Братья крови - Русанов Владислав Адольфович
– Сколько же у вас комнат? – не выдержала Жанна, шагая по длинному коридору.
– Семь. И я желала бы иметь восьмую…
– Она вам необходима под библиотеку? – Девушка с трудом сдерживала смех.
– Вот именно, дитя мое. А то приходится совмещать библиотеку с рабочим кабинетом. – И добавила:—Давай будем на «ты». Друзья Анджея – мои друзья.
В гостиной, обтянутой шелком, у имитации камина сидел в кресле невысокий сухощавый мужчина с седыми висками, но моложавым лицом. Увидев нас, он вежливо поднялся, сделал пару шагов навстречу.
«Нет, не репортер, – подумал я. – Но и не из наших. Чей-то слуга крови?»
– Позвольте вас познакомить, – произнесла Жюстина. – Анджей Михал Грабовский. Высший. Вассал князя Киева. Мой старинный друг.
Я поклонился в ответ на улыбку седого. Судя по прямым речам француженки, он в Великую Тайну посвящен. Что ж, тем лучше.
– Жанна. Как я понимаю, тоже из Киева. Спутница Анджея.
На этот раз человек приосанился, щелкнул каблуками, как заправский кавалергард, и отвесил четкий кивок. Я даже ощутил укол ревности.
– А перед вами Николай Николаевич Пашутин. Глава Санкт-Петербуржского отделения «Детей Протея». Оборотень, – пояснила она не иначе как нарочно для Жанны, я-то сразу догадался, услыхав название организации. И вспомнил, при каких обстоятельствах упоминалась его фамилия. Конечно же! Прозоровский говорил, что неплохо бы с ним посоветоваться.
Многие высшие вампиры испытывают предубеждение против оборотней, считают их низшими существами, не годными ни на что, кроме как служить кровным братьям. Я никогда не относился к их числу.
– Рад знакомству. Называйте меня просто Анджей.
– Николай, – улыбнулся Пашутин. На этот раз искренне и дружелюбно.
Глава вторая
Новые загадки
Мы расположились вокруг маленького инкрустированного лазуритом столика. Янина принесла кофе. Себе, Пашутину и Жанне. Мы с Жюстиной, само собой, человеческой пищей не питались.
Я видел, какие любопытные взгляды бросает девушка на Николая. Еще бы! Первый увиденный ею оборотень. Что она могла знать об их племени? Кошмары, щедро тиражируемые тем же Голливудом? Страсти-мордасти, почерпнутые из русскоязычной фантастики, растущей последние годы как на дрожжах? Бабушкины сказки? Хотя не помню, чтобы в русских сказках упоминались оборотни…
Кажется, последнюю фразу я произнес вслух.
Глава «Детей Протея» прищурился.
– В сказках о нас почти ничего не говорится. Да русские сказки изрядно выхолощены церковниками. А вот былины языческих, дохристианских времен помнят о нас. Например, о моем далеком предке Вольге Всеславьевиче. Не помните?
– Не помню, – откровенно признался я, а Жанна только головой покачала.
– Ну как же, как же, – оборотень прикрыл глаза и процитировал по памяти:—«Стал Вольга ростеть-матереть, похотелося Вольги да много мудростей: щукой-рыбою ходить Вольги во синих морях, птицей-соколом летать Вольги под оболоки, волком и рыскать во чистых полях». Оборотничество до прихода византийских миссионеров не считалось на Руси чем-то зазорным. Напротив, оборотни были весьма уважаемыми членами общества.
– Да я не возражаю. Возможно, мне попадались самые достойные из оборотней, способные обуздывать желания.
– Так «Дети Протея» для того и объединились, чтобы контролировать проявление животных инстинктов в моих соплеменниках.
– А в кого вы превращаетесь? – не выдержала изнывающая от любопытства Жанна.
– Оборачиваюсь, – слегка поморщился Пашутин. – Я предпочитаю именно такой термин.
– Ну хорошо, оборачиваетесь вы в кого? Волк?
– И волк тоже. Я – оборотень-универсал, могу обернуться в любого зверя, чья масса тела хотя бы приблизительно совпадает с моей. Ну и конечно, я хотел бы прежде этого зверя увидеть. Так что рыба-щука и птица-сокол – не для меня.
– Вот так вот по желанию и оборачиваетесь? – не унималась девушка.
