Алексей Евтушенко - Минимальные потери
Все это, повторяем, лейтенант Эрика фон Ланге увидела и оценила за кратчайший промежуток времени, который вряд ли дотягивал даже до секунды, но самой Эрике показался раз в десять длиннее. Однако время, имея свойство растягиваться для чувств, для действий, пусть даже мысленных, остается прежним. Поэтому единственное, что Эрика успела предпринять в данной ситуации, – это выключить тягу, квантовые пушки и гравигенераторы и отдать всю оставшуюся невеликую мощь реактора генераторам защитного поля.
И вовремя.
В то же мгновение «ракушка» свое защитное поле убрала и, видимо, решив пойти ва-банк, пальнула по атакующему «Хорст Весселю» со всей дури, которой у чужака, как выяснилось, еще оставалось немало.
Если кто на крейсере или «ракушке» заметил, что между кораблями затесался один «космический охотник» RH-7 и две продолжающие его преследовать «капли», то сделать уже ничего не мог. Да и вряд ли кто-то собирался хоть что-то делать. В войне неизбежны потери. В том числе и от огня своих, так, увы, часто бывает. И ничьей вины нет в том, что в данном случае под раздачу попал «охотник» Эрики.
Последнее, что она увидела и почувствовала, – ослепительный свет и жар, залившие, казалось, не только сознание, но и каждую клеточку тела, а последняя мысль, за краешек которой Эрика успела ухватиться, чтобы не было так страшно и обидно, стала мысль о том, что хотя бы одну крупную рыбу «Хорст» должен сжечь обязательно, а на счету «охотников» – и живых, и погибших – тринадцать «капель», что не так уж и плохо…
…За что я всегда любил своего китайского друга Лянь Вэя (он же Дракон) – это за полную невозмутимость в самой, казалось бы, горячей ситуации. Вероятно, потому, что сам подобным качеством не обладал, несмотря на свою четвертушку японской крови. Не скажу, что я излишне эмоционален, – нет, держать себя в руках умею, иначе вряд ли бы мне удалось стать военным летчиком, а затем и военкосмолетом. Но все же, бывает, даю волю чувствам. Особенно через крепкое словцо и по делу. Сейчас же прямо над нами творились такие дела, что для крепких слов было самое время.
– …твою мать! – невольно вырвались они у меня, когда звездную тьму обзорного экрана прочертили лучи боевых лазеров.
– Ага, – согласился мой друг и напарник ровным голосом. – Я же говорил, будет драка.
Еще каких-то четверть часа назад у нас с Лянь Вэем вышел небольшой спор. Я склонялся к мысли о том, что к двум чужим присоединился третий – просто отличающийся от них, какого мы еще не видели, и сейчас все трое отправятся завоевывать родной Марс.
А мой друг, напарник и второй пилот утверждал, что этот третий, несомненно, тоже чужой, но какой-то совсем иной чужой. То бишь, такой чужой, что нам, можно сказать, целый союзник, и сейчас эти двое чужих, которых мы условно называли «мячик» и «косточка», начнут бить третьего, больше, как ни странно, напоминающего обводами наш «Неустрашимый». Только гораздо крупнее. Впрочем, по сравнению с «мячиком» и «косточкой» даже он смотрелся мелковато.
– Откуда он взялся? – удивился я. – Ведь не было же никого, кроме этих двух, мы бы засекли.
– Нуль-Т? – невозмутимо предположил Лянь Вэй.
– Хм… А почему эти двое шли сюда на ядерной тяге, пусть и сумасшедшей?
– Я же говорю, он не из этих. Другой. Смотри, «косточка» и «мячик» файтеры выпустили. Десять, двадцать…
– Оптику на максимум! – скомандовал я «бортачу».
В каком-то смысле нам повезло. Случись эта историческая встреча «братьев по разуму» немного раньше или позже, мы пропустили бы все шоу, так как между Фобосом и чужими крутился бы старина Марс, загораживая весь обзор. А так мы чувствовали себя, словно в первом ряду театра. И вот оно – представление!
«Бортач» дал увеличение. Если есть театр боевых действий, то есть и сцена, и от нас, сидящих на дне кратера Лимток, до нее насчитывалось двадцать шесть тысяч километров. Для мощной оптики «Быстрого» и всех других систем слежения – не расстояние.
Вот они!
Похожие на чуть приплюснутые капли ртути файтеры чужих. Точь-в-точь, как те, что атаковали базу на Тритоне.
– Тридцать восемь штук, – сообщил Лянь Вэй то, что я и сам видел.
– До хрена, – согласился я, чувствуя, как подскакивает невольно пульс – естественная реакция любого пилота при виде атакующего противника. Пусть даже атакуют и не тебя. Пока не тебя.
