Александр Грог - Время Пасьянсов
Сеть трепыхалась, лодку дергало.
- Е-мое, да что же там, - пыхтел Петр. - Мамонты вмерли...
- Мамонты на суше водились, - блеснул образованием Сема. - Это, скорее, осьминог какой-то.
- Хрен с ним, в магазин сдадим, хоть мамонт, хоть осьминог. Чучело сделаем, на стене повесим, а как богатый турист в июле попрет, так сплавим.
- А вдруг там сундук! - выдохнул Сема. Он из братьев самый молодой. Заводной и наивный. Некоторые даже за дурочка держали.
Про блуждающий по дну сундук с добром ходила не одна легенда и присказка...
Петр коротко хохотнул:
- Ага, то-то он так вошкается!
Тимофей не верил в сундук, даже блуждающий. Скорее уж ожил тот дубовый обрезок, что он утерял. От этой мысли внезапно захотелось перекреститься. С деревьями в этом году творилось что-то не то. На иное замахнешься топором, так стонет. Дед Филипп даже специально водил его в ольховую рощу, где родники. Показывал... Тимоха тоже замахивался, но рубануть так и не решился. Оба вернулись в сильном смущении и об том избегали говорить даже меж собой, не то что с дачниками. Но те с топорами были не дружны...
Перекрестился бы Тимофей, тем более, в темноте братья могли и не заметить, но руки держали сеть, а сеть дергала очень сильно, того гляди, самого сдернет. В воде сейчас оказаться очень не хотелось. Эта последняя сеть стояла аккурат в том месте, где...
Тут Сема (ну - дурень!) возьми и брякни:
- А может, его водяной держит? Не отдает?
В другое время мужики забулькали бы, давясь смехом.
- Ага, точно, а русалки помогают! Тяни, обрубок дубовый!
Но то в другое время. Теперь времена изменились. Много чего в природе наоткрывалось. Даже по телевизору иной раз про одно, про другое...
Тимофей только набрал воздуха побольше - обматерить, как тут друг сеть сдалась. Обвисла.
- Никак ушла?!
Тимофей чуть не прослезился с досады, Ухватил, стать подтягивать, почувствовал - нет, тяжело и трепещет что-то, знать заморилась и сдалась рыбеха на милость победителям.
Мужики предвкушали большой улов - уж больно тяжела добыча. Выбирали молча, напряженно всматриваясь в воду. Последний рывок и что-то темное всплыло на поверхность, будто вода выплюнула сеть.
- Одна, но большая. Очень большая! - удовлетворенно констатировал Петр. - Закидывай! Зря багор не взяли. И топора нет...
- Будет трепыхаться - веслом ее! - заявил Тимофей. - Смотри, как упуталась - не уйдет. А хвост-то!
Добычу с натягом перевалили, плюхнули в лодку и сели, тяжело дыша.
- На карпа не похоже - сильно длинная. И хвост не щучий. Сема, посвети-ка, хоть что за зверь глянем. Ради чего старались?
Сема, стараясь не наступить на огромную опутанную сетьми рыбину, пробрался на нос за фонариком, посветил в центр лодки...
Старшие застыли, а младший, как был с фонариком, так стал отступать назад, показалось, что вот-вот шагнет за борт, даже не сказав "мама". Но хотя Семену жутко хотелось сгинуть из лодки, да и голос куда-то пропал, он, как завороженный, заполз, устроился калачиком на узенькой носовой дощечке, где и ребенку не хватило бы места.
Тимофею пригрезилось, что выловили голую, перемазанную в тине отдыхающую с Лосевого острова, за каким-то лешим заплывшую ночью в такую даль.
Петр разглядел больше и стал судорожно подбирать ноги, успев подумать, что стопка перед рыбалкой на вчерашнюю похмель, была явно зряшным делом.
Сема срывающимся дискантом пролепетал:
- Ну, я же говорил...
Хотя говорил он про сундук, а на дне лодки, закутанная в сеть, лежала длинноволосая деваха с рыбьим хвостом вместо ног...
Тут и луна выглянула оценить, что выловили рыбаки. И чешуя заиграла серебром высшей пробы...
ОКНО ВТОРОЕ
У Леши была странная кличка - Тощий Бублик. Бублик - оно понятно, по фамилии - Бубликов. Но почему Тощий? Сам невысокого росточка, просто гном какой-то, но чрезвычайно широк, прямо-таки необъятен в талии, любой портной затруднился бы наметить ее мелом. Тяжел в кости, не ходил - катился, как бочка с бетоном, наедет - расплющит. Тот, кто первый назвал его Тощим Бубликом, давно уже отдыхает на другом свете. И не потому, что Леша обиделся. Бизнес - есть бизнес, тут уж никто не возьмется тебя застраховать от проблем. Просто Тощий вовремя позаботился изничтожить школьного друга и компаньона, первым успел - какие могут быть личные счеты? Иногда, даже с умилением вспоминал, как по молодости, тайком от родителей, ликер пили, пивом запивая, подруг в карты разыгрывали - на кон ставили. И похож был чем-то - дать не взять, молочный брат. Некоторые даже путали. Что со временем стало раздражать. Нехорошо, когда в бизнесе путают. Леша был доволен. И не потому, что исправил несправедливость... вернее, не только потому - приятно, когда личное сошлось с делами бизнеса и одним махом удалось прихлопнуть две надоедливые проблемы.
