Сергей Шкенёв - Красный властелин

Но профессор как человек науки сразу понял суть предложения и согласился на эксперимент, состоявший в том, чтобы правильно определить расстояние, на котором кристаллы разогреваются под воздействием магии пленного пиктийца, но ещё не взрываются. Йохана заставили подойти к куче камней, а Михась при помощи копья и верёвки двигал оруженосца вперёд и назад, руководствуясь командами Барабаша.

– Не подгорит? – беспокоились ожидающие пайки бойцы.

– Учить меня будете, – проворчал Матвей. – Слушай, Ерёма, а этих пиктийцев можно дома вместо печки использовать.

– Вместо дров, – усмехнулся профессор и прикрикнул на побледневшего пленника: – А ну не дёргайся, полено!

– Товарищи командиры, ползут!

Запыхавшийся боец довольно улыбался, но вместо благодарности получил выговор от старшего сотника:

– Ты, Митяй, хотя бы паузы между словами делай. Частишь, как ДШК, и поэтому у тебя вместо пиктийцев товарищи командиры ползают.

– И они тоже, – согласился посыльный. – Младший сотник Барабаш и ползёт.

– Куда?

– Колдунам навстречу.

– Зачем?

– Вроде как сказал, что всех убьёт – один останется.

– Идиот, – сделал вывод Медведик. – Но идиот храбрый.

Конт Браггис шёл в атаку в первых рядах, показывая пример приунывшим от больших потерь Стражам. Точнее – полз, прикрываясь магическим щитом, непроницаемым для любого оружия, будь то огненные шары из нечестивых роденийских огнеплюек или обычная стрела. Да пусть даже болт самострела и брошенное копьё… Тёмные обречены. Главное – не спугнуть их и не позволить разбежаться. Прихлопнуть могучим ударом! Раздавить железной пятой!

Оруженосец, как всегда, рядом. Красивый мальчик из приличной семьи. Почти такой же услужливый, как Йохан, пропавший несколько дней назад. Старательный. Выпученные глаза видны даже в темноте – полученная сила не подразумевает умение, и освоить правильную установку щита может отнюдь не каждый. Это обучающиеся с детства дракониры действуют на этих… как их там… рефлексах и не прилагают усилий.

Что-то острое впилось в ладонь, проткнув перчатку. Что это? Орех, обыкновенный лесной орех с пробитыми дырочками, в которые вставлены четыре заточенные щепочки. Как ни брось, один шип всегда торчит вверх. Благой Вестник, как же от него воняет! Дерьмом намазали, что ли?

Негромко вскрикнул оруженосец. Что с ним? Тоже укололся?

– Тобби? Тобби, ты меня слышишь?

Громко говорить нельзя, до тёмных шагов двести. А мальчик молчит.

– Тобби?

Молчит, уткнувшись носом во влажные камни. Конт подполз ближе, перевернул неподвижного оруженосца на спину и в испуге отшатнулся – вытекший глаз… распухшее до неузнаваемости лицо… Но ведь несколько мгновений назад он был жив?

Холодок ужаса по спине. Того самого ужаса, от которого поднимаются дыбом волосы и ноги делаются мягкими, а штаны мокрыми. Первобытный страх сильнее чувства долга и клятв в верности императрице и лорду-протектору. Только благородное происхождение может заставить преодолеть его. Поколения предков, взирающих с небес, подбадривают и не дают отдаться панике окончательно.

А роденийцы, использующие неизвестное колдовство, отправятся на костёр!

Матвей Барабаш и не догадывался, что подозревается в злоупотреблении магией, просто делал своё дело. Со стороны могло показаться, будто сотник впал в детство. Вообще-то именно так и выразился Михась в ответ на предложение поучаствовать в ночной вылазке против преследующих пиктийцев. Но мало ли как выражаются бывшие лётчики, испорченные небом? Ведь в конце-то концов согласился.

Рогулька, вырезанная из чудом выросшего в горах куста, заканчивается тонкими упругими веточками. Между ними натянут плетёный шнурок с кожаным мешочком. Грозное оружие детских игр, где главным противником являлись стёкла в окнах соседских домов. А нечаянным призом – поротая отцовским ремнём собственная задница.

Михась с осторожностью и опасением держит в руках котелок со снарядами, способными пройти сквозь колдовскую защиту пиктийцев.

– Давай первого, – шепчет Барабаш.

– Угу. – Кочик сунул в котелок палочку с привязанным кусочком колбасы и вытащил здоровенного скорпиона, впившегося в добычу. Затолкал голодную тварь в мешочек на рогатке. – Готово.

– Пошёл, родимый, – Матвей прислушался к темноте. – Заряжай.

