Север (СИ) - Сугралинов Данияр
Когда его выкинули в Пустошах, убежденные в том, что он нежилец, Кейн был в сознании — все слышал, чувствовал и ощущал, как с каждой минутой его раны, скрытые коркой запекшейся крови, затягиваются, как становится легче дышать.
Он восстановился и страдал лишь от зверского голода и жажды. Скорее чутьем, чем знанием, он добрался до мелкой реки, где и напился и наелся, наловив раков. Каждый мальчуган трущоб Столицы умел выискивать этих трупоедов с клешнями — аристократы ими брезговали, но для бедняка вкусное и легкодоступное мясо раков было настоящим спасением.
Как он добирался до Столицы — история отдельная, и Кейн ею не гордился. Пришлось и воровать, и убивать, и грабить. Крал еду и одежду, убивал людей Расмуса, пытаясь выяснить, какая судьба постигла Кору. Грабеж был лишь однажды — когда он остановил повозку джамалайского купца и отобрал ее, чтобы поскорее добраться до Столицы. Не обошлось бы без убийства стражников, но наемники, как оказалось, хорошо знали Куницу и даже сопроводили авторитетного вора в город, прикинувшись теперь уже его охраной.
Захватив трон, Рециний не просто вернул худшие времена, какие были в начале правления Маджуро, но сделал их еще хуже. Мытари императора не только опустошали купеческие склады, перерывали вверх дном дома, отбирали последнее, оставляя семьи без корки хлеба, обрекая на голодную смерть. Рециний словно обезумел, выжимая народ досуха.
Через своих людей Куница узнал, что его названный дядька Колот Гектор собрал под свое крыло бывших приближенных настоящего императора: целителя Юргеаса Ленца, его бывшего помощника, позже управляющего императорской клиникой Керлига, рейка Ли Венсиро, лояльных стражников, а также ныне покойного генерала Хастига. Генерал ожесточенно защищал город в отсутствие императора, но, поняв, что битва безнадежна, чтобы не обрекать горожан на смерть, приказал открыть захватчикам ворота, а сам с надежными людьми скрылся в лесах. Понимал, что пощады не будет.
Остальным соратникам Маджуро удалось скрыться.
Примерно в то же время до них добрался Куница. Кейна встретили как мертвеца — никто и не надеялся, что он выжил на Севере.
— У нас три пути, Кейн, — сказал ему тогда дядя Колот. — Уйти в леса и всю жизнь прятаться, как загнанные звери; убраться из Империи в Пустоши или Джамалайские джунгли, но нам там не выжить. Последний вариант…
— Остаться и бороться! — закончил Куница. — Не забывай, дядя, чем я промышлял всю жизнь. Катакомбы под Столицей — мой второй дом. Если не знаешь, что там да как, сгинешь.
Люди Хастига к разбойникам не присоединились, они работали вторым фронтом: партизанили, грабя линии снабжения Столицы, а излишки продовольствия оставляя местным. Но нашелся среди солдат предатель, сдавший Рецинию место, где прятался Хастиг. Генерала четвертовали на главной площади. Кейн наблюдал за казнью из окна дома своей временной любовницы, а его люди, готовые спасти генерала, сновали в толпе, ожидая сигнала.
Но Рециний был не дурак и пытался выманить соратников Маджуро, чтобы взять их в одном месте. Лояльные ему люди перекрыли все лазейки из города, да и на площади зевак было немного, в основном переодетые южане. Потому все, что позволил себе Куница, — выстрел из лука, оборвавший страдания генерала. Кейн ушел подземным ходом, сцепив челюсти так, что крошились зубы. Он обязательно отомстит…
* * *Только оказавшись среди своих, Кейн позволил себя открыться. Эмоции, до сих пор сдерживаемые простым вопросом выживания, выплеснулись наружу: боль, отчаяние, гнев и ярость. Он не сомневался, что убийство Маджуро и Коры Расмус совершил по приказу Рециния. А потому решил отомстить обоим, чего бы это ему ни стоило.
Барон был более легкой целью, но Кейн оттуда только вернулся. Раз уж он в Столице, начать стоило с главного виновника. Глашатаи нового императора воспевали Рециния Освободителя, но для всего народа он был не кто иной, как Трупоед.
