Олег Петухов - Пост-Москва
— Профессор, она не станет гастом от этой пересадки?
— Ну, что вы. Гастам вживляют нервные клетки некоторых животных. Я бы на вашем месте, Фидель, опасался другого.
— Чего же, профессор?
— Ксения станет сверх-человеком. И, возможно, повторяю, это только одна из возможностей, она иначе будет смотреть на обычных людей.
— То есть, разлюбит меня.
— Что такое любовь, как не самопожертвование, Фидель.
— Да, вы правы.
Фидель отключился и вдруг заметил, что в помещении их центра управления было необычно тихо. Он огляделся, ребята сидели молча, даже не шевелясь.
— За работу, господа! — сказал он громко и уверенно. — У нас куча дел.
6
Старик брел по улице. Кажется, что он стал в два раза меньше. Он сгорбился и как будто высох. Погода по-июльски теплая, но старый гаст замерз, руки его дрожат, а глаза слезятся. Он бормочет себе под нос: бу-бу-ду-бу-бу-ду-быть.
Он никогда не был нигде, кроме этого города, но обманчивая память подсовывает ему воспоминания, которые день ото дня и час от часа становятся все более яркими, зримыми и реальными для него.
Солнце закатывается в пустынную степь огромным красным зловещим шаром. Табун лошадей вдали, всхрапывания жеребцов, его любимая лошадка тычется в его ладони. Караван верблюдов на пыльной дороги, как он хотел вот так отправиться с ними в дальние страны на севере…
И он видит горбы верблюда прямо перед собой. Это как мираж, как неоновая вывеска над чистилищем, как детская мечта, нарисованная акварельными красками на бумаге.
Старик перешел дорогу, по которой сегодня уже никто не ездит, дорогу уставленную разбитыми и сожженными машинами, и стал перед зданием из стекла и бетона, увенчанного знаком верблюжьих горбов.
Он с трудом зашел внутрь и, мешкая и шаркая, прошел через весь зал туда, откуда пахло жареной картошкой, мясом, птицей, откуда доносились какие-то сладкие ароматы. Здесь еще холоднее, чем на улице, и старик практически окоченел.
Человек за стойкой смотрит на него, потом, улыбаясь и показывая белоснежные зубы, говорит:
— Сегодня акция! Первый биг смак бесплатно.
И протягивает старику какую-то картонную коробочку. Старик берет ее и выходит на улицу. Он на ходу открывает ее — там лежит хлеб, а внутри его что-то съедобное. Он кусает это, тщательно пережевывает. Потом не торопясь съедает остальное.
Старик-гаст останавливается. Спина его распрямилась, глаза уже не слезятся, а руки не дрожат.
— Я — человек, — говорит он и умирает с улыбкой на губах. Последнее, что он видит тускнеющими глазами, уже лежа на тротуаре, — это черного кота, внимательно наблюдающего за ним.
7
Геринг не верит своим глазам: откуда это взялось в его тщательно охраняемом кабинете? Внезапно ему в голову приходит догадка, он сует руку в карман и достает имитатор реальности — тот почему-то включен, хотя он может поклясться, что не сделал бы этого под страхом смертной казни. Он нажимает кнопку выключения, но гаджет не реагирует. Тогда он изо всех сил бросает его в стену. Аппарат разлетается на части, но куб с мертвой девкой никуда не девается. Более того, девушка поворачивает голову и смотрит на него с улыбкой. А потом протягивает руку, и рука проходит сквозь толстое стекло.
От неожиданности у Геринга подкашиваются ноги, и он валится на диван и будто застывает в холодном и вязком желе.
Он слышит голос, словно из-под земли, голос мертвой девки с пулевыми отверстиями в груди:
— Ты меня предал.
Герингу перехватило горло, но он справился со спазмами и прошептал:
— Я выполнял свой долг.
И вдруг, неожиданно для самого себя:
— Прости…
Девка ухмыляется еще шире и говорит ему из своей голубой могилы:
— Возьми телефон.
Он не понимает, что от него требуют, но берет свою трубку. Та, оказывается, подключена, хотя никакого звонка не было. Он подносит ее к уху и слышит женский голос:
— Не надо нас злить.
— Кто вы? — только и находится он, что ответить.
— Не надо нас злить, — повторяет женский голос. — Мы сирены. Мы валькирии. Мы улитки.
А потом уже гораздо жестче:
— Операция «Преемник» отменяется. И это сделаешь ты. Твой брат станет Папой.
