Константин Дроздов - Свастика в Антарктиде
— А что случилось с тем, чей образ он забрал себе?
— Он мертв. И вам придется смириться с этим. — С этими словами незнакомец рухнул на палубу и… исчез, словно и не было его вовсе. Только белый, как бумага, штурман, вжавшийся в переборку рядом со мной, продолжал смотреть немигающим взглядом на то место, где только что находился «альбинос». Я склонился над Прином и его помощником. К счастью, они были живы. Гюнтер с трудом сел и посмотрел на меня:
— Дьявол, с чем мы тут играем?! С тебя пиво, фон Рейн. Иначе в следующий раз я пошлю всех вас к чертям с вашей Атлантидой.
Я рассмеялся и помог Гюнтеру встать. Хорст протянул руку его помощнику. Когда лодка поднялась на поверхность, Прину доложили, что рельеф дна озера меняется. «Подводный холм» уходил в сторону туннеля, ведущего к открытым океанским водам.
Через час после происшествия мы собрались в пещере Зигрун. Хорст задумчиво ходил из угла в угол.
— Я даже не знаю, что предположить. Мне приходилось слышать легенды и мифы о подводном мире и народе, его населяющем, но уж слишком все это неправдоподобно. Эрик, неужели в библиотеке атлантов ничего нет по этому поводу? — остановился он передо мной.
— Нет. Если верить «альбиносу», то и не может быть. Они появились на планете сравнительно недавно. Атланты к тому времени уже стали героями мифов и легенд, — вздохнул я. — Это новая и неизвестная для нас величина. Другая цивилизация у нас под носом. Просто поразительно. Будем докладывать «наверх»?
— Нам могут не поверить, Эрик. Это невероятно. Невероятнее, чем наши сношения с Шумером. Высокоразвитая цивилизация под боком у человечества. Без прямых доказательств, которых у нас нет. Гиммлер подумает, что мы тут начинаем тихо сходить с ума.
Я отказался от алкоголя, предложенного Лоттой. Меня занимала мысль о том, кто из будущего экипажа «Молоха» уже не является человеком в привычном понимании этого слова. Почему «альбинос» уверен, что представитель его народа однозначно войдет в состав экспедиции? Исподтишка я посмотрел на всех присутствующих — Хорста, Зигрун, Марию Орич. Может быть, это уже кто-то из них? Мой взгляд остановился на Марии. С момента прибытия в Новый Берлин она избегала общения со мной, в основном общаясь с Зигрун, Хорстом и изредка с Магдаленой. Может быть, Мария? Но она держится особняком еще с момента прибытия, а таинственный пловец вышел из воды всего лишь несколько дней назад. Хорст нисколько не изменился. Поломав голову еще некоторое время, я решил, что рано или поздно разведчик подводной цивилизации выдаст себя чем-либо. Мне лишь необходимо набраться терпения и внимательно следить за происходящими вокруг событиями.
К полуночи мы разошлись. О событиях дня Хорст решил никому не докладывать и возложил на меня обязанность переговорить по этому поводу с Гюнтером Прином.
— Дьявол, Эрик! У меня у самого нет желания с кем-либо обсуждать то, что мы видели. Я вообще иногда жалею, что дал согласие участвовать в освоении Антарктиды. — Мы с Прином сидели в его номере жилого корпуса для моряков и потягивали сладковатый ямайский ром. — Все это так необычно и настолько превосходит возможности моего воображения, что иногда мне кажется, что все это затянувшийся сон.
Я молчал.
— Но если это не сон… Представляешь, мы на своих суденышках шныряем туда-сюда, воюем, а они где-то там, в глубине, живут и посмеиваются над нашими жалкими потугами стать властелинами морей и океанов. «Альбиносы», судя по всему, далеко обогнали нас по части технологических фокусов. Стоит им только захотеть… Почему же они не пытаются продемонстрировать нам свою мощь, Эрик?
— Возможно, что мы не представляем для них интереса. У них есть все, что нужно, — ответил я, а сам подумал, что теперь-то интерес появился.
— Словно мы муравьи, — с обидой в голосе буркнул Прин.
Ровно в восемь часов утра я и Вернер Хенке поднялись на борт «Ханебу-2». Этот полет на дисколете был запланирован как тренировочный, но я решил использовать его и для других целей.