Последние недели лишенный аристократического звания бывший рейк Ли Венсиро готовил почву: «Маджуро жив!», «Рециний — узурпатор!», «Да вспыхнет пламя народного гнева…» — это было идеей Гектора. Казалось, что Рециний сам решил им помочь, угнетая народ и тем самым облегчая поиск новых рекрутов. Все больше мальчиков, парней и девчонок желали присоединиться к Гектору и свергнуть тирана. Все больше мужей, потерявших дом, и обманутых Рецинием солдат пылали местью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Гектор и Венсиро думали, что только при поддержке простых людей они скинут императора. Для того и требовалось подогревать народные массы и расшатывать под Рецинием трон — ведь, если жив Маджуро, то у его кузена нет никаких прав на императорство!
Однако Урцо, которого подкараулили у дома любовницы, показал им новый путь.
— Если его величество жив… — задумчиво заговорил Гектор, меряя шагами пещеру. — Нужно помочь ему добраться сюда.
— Сумел ли он выжить среди мутантов? А проклятие Двурогого? — засомневался Кейн. — Даже если он и был жив, то вряд ли дотянул до сегодня.
— Ты плохо знаешь Маджуро, — улыбнулся Гектор. — Этот человек способен на многое!
— Ты уверен, что он человек, дядя? — абсолютно серьезно задался вопросом Кейн. — Я вот не уверен…
— Судя по тому, что рассказывала Кейриния, — усмехнулся Гектор, — самый что ни на есть настоящий.
Бывшая первая фаворитка, успешно выйдя замуж, недолго жила счастливо. Рециний, едва сев на трон, приказал казнить всех бывших приближенных Маджуро Четвертого. Ее мужа, лояльного Маджуро аристократа, повесили. Кейринии удалось сбежать. Она пряталась в борделе (а может, и зарабатывала там на жизнь), пока о ней не сообщили Гектору. Помня о теплых чувствах к ней императора, тот помог женщине и забрал к себе. Жизнь в катакомбах вряд ли была такой же комфортной, как в борделе, зато без риска, что ее узнают и сдадут людям Рециния.
— Как нам выяснить, жив ли он и что с ним? — спросил Гектор. — Проклятие Двурогого убьет любого из нас.
— Бояться надо не только проклятия, — заметил Кейн. — Тамошние твари могут легко сожрать хоть имперскую сотню солдат. Пустоши полны странных и смертельных мест. Одни пустынные черви чего стоят! Ты идешь, горизонт чист, а у тебя под ногами уже открывает пасть червь и вот-вот заглотит вместе с…
— Я знаю, — перебил Гектор. — Ты еще сиську сосал, когда я воевал там. На краю, понятно, но повидать довелось многое…
— Ладно, есть у меня человек, — задумчиво потирая подбородок, сказал Кейн. — Хорек. Мутант, сын Пустошей, был оттуда изгнан их шаманами. Мелкий, мне по колено… В любую щель проникнет! Эх… Не хотелось бы его потерять. Отправлю его с посланием для Маджуро, да с таким, что только его величество поймет, что имеется в виду. Самозванец просто сочтет все написанное бредом.
— А мы сами что? — принялся Гектор рассуждать вслух. — Мобилизуем своих людей? В идеале бы двинуться двумя фронтами: Рециний сцепится с баронами, а мы — в тыл! — воодушевившись, Гектор ударил кулаком по ладони.
— Я бы не стал даже совет созывать. Прежде надо получить подтверждение. Так что дам я задание Хорьку. У него есть почтовый крысоворон, который в силах пережить проклятье Двурогого, ответ придет с ним. Думаю, в течение трех-четырех дней все станет ясно.
— И как Хорек найдет его величество, если тот скрывается или, того хуже, попал в рабство к мутантам?
— По запаху. — Кейн вытащил лоскут шелковой ткани, пропитавшийся запекшейся кровью. — Это то, что осталось от рубахи императора, которой он меня перевязал. Ношу как талисман.
Глава 22. Смотрители
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Кассиусы Кроссы не входили в число самых влиятельных родов, и даже внутри семьи Кроссов считались неуспешными. О чем говорить, если основным занятием этой ветви рода был присмотр за Съяром, большим островом, населенным генетическими отщепенцами. По сути, острову дали говорящее название, ведь съярами называли носителей ущербного генетического кода.
Когда туда принудительно переселили сотни миллионов съяров, королевская семья Ра’Та’Кантов подняла вопрос об их дальнейшей судьбе на совете ракантов. Учитывая, как много отщепенцев имели друзей и родственников среди нормальных людей, вариант с физическим уничтожением части человечества, пусть и во имя его процветания, не рассматривался.