Нехорошо, когда путают. Еще и кличка эта... Кличка прижилась. Не везло Леше на прозвища. И с первым именем не повезло, а отчество вообще особый случай. Хотя к фамилии своей, как полагали некоторые, он придирался.
Леша недавно стал Лешей, как "раскрутился", а до того по паспорту носил имя - Адам. Неважное имя для подростка в стране, где основной воинствующей религией выступал Атеизм...
Еще Леша чрезвычайно походил на одного Политика - Того Самого. Только личико еще чуть пошире, глаза поменьше, да и росточком... хотя кто того политика мерил и уж тем более сейчас, когда он совсем пропал с экрана? Дать не взять, еще один молочный брат. И карьеру тот сделал, когда поменял собственную фамилию на псевдоним деда, что в равной степени прославился как детский писатель и каратель. Леша тоже свой бизнес наладил и расширил, как Имя поменял и Отчество. До фамилии вот только не добрался.
Тощий Бублик... Бублик - ясно, по фамилии. Но - тощий? По всему выходило, что издевательство.
Нарочно ведь такого не придумаешь, чтобы папа носил имя Козел (с ударением на первом слоге, разумеется). Ладно бы носил, ладно бы гордился - мало каких на свете людей с тараканами в голове? - но он еще и сыну умудрился жизнь сломать, доказав в паспортном столе, что имя Козел не склоняется. И получил на только что родившееся чадо свидетельство о рождении, в котором черным по белому выведено: Адам Бубликов Козел. Не Козлович, не Козлевич, как можно было еще надеяться, а - Козел (с ударением, разумеется, на первом слоге, которое, кстати, даже паспортистка отказалось поставить - папа уж сам постарался, подправил). На основании этого свидетельства и паспорт получил. Адам Бубликов... Козел. Прямо-таки тире перед последним словом прослушивалось. Одноклассники так и резвились - каждый год классный журнал портили.
С наиболее шустрыми Леша еще запрошлой осенью разобрался...
А вот в армии, против ожидаемого, не слишком доставали. В армии отслужил удачно - на складах, при хоззводе. Оттуда и потянулось его сегодняшнее благополучие.
Польское имя было у папаши - предмет его гордости и беспокойства. И фамилия благородная - уверял, что вели свой род из польско-белорусской шляхты. Героический род. Может быть и так... Белоруссия до недавнего времени где-то рядом была - под боком. Аккурат до того, как город Невель, изменил свое название на Неволь...
Имя - Адам - Тощий сразу же, как только авторитету поднабрался, поменял на Алексея - Алешу. Папашу в сумасшедший дом сдал. Всем подчиненным велел Лехой себя называть - не столь от модных теперь игр в демократию, а нравилось Леше это производное из имени. Леха - нечто разудалое, широкое...
Если кто-то ненароком отчество его вспоминал - Коз... - велел сразу петушить. Времена такие настали - фольклорные.
Вообще-то по натуре Леша был добряк. На круглом кошачьем лице - неизменно присутствовало лениво-благодушное выражение. Если тепло - спортивный костюмчик" времен молодости его бабушки. Пальтишко от фабрики "Рассвет" - по осени. Затертая летная куртка зимой. И уже вне зависимости от сезона, сонный взгляд рыжих глаз под едва заметными рыжими же ресницами. Когда Леша "катился" по улице - что здоровенная капля ртути - никто не шарахался от него, только улыбались. Скромный рыжий толстячок в спортивном трико с обвисшими коленками. Деликатно втекал в очередь, вежливо оттесняя ближайшую к прилавку бабку.
- Ну-ка, ну-ка, дай нюхнуть. Неужели прокисло? Семилапатинское - со стронцием? Или местное - с бериллием? - он, озабоченно водя носом, наклонялся к чьей-то налитой банке. Опускал палец в лужицу пролитого на прилавок, засовывал в рот, чмокал губами и подсовывал свою трехлитровую, окончательно оттесняя бабулю, с слепой настырностью пытающуюся разыскать в подкладке своего кошелька то, чего там сроду не было.
- Мне сверху и не размешивай! - давал указание.
Продавщица дюралевым черпаком наливала с канистры до самых краев. Леша снова внюхивался в белейшее молоко. Щелкнув полителеновой крышечкой, объявлял:
