Тишина и Покой - Артемис Мантикор
Вливая всю оставшуюся ману до нуля, я уже безо всяких призывов определенных сил, на чистом контроле попытался поставить нечто вроде ледяного щита. Вот только против кого? Словно черви по мокрой земле, с безумной скоростью в мою сторону летели все три копии Терми.
Полоска маны полностью опустела в глазах начало мутнеть, а все активные до этого заклятия, включая державшие одного из волков оковы, моментально слетели.
Три твари одновременно вырвались из тумана, рассекая клубы белесых облаков. Я уже не чувствовал их. Владения воды тоже исчезли, едва магические силы оставили меня. Но мир, или ответственные за магию боги, поняли меня верно.
Поздравляем! Вы открыли заклинание «ледяной саркофаг».
Желаете сохранить эффект?
Доступно слотов заклинаний 12/13
Три волчьих морды врезались в ледяную глыбу, сковавшую меня в прозрачном гробу. Я оказался полностью парализован, будучи вмурованным в лед. Заклинание не наносило вреда владельцу, а потому я не чувствовал холод. Ранника тоже никогда не замерзала от своей магии. Оставался только один вопрос. Как на счет воздуха?
Головокружение вызывало стойкую тошноту, а волки перед глазами расплывались куда сильнее, чем прежде. Затем, перед глазами начал постепенно меркнуть свет. Все краски утрачивали яркость, превращаясь в тающие серые цвета. Серый. Темный. Черный…
12. Дождливый мост
На этот раз мне снова снился сон. Но этот сон был странным, отличным от всех прочих. В нем не было ни Ласки, ни меня самого. Лишь бесконечный безбрежный штормовой океан, что не имел ни конца, ни начала. Не имел островов и берегов. Возможно, это вовсе была планета, целиком покрытая влагой.
Я был бестелесной точкой внимания, что могла лишь следить за стихией из любых доступных фантазии ракурсов. Все равно накатывавшие друг на друга волны, гонимые штормовым ветром, со всех сторон были одинаковы. Каждая волна словно повторяла свою предшественницу. Шторм не усиливался и не утихал.
Мне было спокойно. В таких наблюдениях было нечто умиротворяющее. Сама вода вокруг. Шторм не нес никакой угрозы, он просто был, и сам факт его существования касался души. Теплом, что рождается от созерцания чего-то прекрасного.
Сколько я здесь провел времени, я не мог бы сказать даже приблизительно. Субъективно это могло быть как парой минут, так и парой недель — я бы не удивился. Мысли текли столь вяло и медленно, словно ленивые объевшиеся коты, едва переставляющие пушистые лапки от своего веса.
Если бы кто-то решил спросить у меня, сколько я сам хотел бы провести времени в этом месте, я сказал бы, что вечность. Самое прекрасное что может быть — это покой. А здесь я чувствовал себя так спокойно, как никогда. В повседневности мы всегда находимся в бесконечном потоке мыслей. Внутренний диалог не прекращается ни на секунду. А потому ни думать ни о чем — было прекрасно.
Пока море не принялось искажаться, обращаясь в вязкую фиолетово-черную жижу. Цвет пустоты всегда казался мне грязным.
Темно-синее штормовое море принялось постепенно стихать. Белые буруны волн теперь оттеняли кроваво-алый цвет крови. Мое сознание несло потоком против моей воли дальше и дальше. На горизонте появился жуткий, кровавый водоворот, что поглощал в себя все доброе и светлое вместе с холодными оттенками морской воды.
Изо всех сил, всей своей волей, я попытался вырываться из течения, но тщетно. Оно затягивало все дальше и глубже. Вода, вернее, грязная, словно слитая мясного прилавка на рынке, кровь, становилась холоднее.
Силы оставляли меня. Черный провал в море в самый последний момент стал вспучиваться, и в нескольких метрах от меня из кровавой воды поднималась небольшая горка. По кругу располагалась каменная площадка с кровавыми рунными письменами, а прямо из нее по окружности, словно остатки разрушенного сотни лет назад купола, располагались острые ребра таких размеров, что я начинал представлять, кто мог строить храмы трём сестрам.
Самый высокий костяной шпиль торчал вверх метров на двадцать.
Но это было мелочью в сравнении с тем, что находилось в центре сооружения. На горе из костей возвышалась статуя плачущей женщины. Сидя на огромном камне, она закрыла лицо руками в беззвучном плаче, словно бы разом потеряла все, что любила и что было ей дорого. Неизвестный скульптор передал невообразимую тоску так, что пронимало до самых потаенных уголков души. От одного вида статуи хотелось разрыдаться, разлиться морем кровавых слез.
Вокруг женщины, будто бы пытаясь ее защитить от всего зла мира, из горы костей вырывались руки мертвого титана. Словно на конечностях иссохшей мумии, были отчетливо видны все вены и прожилки, ставшие ныне иссохшей плотью.
Каждый палец гиганта заканчивался новой ладонью и пальцами. Эта часть композиции была создана уже из камня, при чем мертвая плоть переходила в него постепенно, словно наполовину прошедшее колдовство.
Эти малые руки словно бы взывали к небесам, живя своей собственной неподвижной жизнью. Они навеки застыли в безмолвном стенании, подчеркивая безмерное горе и боль.
Мне уже не хотелось бежать. Скорее раствориться, исчезнуть, перестать чувствовать, перестать быть. Тоска и печаль были столь невыносимы, что если бы я знал как, немедленно бы покончил с собой.
Но я не мог даже закричать.
Перед огромной статуей возвышались три костяных стула, накрытых украшенной кроваво-алой шалью. Один был перевернут, другой просто пуст, а в третьем находилась скрытая темно-фиолетовым плащом фигура.
Все мое существо пронзил кататонический ужас, едва мой взгляд столкнулся с неизвестным образом. Словно бы чувствуя мой взгляд, существо начало покрываться знакомым мне двоящимся маревом. Образ стал расплываться, но я успел увидеть, как капюшон воплощения абсолютного зла стал медленно поворачиваться в мою сторону.
— Сион…
Я вырвался из объятий липкого ужаса, словно из лужи застывшей крови. Истекая холодным потом, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Бешенный стук сердца отдавался в ушах, а обрывки сна подкатили к горлу волной тошноты.
Чудом, меня не вырвало.
Снежный оберег. Регенерация. Снежная белизна.
Касание тайны сияющих вод.
Да обретешь ты покой в объятиях её.
Да обретешь ты покой в объятиях её..
Да обретешь ты покой в объятиях её…
— О, ты очнулся! — услышал мои тихие молитвы Терми. Его голос было слышать приятно, как никогда.
Память возвращалась не сразу. Понадобилось время, прежде чем я смог осознать, что случилось вчера, и понять, где и почему я нахожусь. Но это все мелочи. Главное — я выжил. Терми выжил. Филин тоже должна быть в порядке. Беда в очередной раз прошла стороной.
Я вымученно улыбнулся другу, который все это