Бесшумные снаряды улетали в ночь. Туда, где в свете поднявшихся над горами лун белели лица ползущих пиктийцев. Хорошо самому сидеть в тени, безнаказанно расстреливая колдунов. А на случай промаха… на случай промаха разбросаны колючки, смазанные протухшим месивом всё из тех же скорпионов – единственная царапина в течение недели убивает лошадь. Человек, как исключительно живучая скотина, продержится чуть дольше. Если, конечно, успеет вовремя обратиться к опытному лекарю.

Несколько мишеней застыли на месте – яд парализует мгновенно. Только парализует… тело сгнивает заживо, и оставшийся невредимым мозг позволяет сполна вкусить прелести этого не самого привлекательного процесса. Что поделать, скорпионы любят мясо с запашком.

– Заряжай.

Рассвет в горах красив только в воспоминаниях, когда сидишь в удобном кресле у жарко натопленного камина и под хорошую ракию рассказываешь благодарным слушателям про окрасившиеся розовым цветом вершины, про ущелья и облака над ними. И как поднимающееся светило бросает длинные тени… Вспоминать хорошо, да. Но на самом деле не до красот – от сырости и холода зуб на зуб не попадает, отлёжанные на камнях бока немилосердно болят, опостылевшие пейзажи внушают отвращение, а мысль о дальнейшем пути приводит в уныние.

Сегодняшним утром Йохану досталась ещё одна неприятность в дополнение ко всем прочим. Неприятность называлась похоронами. Ладно ещё, что его не заставили копать могилы, в камнях этого не смог бы сделать и сам Благой Вестник, но главный родениец заставил сбросить в ближайшую пропасть то, что вчера вечером именовалось ударной баталией Стражей Тумана. Раздувшиеся трупы с изъеденными лицами… Почему-то скорпионы всегда начинают трапезу с губ…

– Постарайся сапоги не заблевать, – предупредил профессор, давая знак развязать на пленном верёвки. – Оно конечно, ничего страшного, но на запах этих скорпионов сбежится…

Йохана тут же вырвало, но прилетевший подзатыльник заставил наклониться, и обувь не пострадала.

– Его самого не сожрут? – засомневался Барабаш.

– Не тронут, – успокоил Баргузин. – Этот болван тоже несёт отметку энергии Владыки – пропитался у вчерашнего костра, когда обед готовили.

– А мы?

– А вы с рождения.

– С самого рождения пропитались или с самого рождения болваны? – поспешил уточнить Михась.

– Скорее второе, – фыркнул профессор. – Умный человек подождал бы, пока я спущу на колдунов камнепад, а не полез бы вдвоём против полусотни.

– Там не больше двух десятков оставалось.

– Трупов только восемь.

– Так остальные сбежали.

– Вот потому и говорю – упустили, болваны. – Профессор строго посмотрел на прислушивающегося к разговору пиктийца. – Выполнять приказание, твою мать с кагулом видели[5]!

Йохан вздрогнул от грозного окрика и убежал таскать покойников. Старший сотник пристально посмотрел ему в спину:

– Пусть поработает напоследок.

– Почему же напоследок? – удивился Еремей.

– Разве после того, как передадим информацию в Генштаб, ты не собираешься пустить его в расход?

Баргузин пожал плечами. Собственно, подключение разума пленного оруженосца к каналу мыслесвязи с Владыкой вряд ли оставит хоть что-то от мозгов пиктийца, но тело не пострадает. И глупо уничтожать такой благодарный материал – пара месяцев работы, и получится вполне приличный претендент на пиктийский престол. Просто идеальный претендент – не имеющий собственного мнения, мыслей, убеждений и воли.

Вот сучку Элизию придётся убирать, тут даже вариантов нет. Молодящаяся старуха злонравна, взбалмошна, излишне умна и вообще является сосредоточием всего, что в человеке встречаться не должно. Тварь, короче говоря. С ней каши не сваришь и никак не заставишь плясать под роденийскую дудку. Даже пробовать не стоит – императрица напрямую завязана на Благого Вестника, и можно даже сказать, что является частью его. Притом не самой незначительной частью.

Еремей часто размышлял о том, как будет жить после войны. Раз уж погибнуть во славу Триады не суждено, как наглядно показали недавние приключения в Эдингташе и его подземельях, то задумываться о будущем не только можно, но и нужно.

В университет возвращаться не стоит. Во-первых, даже сейчас появляется острое желание заменить половину изучаемых предметов строевой подготовкой и рукопашным боем, а во-вторых – Владыка вряд ли позволит превратить единственное в стране высшее учебное заведение в полигон для преподавания курса молодого бойца. Да, что ни говори, но армия оставила в душе профессора неизгладимый след. Хотя… почему же оставила? Она и сейчас там. Армия в жизни мужчины – это навсегда. Иначе и не мужчина вовсе.