Липовый барон - Илья Николаевич Романов
Вот такая моя скотская натура: вечно все важные вопросы спускаю на тормозах, типа потом всё само собой разрешится.
Блин! Я же сутки крысят не кормил!
Прихватив молоко на кухне, я кинулся в свою комнату. Ну, не войте, мелкие, сейчас вас покормлю! Вот примерно это хотел сказать, но не судьба. Крысят, ну этих ласок, по-местному сайкух, просто не было в коробке.
Первая мысль была, что крысята всё же докоптили небо — утопили их, пока меня не было. Присел на кровать, чуть взгрустнул о неприкаянных душах бессловесных тварей. А потом в мой пропитый мозг начала тихо скрестись другая идея.
Мой мелкий обязательно сказал бы, если с детёнышами что-то уже сделали, а он об этом ни гу-гу. Что-то тут не складывается.
— Гумус! — заорал я на весь дом. — Живо ко мне!
— Звали, кор Ваден? — через полминуты заглянул ко мне в комнату малой.
— Гумус! Где сайкухи?! — спросил я и по растерянным глазам оруженосца понял, что тот сам не в курсе.
Блин! Сбежали из коробки крысята-убийцы! Меня же Равур за такие новости с потрохами сожрёт! Чуйка напряглась: будет много криков, после которых двери этого дома будут навсегда для меня закрыты!
И ведь как-то смогли?! Они же совсем мелкие! Только глаза недавно открыли! Хотя что тут гадать. Были у меня в детстве котята, те в конце второй недели тоже чудеса изобретательности стали проявлять при побеге. А сайкухи — это не котята; я даже примерно не знаю, сколько им недель исполнилось; другая фауна, другая конституция тел. В общем, влип я.
— Это твоя вина! Ищи их! — после недолгих размышлений нарезал я задачу оруженосцу.
Так-то понимаю, что вины Гумуса тут нет никакой, это я мудак, но ведь надо же на единственного подчинённого свой косяк переложить. Во-первых, это единственное нерушимое правило общения начальства с подчинённым, и во-вторых, солдат постоянно должен быть чем-то озадачен, чтобы лишние мысли в голову не закрадывались. Найдёт и поймает — хорошо, не поймает — буду думать, как отмазать свою попу от гнева Равура.
— Гумус! Делай что хочешь! Но крысят поймай! И вот ещё что! Молчи! Никому не говори, что крысы-убийцы сбежали! — я продолжал выдавать приказы. — Ты меня понял?! Выкручивайся, как можешь! Но этих мне поймай!
Ну не надо на меня гнать за то, что я отыгрываюсь на единственном подчинённом! Послужите, что ли, в армии, тогда вам пояснять ничего не надо будет! Есть такая профессия: не-е-е, это не «Родину защищать», а «рожать и подрезать». Ну и также прикрывать свой попец от «гансов», «пиджаков», «сундуков», стукачей и старослужащих.
В общем, Гумус роется по всей комнате в поисках крысят, а их нигде нет. Ну что тут сказать: похоже, что фраза «писец подкрался незаметно», в моем случае, — это уже не просто слова, а суровая действительность. Крысята сейчас и есть мой самый большой «писец».
За осторожными поисками сайкух прошёл час. Гумус напряг паренька-посыльного на помощь в поисках. Вот он принцип дедовщины в действии! Типа я уже оруженосец, а ты пока не пришей кобыле хвост; работай, салага.
За инициативу и солдатскую смекалку я Гумуса похвалил, но тут же дал подзатыльник, чтобы сам не сачковал. А вы что думали, дедовщина — это изобретение двадцатого века? Она всегда была, но под другими названиями, и живёт столько же, сколько существуют человеческие цивилизации.
За раздачей подзатыльников двум мальчишкам и обещанием подарить монету, само собой, серебро, как-то незаметно прошло всё оставшееся время. Да и вот ещё что, тычки мальчишке-посыльному — это награда и инициация в нашу среду: своих бьют с любовью, а чужих просто в мясо.
— Кор Ваден, за вами приехали, — отвлёк меня Гумус от созерцания наведённого мною шороха.
— Бросай искать. Поедем, — ответил я. — А ты, как там тебя?! Ищи дальше. Найдёшь, поймаешь, и я подумаю, как с тобой дальше быть…
Вот так, в нескольких словах, пообещал пареньку его устроить, а сам даже не знаю. К себе взять точно не смогу, но обещание уже прозвучало, а его надо кровь из носа всегда выполнять, иначе себя уважать не буду.
* * *
Мужик, приехавший за нами, был неприглядным: каким-то серым и невзрачным. Сидел для статуса на низкорослой кобыле, но серебром цепи не блистал — значит, не дворянин. Но на хорошей должности и не низкого положения, раз может позволить себе лошадь.
— Куда едем? — спросил я, усаживаясь в седло.
— Увидишь! — ответил мне мужичонка.
Вот засрань. Он меня ни во что не ставит, судя по ответу. Впрочем, мне не нужно его уважение, вопросы бы решить, а не лаяться из-за своей липовой дворянской чести.
Ехать пришлось не в Мрачный, а в Небеса. Блин! Мне с моими жизненными напрягами только не хватало мелькать в этом рассаднике дуэлей. Всю дорогу я ожидал, что до меня докопаются. Пронесло.
Остановились мы в таверне. Встречающий нас мужик не впечатлил: низкий, полноватый, толстые пальцы в чернилах. Глазки бегающие. Жиденькая курчавая бородка и бакенбарды. Лоб покатый с кучей морщин.
— Как понимаю, кор Ваден? — задал он риторический вопрос.
— Да. Давайте присядем и закажем что-нибудь, раз мы здесь, — ответил я.
— Конечно. Проследуем…
Я ожидал, что мы забьёмся в какой-нибудь из углов таверны, но мы прошли в вип-кабинет. Всё заведение на виду, но нас почти не видно из-за занавесок.
Дальнейший разговор был для меня очень тяжёлым. Вы когда-нибудь разговаривали с человеком, который по профессиональной привычке очень скользко строит все фразы? Вроде ничего особенного не сказал, но в каждой фразе смысла минимум два, а то и четыре разом. Сразу скажу, я многое не понимал, но дело было даже не столько в чуждом и плохо известном мне местном языке, сколько в специфике общения с мутным собеседником.
Я понял только основное. Мужик — писарь в пятом отделе. Как будто мне это что-то сказало! Представиться он не захотел. Типа достаточно и таких фривольностей, как обращение к друг другу на «ты»! Суд над Антеро будет условно показательным! А вот это уже не есть гуд! Разные реальности, разный быт, но такой суд во всех мирах