«Ханебу-2» имел три уровня. Первый представлял собой довольно вместительный грузовой отсек, на втором располагались места для пассажиров. Небольшой лифт доставил нас на третий уровень, где располагалась двухместная пилотская кабина. Мы разместились в огромных креслах, автоматически подстраивающихся под форму тела и снабженных довольно непростой системой амортизирующих и фиксирующих ремней. Оказавшись на пилотских местах, мы положили руки на широкие подлокотники, представлявшие собой одновременно и панели управления. Затем легким движением пальцев привели в действие поддерживающие механизмы, которые опустили на наши головы тяжелые шлемы со встроенными обзорными телеэкранами внутри. Далее управлять диском нам предстояло в прямом смысле на ощупь. Еще раз коснувшись пальцами панели на одном из подлокотников, я активировал шлем и смог увидеть знакомую панораму Нового Берлина с высоты тридцати метров над взлетной площадкой. Именно на такой высоте располагалась пилотская кабина. Поворачивая голову из стороны в сторону, я убедился, что экран ясно и без сбоев передает окружающую картину. Продолжая касаться панелей управления, я вывел на экраны техническую информацию о состоянии корабля. Убедившись, что все в порядке, я доложил о полной готовности к полету Хенке, который занимал кресло первого пилота. Вернер начал задавать параметры взлета. Минуту спустя корабль чуть вздрогнул — заработали генераторы плазменной оболочки. Через несколько секунд активировались мощные электромагнитные двигатели. Я включил режим фильтрации изображения, и появившаяся на обзорном экране дымка исчезла. Диск медленно и плавно оторвался от поверхности бетона. Техники издалека внимательно наблюдали за взлетом. Рядом с ними я рассмотрел Хорста и Магдалену. «Волнуется», — с нежностью подумал я, разглядывая ее далекую фигурку. Тем временем диск поднимался все выше и выше. Обзорный экран шлема и почти бесшумная работа двигателей создавали иллюзию свободного полета. Хенке отвел диск к Пирамиде. Я вывел на экран картинку с обзором поверхности под диском. Верхушка изваяния оказалась совсем рядом. Запрокинув головы, солдаты у входа в сооружение тоже неотрывно смотрели на нас. Один из них замахал рукой.
— Ныряем. Доложите о готовности, — зазвучал в наушниках голос Хенке. Я переключил изображение на экране. Красочная картинка сменилась схематичным голографическим изображением. Выскочили цифры с указанием высот, расстояний, скоростей.
— Второй готов, — сказал я.
— Пошли, — бодро бросил Хенке.
Выбрав угол атаки, он бросил диск навстречу водной глади, мгновенно разогнав дисколет до трех сотен километров в час. Взрезав поверхность озера, диск по плавной дуге выровнял ход и на глубине семидесяти метров заскользил по туннелю, ведущему к открытому океану. Почти не снижая скорости, Хенке умело проходил изгиб за изгибом подводного рукава, а я внимательно следил за ландшафтом дна. Меня интересовали «альбинос» и его хозяева. Тем временем, быстро пройдя туннель, Хенке вывел летательный аппарат из водной среды и завис в сотне метров над побережьем Антарктиды.
— Дай теперь мне попробовать. Переведи управление, — сказал я, разглядывая студеные волны внизу.
— Уверены? — спросил Хенке.
— Да.
Взяв управление на себя, я сделал широкий круг над белым панцирем южного континента и с удовольствием ощутил, что машина полностью подчиняется мне. Совершив нескольких воздушных пируэтов, я направил «Ханебу» в сторону центральной части Атлантики.
От Южного полярного круга и почти до самой Гренландии в толще вод Атлантического океана раскинулся гигантский Срединно-Атлантический горный хребет длиной около шестнадцати тысяч километров. Он пролег через всю центральную часть Атлантики, зигзагом повторяя очертания береговых линий обеих Америк и Африки и разделяя океан на две приблизительно равные части. Большая часть вершин этого подводного хребта не достигает поверхности воды и находится на глубине не менее одного километра. Лишь отдельные пики выступают над поверхностью океана и образуют острова — Азорские в северной части Атлантики и Тристан-да-Кунья — в южной. У Тристан-да-Кунья я заставил «Ханебу» снова нырнуть в воду. Когда, двигаясь вдоль подводного хребта, я достиг глубины двухсот метров, Хенке заволновался:
— Конструкторы не рекомендуют опускаться ниже трехсот метров. Если откажут двигатели, поддерживающие плазменную оболочку, нас раздавит давление. В отличие от «Молоха» наша сталь намного слабее.
— По секрету они мне сказали, что запас прочности «Ханебу» позволит ему остаться невредимым и на большей глубине, — успокоил я Хенке.
Барражируя над цепью подводных гор на глубине четырехсот метров, я пытался найти на дне Атлантического океана следы подводной цивилизации. Для поисков, конечно, лучше было спуститься еще глубже, но я не хотел рисковать зря. Наконец, между линией Южного тропика и островом Святой Елены мы обнаружили звено из полдюжины быстро движущихся объектов в сотне метров под нами. Судя по скорости и величине, не уступавшим нашему аппарату, объекты явно не являлись представителями океанской фауны. Я, не меняя глубины, пристроился за ними. Они или не замечали нас, или делали вид, что не замечают. Через полчаса гонки неизвестные подводные аппараты застопорили ход и стали медленно погружаться в глубину, к самому подножию подводных гор, находившемуся на глубине более шести километров. В нерешительности я завис в горной расселине на глубине пятисот метров. Хенке напряженно молчал, и я понимал, что достаточно небольшого сбоя в работе сложных агрегатов нашего судна, и шансов спастись у нас не будет. Поэтому я продолжал наблюдение за таинственными объектами по приборам. На глубине почти четырех километров они прекратили спуск, и их графические изображения стали один за другим пропадать с наших экранов.
