Илья Тё - Тюрьма для Господа Бога
Вей зарычал. Конечно, это всего лишь царапина, однако порванная щека Гордиана была отмщена. Гор нанес противнику свой первый стоящий удар, нанеся пусть очень легкую, но все же чувствительную рану. Пустил ему кровь!
Дальнейшее последовало быстро.
Мельтешение, мельтешение стали.
Бросок – укол!
Укол – бросок!
При всех своих достоинствах, при всей своей необычности, непредсказуемости «звезда» обладала двумя простыми, но конкретными недостатками: она была коротка и тяжела. Вынужденный при каждом замахе учитывать инерцию и вес, направленные при всякой атаке по новому вектору, боец с «утренней звездой» оказывался ограничен в перемещениях. Да, броски его оружия были не предсказуемы, однако маневры внутри бойцовского круга – коротки и медлительны, поскольку, делая шаг, боец учитывал движение и вес своего свистящего в воздухе оружия, а само это оружие раскручивалось по дуге вокруг почти неподвижного, напряженного и прямого торса.
Быстрый, как кошка, и легкий, как перо, Гор наносил свои удары с разных сторон, постоянно изгибаясь, выкручивая кисть, выворачивая плечо, коля то с низкой, то с высокой стойки.
Не замедляя свой натиск ни на секунду, он совершал разящие наскоки в бешеном темпе, точно и методично, словно расстреливая врага уколами в корпус.
В левую руку. В правую. Коли в бедро. В голову. В плечо, в грудь, в живот!
Металл сверкал на солнце, и с хищным шипением остро отточенное лезвие резало воздух. Его удары, наносимые с дальнего расстояния, являлись в целом не слишком опасными, ибо Гор действовал, несмотря на скорость, весьма осторожно, прекрасно понимая, что одно-единственное попадание «утренней звезды» гарантирует ему стопроцентную смерть, однако эти короткие уколы уже подранили Касиоса множество раз, пустив ему кровь во множестве мест на теле.
Если он продержится так еще немного, противник потеряет слишком много крови. Вот она, техника победы!
Хорошо. Укол. Хорошо!
Внезапно Вей отступил.
Впервые за время боя не увидев перед собой напирающего буром противника в муаре из порхающего вокруг него шипастого шара, Гордиан от удивления застыл на одну секунду, перестав разить лезвием воздух.
Тут же, испустив страшный крик, Вей с коротким размахом метнул в него «звезду», как снаряд пращи, запущенной древним варваром в дикого тапира. По дуге снизу, с протяжкой за рукоять.
Удар!
Гор конечно же увернулся – из низкой стойки, сохраняя голову, чуть привстав и изогнув корпус, он спас себя. Молодые нервы, молодые мускулы и сверхреакция, подпитанная адреналином схватки, сделали свое дело – взмахнув рукой и подпрыгнув, Гор отклонил лицо, и «звезда», готовая разможжить ему голову как тыкву, коснулась тела лишь краем.
Голова была спасена. Однако вращающиеся в воздухе шипы ударили в грудь, прошли по мышцам и разодрали предплечье. Тяжелый шар, смял ему ребра, ключицу, скользнул по руке, снимая шипами кожу, со страшной силой ударил в эфес рапиры.
И вместе с ней отлетел в сторону.
Все.
Гор лежал на дощатом полу, а небо кружилось.
Смешно дергая ободранной правой рукой, дрожа, он привстал на локте. Вей уже был перед ним. Одной рукой он взял его клинок, упер в пол и нанес по трехгранному лезвию резкий удар сапогом. Рапира треснула пополам с предательским звуком.
– Сдохни! – с яростью прошептал окровавленный консидорий, брызгая кровью из множества порезов, и прыгнул на Гора.
Сильные руки Касиуса сошлись на шее и начали давить.
Лицо Гордиана наливалось кровью. Руки скользили по пальцам, локтям, по предплечьям Вея. Гор был меньше, слабее и никак не мог дотянуться до шеи могучего консидория.
Тогда он подтянул под себя ноги, упер их в живот и мощным жимом оттолкнул от себя Вея. Как бы ни были сильны руки противника, твои ноги всегда сильнее. Одним прыжком Гор вскочил на ноги прямо со спины.
Итак?
Тяжело дыша, оба бойца, поджарый, мощный консидорий и юный, тонкий, как тростинка, кадет стояли один напротив другого.
Первый истекал кровью и уже явно терял сознание от кровопотери. Второй – с ушибленными ребрами и ободранной до мяса рукой был не лучше.
– Уходи, – сказал Касиус, – для тебя это не позор. Просто спрыгни вниз (он сплюнул за край). И мы оба выживем.
– Хрена с два, – прохрипел Гор, потирая горло, темное от синяков. – С чего ты взял, что для меня это не позор?
