Изгой. Том 1 - Екатерина Аникина
Я вот, например, ни черта не помню, что в это время творю, и не сказать, что мне от этого прямо вот очень плохо. Только я всегда думал, что появление подобных воинов на поле боле — это искусственное введение в транс или действие какой-то наркоты.
Кланы, владеющими подобным даром, не слишком распространяются информацией на этот счет, Оши не исключение.
Ненадолго замешкавшись, я все же призвал дар, да еще пытаясь сотворить совсем нехарактерное для него заклинание из школы Огня, чтобы целенаправленно расшевелить химитсу.
Если мне никуда от него не деться, то нужно научиться его как-то контролировать. Это первое, что должен сделать одаренный со своим даром, это основа основ, которое вбивают в самые горячие головы в прямом смысле этого слова.
Марико, каким-то образом влияет на меня, как перчатки, созданные специально для Кэтсу, и теперь пришло время начать избавляться от сковывающих меня оков, иначе дар просто-напросто пожрет меня, как многих, которые так и не смогли с ним совладать.
Было много примеров, как огневики самовоспламенялись, а водники — тонули, даже близко не подходя к воде. Ждать, пока тьма поглотит, и меня просто пристрелят, как бешенную собаку, от которой я буду мало в таком случае отличаться, как-то не слишком хотелось.
Сложенные ветки и лежащее на них тело вспыхнули ярким и жарким пламенем, а я почувствовал, как внутри меня поднимается волна, все еще чуждая мне. Моей маленькой победой было уже то, что я почувствовал ее, и чувствовал все то время, когда она меня поглощала.
На какие-то пару секунд я потерял ориентацию в пространстве, но, когда головокружение прошло, то на меня начали волнами накатывать несвойственные мне чувства: гнев, необоснованная ярость, желание убивать, чувствовать чужую кровь на своих руках, желание причинить боль…
Эти чувства были настолько острыми, что я невольно пошатнулся под их натиском и… словно очнулся ото сна. Я так сильно хотел осознать себя во время трансформации, что, кажется, мне это удалось.
Проблема заключалась в том, что те чувства, они никуда не делись, более того, каким-то образом они умудрились притупить мои собственные. Я хочу убивать? Ну, бывает, а вот нехрен меня злить и пытаться наезжать!
Неожиданно, для себя самого, я понял, что помню все, что произошло тогда в комнате, после того, как меня, словно свечку, зажег Ясуши.
Предельно ясно и четко я помнил каждое слово и каждое движение, которые были тогда произнесены и сделаны в небольшой комнате женского сектора. Единственной проблемой Ясуши, когда он заглянул в мои глаза было то, что увиденное ему по какой-то причине не понравилось.
Пока я пробуждался, гоняя по жилам, наверное, ставшую черной кровь, которая активировала каждую частичку моего тела и разума, единственное, что я узнал от представителя Оши — живым мне с острова не выйти.
Ясуши не владел химитсу и был предельно расслаблен, поэтому исход боя был решен, так толком и не начавшись. Он был врагом, который хотел мне навредить, а враги должны были быть уничтожены.
Другого значения просто не может быть, есть только два: враг — его необходимо уничтожить самым кровавым и жестоким способом, и друг — его нужно оберегать и защищать ценой собственной жизни, третьего не дано.
Насчет Кэтсеро я тогда так и не определился, под какую категорию он больше попадал. А вот вошедшая следом за ним в тот момент Марико была врагом, я это осознавал довольно ясно, только причины этому пониманию так и не смог себе объяснить: ни тогда, ни сейчас.
Скорее всего, моему второму «я», буду пока называть это состояние именно так, совершенно не нравилось, что мной может кто-то управлять, ведь берсеркер никоем образом не может быть чьей-то марионеткой, никогда.
Внезапно, я почувствовал жжение на животе, и какую-то, словно бы пульсацию. Опустив взгляд, увидел, что мой меч вибрирует в своих ножнах, словно дрожит.
Вытянув его, я посмотрел на сияющее лезвие, которое в свете огромного поминального костра стало казаться зеркальным, а по клинку то и дело пробегали всполохи уже знакомых мне рун, затухая и вспыхивая вновь.
Поднеся клинок к лицу, я увидел в нем отражение непроницаемо черных глаз. Ну что, давай знакомиться.
Все мысли и чувства обострились до предела. Реакция стала молниеносной, а также пришло осознание, что все, что сейчас происходит, в какой-то мере — это я. И после того, как эта волна радостного безумия схлынет, я вполне буду помнить все, что со мной происходило в этот момент, и для этого не нужно будет обращаться, чтобы что-то вспомнить.
Ну вот, не нужно было бояться и пытаться как-то избавиться от моего второго я, это ведь для Оши почти тоже самое, что отрубить себе какую-нибудь часть тела. Нужно было просто понять, что мне с этим жить и смириться.
Не нужно было бежать в ужасе, чтобы спрятаться, а спокойно принять неизбежное. Сейчас все встало на свои места, и я облегченно закрыл глаза, переставая пялиться на руны клинка, которые словно зажигались в определенной последовательности одновременно успокаивая меня и разжигая еще больше яростный внутренний огонь.
Да, я вот такой, и что? Самое главное — это контроль, а вот с этим могли возникнуть определенные проблемы, потому что я до сих пор не понял, как воздействовать на химитсу напрямую.
Меч снова завибрировал, теперь уже в руке, и вместе с этим пришло осознание — это не Марико пробудила этот дар, это он откликнулся на пробуждение меча, который, похоже, ковали специально для Оши. Кровожадный ублюдок, все свойства которого мне еще предстоит изучить. Непонятно только, почему дар гаснет в присутствии Марико.
Ноздри затрепетали, уловив знакомый тяжелый запах весьма экзотичных духов.
— Ты зря сюда пришла, — я говорил спокойно, не оборачиваясь, отмечая про себя, что по моему голосу невозможно было сейчас понять, в каком состоянии я сейчас нахожусь. — Полагаю, что условным сигналом для тех ублюдков, которые сейчас гниют в пещерах, был не просто два красных свистка над Фудзиямой?
— Иногда, ты очень странно выражаешься. Мне в такие моменты кажется, что ты вовсе не японец. Почему так происходит?
— Потому что тебе не кажется, — и я резко развернулся, перехватывая прямо в воздухе летевший в меня сюрикен. Женщина разглядела мои глаза и отшатнулась, при этом по ее лицу, под толстым слоем белого грима, как обычно, невозможно было