Геринг только молча кивнул головой. Почему-то он не сомневался, что обладательница женского голоса прекрасно его видит.
В ту же секунду страшный куб исчез с громким хлопком воздуха.
8
Иван и Даша сидят за пультом управления. На мониторах просматривается вся местность вокруг. Пока что все тихо. Отдельные гасты ведут себя неагрессивно, в основном занимаясь уборкой территории, озеленением газонов, переноской каких-то ящиков. Кажется, будто все они заняты важным делом, знать бы еще, каким.
Иван берет Дашу за руку, стараясь не привлекать внимания, наклоняется к ней и шепчет:
— Я тебя люблю.
Даша хмыкает в ответ:
— Еще бы!
— Жалко старика, — замечает Иван вскользь.
— Это мой папочка-то старик? — Даша вздергивает носик.
— Я в хорошем смысле, — улыбается Иван.
— Ну, тогда ладно, пусть будет старик.
— Надеюсь, что все обойдется с Ксенией, — говорит Иван уже серьезно.
— Да, — Даша тоже посерьезнела. — А вот мне в голову пришло, знаешь, что?
— Что?
— Ну, я в некотором смысле филолог, хоть и лингвист.
— И?
— Вот за кем они сюда пришли, отец и ребята?
— За Офелией, конечно. Это была задача операции.
— Угу. А теперь посмотри на монитор. Что ты видишь?
— Это Ксения. Ведьмочка. Лежит в реанимационном растворе.
— То-то и оно, — она выжидающе посмотрела на него, но он молчал. — Ладно, объясню популярно.
И она продекламировала:
Над речкой ива свесила седую Листву в поток. Сюда она пришла Гирлянды плесть из лютика, крапивы, Купав и цвета с красным хохолком, Который пастухи зовут так грубо, А девушки — ногтями мертвеца. Ей травами увить хотелось иву, Взялась за сук, а он и подломись, И, как была, с копной цветных трофеев, Она в поток обрушилась. Сперва Ее держало платье, раздуваясь, И, как русалку, поверху несло. Она из старых песен что-то пела, Как бы не ведая своей беды Или как существо речной породы. Но долго это длиться не могло, И вымокшее платье потащило Ее от песен старины на дно, В муть смерти.
Иван задумался:
— Ты хочешь сказать, что Офелия — на самом деле Ксения? Но ведь это просто ник в игре.
— Ваня, у нас уже столько было всего «простого», что я перестала верить в простоту.
Иван ничего не сказал, вернувшись к работе. Он искал и никак не мог найти своего Ночного Кота.
9
— Позвольте представиться, я — Тинин Андрей Григорьевич, следователь по особо важным делам, — явно довольный жизнью и работой, немного склонный к полноте, но в самую меру, мужчина оторвался от экрана монитора. — А вы…
Девушка, сидящая перед ним на казенном стуле, казалась погруженной в свои мысли. Она, наконец, подняла глаза и сказала:
— Они убили ее!
— Кто? Кто убил кого? — почти искренне удивился следователь.
— Они убили эту девочку — Ведьмочку. Прямо на моих глазах.
— Ведьмочка, вы говорите? А имя у ведьмочки есть?
— Ее зовут Ксения.
— А фамилия? Отчество? Место и год рождения? Вы же понимаете, сколько Ксений в Москве.
— Я не знаю.
— Не знаете. Но видели, как ее убили. А кто ее убил?
— Человек из вертолета. Он выстрелил в нее из автомата.
— Да вы не волнуйтесь так. Следствие разберется. И вам просто нужно будет подать заявление в полицию по месту жительства или совершения преступления.
— Но там, где все это произошло нет полиции.
— Полиция есть везде. Во всяком случае, в нашей стране.
— Это произошло в Печатниках. Там нет полиции уже… — она решила, что правда в данном случае не слишком важна. — Года три.
— И вы готовы дать показания? По факту убийства.
— Да, конечно.
— И даже показать, где находится труп?
— Ну, я не знаю. Может, ее уже унесли куда-нибудь. Или похоронили, я не знаю.
Андрей Григорьевич нахмурился и снова уткнулся в монитор.
— Так, как вас зовут? — как бы мимоходом снова спросил он Офелию.
Девушка выглядела уставшей и подавленной, но отвечала без всякого страха:
— Я хочу сделать заявление, как вас зовут? Андрей Григорьевич? Андрей Григорьевич, меня похитили, а одну девушку, Ксению под ником Ведьмочка, убили.
— А кто вас похитил, Анастасия Олеговна? И для каких целей? Они вас шантажировали?