И тут третий чужак, в чьей принадлежности я все еще не был уверен, сделал ответный ход. Одиннадцать машин вырвались из его чрева навстречу врагу. «Будто из двери бани вышвырнули тазики», – пришло мне на ум не совсем уместное сравнение, но уж больно они и впрямь напоминали перевернутые тазики. Или полузабытые древние солдатские шлемы. В голову тут же полезли какие-то ландскнехты, а вслед за ними и сам «рыцарь печального образа» – Дон Кихот, носивший, как известно, вместо шлема тазик для бритья… Но тут, обрывая цепь ассоциаций, звездную тьму обзорного экрана прочертили лучи боевых лазеров, и с моих губ невольно сорвалось извечное русское:
– …твою мать!
– Ага, – сказал Лянь Вэй. – Я же говорил, что будет драка…
Драка и впрямь случилась.
Да такая, что мы с напарником глаз не могли оторвать. Во всех смыслах не могли. Потому что обязаны были следить за боем по долгу службы и потому, что зрелище было захватывающим, – сами мы, как пилоты «Бумерангов», мысленно находились сейчас там, в гуще космического боя, выжимая максимум из двигателей и гравигенераторов Нефедова, совершая маневры уклонения, прикрывая товарища, разя врага изо всех видов оружия. Так бывалые боксеры, следящие за поединком, в мыслях наносят удары, совершают нырки и уходы, и у них сокращаются те же мышцы, которые вовсю работают у бойцов на ринге.
Мельком я бросил взгляд на Лянь Вэя и впервые увидел, что мой друг утратил свою знаменитую внешнюю невозмутимость. Раскосые глаза превратились в две узкие щели, из которых, казалось, вот-вот сверкнут самые натуральные молнии, губы сжались, на широких скулах играли желваки.
Черт возьми, я его понимал! Как-то сразу наши симпатии оказались на стороне «тазиков». Понятно, отчего. Одиннадцать против тридцати восьми! Силы явно неравны, а нормальный мужчина всегда примет сторону слабого. К тому же за каплевидными файтерами после нападения на Тритон закрепилась отнюдь не мирная репутация, и ничего хорошего от них мы не ждали. А дальнейшее развитие событий показало, что интуиция нас не подвела…
Эта простая и очевидная мысль пришла мне в голову, когда бой уже шел вовсю, я пожалел, что не сообразил раньше, но лучше позже, чем никогда.
Связь!
Если они используют радио…
– Слушай, Грей, – сказал Лянь Вэй, словно заглянув мне в голову. – Они же должны как-то координировать свои действия…
Но я уже давал задание «бортачу», который немедленно принялся шарить по всем частотам.
Мы напряженно ждали.
Шорох, тишина, треск…
Вы знали, что небесные тела звучат? И каждое по-своему.
Ритмичный и в то же время монотонный гул Солнца…
А вот Меркурий – вьюга в степи.
Венера – пробный аккорд далекого оркестра, который все никак не решится начать увертюру.
Ровный гудок Земли. Будто снял телефонную трубку и понял, что не знаешь, кому звонить. Так и стоишь в растерянности, слушая уверенное в себе Ничто, за которым на самом деле скрываются миллионы и миллионы голосов.
Марс – эхо великанских шагов в опустевшем бальном зале. Распахивается окно, впуская в зал ветер и звездный свет…
И вдруг звенящий женский голос:
– Gib mir Deckung, attackieren!
И сразу вслед за ним мужские:
– Kehrtwende!
– Hans, der Rücken!
– Verdammt, ich brenne!
– Nehmt das, Bastard!
– Hans, geh weg! Geh weg, Hans![10]
Голоса, полные ярости, боли, надежды, тревоги и напряжения боя.
Я в достаточной мере знал немецкий, чтобы понять, о чем они кричат. Знал этот язык и Лянь Вэй. Может, чуть похуже меня, но это неважно. А важно лишь то, что в двадцати шести тысячах километров от нас какие-то люди, военные пилоты, говорящие по-немецки, вели бой с чужими. Бой отчаянный и, скорее всего, безнадежный.
– Немцы? – Лянь Вэй был явно ошеломлен не меньше моего, хотя виду, по своему обыкновению, старался не показывать. – Откуда здесь немцы да еще на такой технике? Ты что-нибудь понимаешь?
Это был явно риторический вопрос, я понимал не больше Лянь Вэя. Германия в составе Союза европейских государств входила в СКН – Союз Космических Наций (USN – Space Alliance of Nations), но сама по себе освоением космоса активно не занималась. Зачем? Уж больно хлопотное и дорогое это дело, не каждой стране выгодно и по плечу. Гораздо проще скооперироваться… Тьфу, да о чем я вообще?! У нас на всю Землю один-единственный боевой корабль – крейсер «Неустрашимый»! Да и тот – прототип, который строили и оснащали всем миром. А тут машина явно посильнее нашего корыта по всем позициям. Даже если представить, что они появились здесь не с помощью совершенно фантастической Нуль-транспортировки, а просто сумели так подкрасться, что мы – мы, разведчики! – их не заметили, это впечатляет. Чертовски впечатляет, я бы сказал. А то, что экипаж этого Wunderwaffen – чудо-оружия – говорит исключительно по-немецки… Мне даже эпитет трудно подобрать, чтобы охарактеризовать свои ощущения по данному поводу. Вставляет? Да, пожалуй. Не хуже стакана знаменитого пойла дяди Коли.
