрюмый лекарь высшего разряда, мобилизованный для нужд армии, как и многие из тех, кто месил грязь под хмурым небом Пограничья. Давно уже не хватало кадровых военных и глупых добровольцев, желавших сложить голову на службе Императору. Теперь в армию сгоняли всех, кто мог держать оружие. Или колдовать, как этот лекарь, мужчина лет сорока, с выражением вечного недовольства жизнью на холеном, чисто выбритом лице.

Говорили потом, что этот лекарь погиб во время прорыва вражеской конницы в район штаба соединений армий Кайлара. Тогда был начисто вырезан офицерский госпиталь и убиты около половины высших офицеров Кайлара.

Возможно, что именно это и повлияло на исход войны. Если армией командуют не кадровые офицеры, а глупцы, получившие должность за взятку, по знакомству или по наследству – участь армии предрешена. И страны – тоже.

– Олег, подымайся! Олег! Олег!

Сергар застонал, открыл глаза. Тут же почувствовал вкусный запах еды, увидел небольшой столик, уставленный тарелками. Все, что он заказывал – мясо, сыр, глубокая чашка с каким-то горячим варевом, бутылка вина, и рядом большая керамическая кружка с рубиновой жидкостью.

Много пить не стал – сделал несколько глотков, чувствуя, как терпкая жидкость обжигает пищевод, начал медленно хлебать густой суп, наполняя пустой желудок, властно требующий сытной пищи.

На обед ушло около получаса. Сергар не спешил и не обращал внимания на застывшую, как статуя, Зою. Женщина стояла молча, неподвижно, изредка моргая, – только это и выдавало в ней жизнь. Прислуживала ему Маша – подавала, подкладывала, убирала, подливала, искоса поглядывая на молчаливого парня. Пыталась что-то спросить, но он не отвечал, игнорируя любые вопросы, даже самые невинные. Тогда она слегка обиженно замолчала, что тоже не произвело на него никакого впечатления. Не до них. Не до баб. Он вспоминал…

«Мозговые болезни – самое сложное, с чем может столкнуться лекарь в своей практике. Мы не знаем и, скорее всего, не узнаем, как человек думает, как мыслит, каким способом это происходит. С давних времен, еще с тех, когда человек бегал по просторам Мира, одетый лишь в шкуры, люди заметили – стоит повредить мозг, и вместо прежнего человека перед вами оказывается животное, или еще хуже – растение, неспособное на человеческое поведение.

Мозг – вот хранилище души, и если его повредить, душа или прячется туда, где болезнь не может ее достать, либо улетает, чтобы найти себе новое пристанище, чтобы начать новую жизнь в новом теле. И лучше так, потому что загнанная в узилище душа страдает, но не может найти выхода из той темницы, в которую себя загнала.