Николай замялся. Кажется, его смущало излишнее внимание к своей персоне.
– Есть определенные наборы рун. Вам знакомо руническое колдовство?
– Нет. А любой может воспользоваться рунами?
Жюстина, не скрывая улыбки, глянула на меня. Ей доставляла удовольствие непринужденная беседа. Еще бы, свести за одним столом оборотня, двух высших вампиров и двух людей. Зачастую в подобной ситуации мог бы разгореться нешуточный скандал, а то и кровопролитие.
– Оборотнем нужно родиться, – покачал головой Пашутин. – Сейчас это называют генетикой или наследственной мутацией. А в мое время говорили – на роду написано.
– В ваше время? – решил вмешаться я. – А простите за нескромный вопрос – сколько вам лет?
– В этом году девяносто семь исполнилось. Я еще не так стар.
Да, он был совершенно прав. Те-кто-меняет-обличье, как называли их некоторые народы в старину, жили долго, но все же не бесконечно, как мы, кровные братья. При разумном поведении он может протянуть еще лет двести – триста. Говорят, старейший из «Детей Протея», основатель общества, лапландский затворник Финн прожил больше тысячи лет и умер не своей смертью, а от пули солдата вермахта во Вторую мировую.
– Николя – мой частый гость, – заметила Жюстина. – Мы с ним обсуждаем план нового романа. Возможно, это будет бестселлер. Когда я растолкаю всю эту затребованную издательствами макулатуру по литературным неграм, – она подмигнула Змейке, – то сяду писать настоящую книгу.
– А мне кажется, можно не дожидаться, – вмешалась Янина. – Политический детектив, круто замешанный на мистике, да еще записанный со слов очевидца, просто обречен на успех.
– О чем вы, если не секрет? – удивился я.
– Гибель теплохода «Армения», – сказал оборотень. – Я единственный, кто уцелел в этой морской катастрофе. Больше семи тысяч эвакуированных утонуло.
– Это было в Великую Отечественную?
– Да, в сорок первом. Немцы наседали на Крым… «Хейнкель» выпустил торпеду почти в упор.
– Как же вам удалось спастись? – вмешалась Жанна.
– Элементарно… – с хитринкой протянул он. – Обернулся тюленем. Кстати, я предлагаю Жюстине еще один сюжет – поиски сокровищ с затонувшего «Черного принца». В них я тоже принимал участие. По личному распоряжению Иосифа Виссарионовича.
– Вы сотрудничали с коммунистами? – удивилась девушка.
– А почему бы и нет? Я детдомовский. Родителей не помню. Советское государство меня выкормило и воспитало. Так почему я не мог ему служить верой и правдой, как мой отец государю императору?
– Вы же не помните родителей, Николай… – укоризненно произнес я.
– Не помню – не значит, что не знаю. Правда, сведения о них я разыскал уже в семидесятые годы в архивах. Не без протекции князя Прозоровского. Мой отец – оборотень-универсал, служил в александрийских гусарах в чине ротмистра, незадолго до Первой мировой вышел в отставку, но потом вернулся в строй. Революции не принял, участвовал в Кубанском походе генерала Корнилова, который чаще называют «Первый ледяной», пропал без вести в двадцатом году, в Крыму, когда уходили войска барона Врангеля. Мать, урожденная Твардовская, происходила из старинной польской шляхты, оборотень-универсал. Погибла при странных обстоятельствах в восемнадцатом году в Петрограде. Возможно, к ее смерти причастны Охотники. Мне тогда было три года. Я удовлетворил ваше любопытство, высший Анджей?
– Извините, Николай. – Мне в самом деле стало стыдно. Десятки и сотни оборотней и вампиров сотрудничали и с коммунистами, и с нацистами, и с бонапартистами, и с роялистами… Даже с конфедератами, не побоюсь этого слова. Да с кем только не сотрудничали! Кого-то привлекала денежная выгода, кого-то дополнительная власть, кто-то шел на службу режимам просто так – со скуки. – Простите за неосторожное слово.
– Что вы, Анджей, – склонил голову оборотень. – Не стоит извиняться.
– Стоит. Вы, кстати, по материнской линии из каких Твардовских будете? Малопольских или великопольских?
– Из великопольских.
– Жаль. Кое-кого из краковских Твардовских я знал.