Конечно, Гор мог бы уйти. Уйти сейчас и автоматически выбыть из турнира. Уйти и выбыть из турнира живым. Вернуться в отель, чтобы потом снять ошейник, сбежать, попытаться вернуться домой.
Но какого черта? Тысячи лиц вокруг смотрели на него, не дыша. Среди них были Бранд и Трэйт, Никий и даже бивший его резиновым шлангом за не послушание лавзейский габелар Крисс.
Их глаза молча сверлили его.
А потому в звенящей тишине были слышны только хрип из глотки Гора, с поврежденным удушением кадыком и тяжелое дыхание его измученного ранами врага.
– Если ты не понял, – произнес Гордиан, – я не уйду.
– Ты дурак, – устало прошептал Касиус, но слышал его только Гор, ибо сказано было тихо. – Я тяжелее тебя в два раза. Без оружия я сильнее – ты умрешь.
Расставив руки, он коренастым медведем двинулся на кадета.
Точность…
Гор взвился в воздух и с разворота, простым молодецким ударом, который в его мире отбил бы любой мало-мальски знакомый с техникой кик-боксинга боец, вбил пятку в челюсть своему противнику.
Хряск! Что-то хрустнуло под ногой.
Сраженный жестоким «джебом», окровавленный консидорий с выбитой челюстью и с превращенным в кисель содержимым своей головы вылетел с помоста.
Прямо в толпу – мертвым.
Глава 30
Лорд Хавьер, ценитель спортсменов
Лорд Хавьер Арес Садиат Кари Фор-Фатар, герцог де Катрюшен, племянник Его величества и бессмертный лорд-шательен, полковник Гвардии и коннетабль Королевства сидел почти напротив помоста в роскошном кресле из красной тисненой кожи с подлокотниками в виде сфинксов.
– А он не плох, – сказал знаменитый лорд-консидорий, кивая на Гора, который в это время сходил с помоста, весь запачканный кровью.
– Вы про лавзейца, милорд? – спросил его специалист по дуэлям, консидорий Школы де Катрюшен Гартаг Сантиний.
Он являлся рабом, но в этот ответственнейший момент турнира стоял рядом с Хавьером, хотя свиту лорда составляли двадцать королевских гвардейцев, таких же шательенов, как он, не настолько богатых, чтобы оплатить себе бессмертие, но в то же время достаточно знатных, чтобы быть зачисленными в Гвардию.
Гартаг был высок, при этом немного горбат, носат, коротко стрижен и страшен. Не уродлив, а именно страшен волчьим взглядом холодных и умных глаз, блистающих на почти эбеновой от загара коже. Страх, исходящий от него, усиливался спокойным выражением лица, достойным лика тигра, собравшегося для прыжка, как в пружину, и невидимой аурой зла, излучаемой откровенными и неистовыми убийцами.
Именно он и задал вопрос своему господину.
Лорд Хавьер повернул голову.
– Да, про него, – кивнул он своему серву. – Интересный экземпляр, я бы сказал. Интересная техника.
– И интересное прозвище, мой господин. Вы слышали – его зовут фех-то-валь-щик!
– Ты полагаешь, что он…
– Да, господин, других вариантов нет. Я наблюдал за ним последние два поединка, и сомнений у меня не осталось. Он владеет техникой фехтования, которую в моем мире называют «французской». Техникой иной вселенной, господин. Вселенной, из которой явился к нам Хепри и в которой когда-то вы отыскали меня.
Герцог задумался.
– По твоему мнению, это означает что-то серьезное?
– Вряд ли… – Гартаг успокаивающе покачал головой. – Просто в своем безумии храмы выдернули из пространства матрицу человека из иного мира, обученного этому искусству. Это всего лишь клон. И раб к тому же.
– Справишься с ним?
Гартаг не стал врать.
– Как вы только что изволили заметить, милорд, – сказал он прямо, – парень не плох. Ничего серьезного, обычный клон, но боец хороший. Кто из нас лучше, покажет только бой. – Он развел мозолистыми руками: – Справлюсь ли я с ним? Не знаю.
Хавьер кивнул.
Именно Гартаг был его претендентом в легком весе. Претендентом, который только что прошел все отборочные бои, убив (как, впрочем, и Гор) четверых человек на смазанном кровью помосте.
Претендентом, который завтра должен был сойтись с лавзейцем в багровом финале разгулявшейся в Бронвене жестокой феерии человеческих жертвоприношений.
– С другой стороны, – продолжил темнокожий боец, – щенок прилично ранен. И завтра, с ободранной правой рукой, показать свой лучший класс ему будет тяжеловато. Поэтому, если мы хотим честно убрать его на турнире, то завтра – лучший момент. Пацану от силы лет шестнадцать, он дохлый как моль, однако уже протыкает бравых консидориев словно безобидные мешки с песком. В следующем году он подрастет, возмужает и, конечно, станет еще сильнее. Он опасен для нас, сэр, и это не подлежит сомнению.
