Василий Сахаров - Солдат
Через полчаса подошли еще две группы наших воинов, с ними комбат и переводчик Азат, с которым мы сталкивались еще в Нальчике, при допросе духовного лидера из штрафбата. Остальные группы рассыпаются по лесу вдоль дороги, и поддерживают между собой связь. Мы ждем в гости генерала.
При допросе ординарца, который находился в доме, я все же поприсутствовал. Вошел в наглую и присел возле теплой печки. Выгонит комбат, уйду, а нет, так услышу что-то для себя интересное, так я решил. Еременко, только покосился на меня, ничего не сказал, и начал вытряхивать из худого высокого южанина с огромными черными глазами, взятого в плен моим командиром группы, все, что тот только знал или о чем только догадывался.
Южанин сильно трусил, постоянно сжимался в клубок и пытался залезть под койку на которой спал. Однако Азат его быстро успокоил и объяснил, что если он будет сотрудничать, то в любом случае, останется жить. Вроде как, нам лишней крови не надо. Обнадеженный такими речами, ординарец генерала все же смог взять себя в руки, успокоился и вскоре стал отвечать на вопросы Еременко.
Ахмад, так звали пленника, знал не очень много, но и то, что он рассказал, было очень важной информацией. Как мы и предполагали, Мохаммед Палави катался в эту глушь не зря. Он ждал людей из правительства Горского Содружества, а точнее, некоего Исмаила Алиева, старейшину Буйнакска, небольшого поселения, в этом году попавшего под оккупацию Халифата. О чем должен был пойти разговор, Ахмад, конечно же, не знал, но зато знали мы, так как уже неоднократно слышали от «индейцев», потерявших свои дома и родные аулы, что пора замиряться с Халифатом, а нам, надо покинуть их горы. Такие разговоры местными командирами сразу же пресекались, но всем рот не заткнешь, а южане обещали тем, кто перебежит к ним, милость, прощение и равные с собой права. Вот, видать, что и не только рядовые воины от войны устали, но и среди старейшин миротворец нашелся.
Полученную от Ахмада информацию, Еременко сразу же передал в штаб корпуса, но там ей попросту не поверили. Правда, безопасники всполошились, но «великий стратег» Гена Симаков, приказал не паниковать и успокоиться, а Еременко пришел приказ продолжать операцию, любой ценой захватить Мохаммеда Палави и доставить его в штаб. Комбат только обматерил нашего комкора, и подтвердил слова штабного генерала. Понятно, что генерала брать надо, но и информации от ординарца полученной, оснований не верить, попросту нет, и чем быстрей наши начальники начнут по этой теме работать, тем лучше. Ладно, СБ в курсе, а это уже хорошо, черт с ним, с комкором нашим, тупорезом и фанфароном, главное, что госбезопасность начнет копать среди горцев.
Время в засаде тянулось бесконечно медленно и долго. По дороге от Озрека до Нижнего Черека прошли два обоза с продовольствием для зимующих в Нальчике войск, и слава всем богам, что никто из возниц не додумался до того, чтобы подъехать к стоящей невдалеке пасеке. Мы были напряжены и ожидали вражеского генерала, но он, скотина такая, почему-то медлил. Наконец, наши дозоры доложили, что пошло движение, и по дороге от лагеря у реки, в нашу сторону двинулись всадники. Все как обычно, пяток конников впереди, а за ними сам Палави с охраной.
Спустя сорок минут, передовая пятерка южан въехала на пасеку. Без промедления всадников посбивали наземь выстрелами из ВСС, а к приезду самого генерала, уже успели убрать со двора трупы, притрусить снежком кровь, а лошадей поставить туда, где им и положено быть, то есть к коновязи.
Кавалькада конных южан скопилась во дворе, и Мохаммед Палави, дородный черноусый мужик в новеньком полушубке и мохнатой папахе, оглядев подворье и не обнаружив даже часовых, что-то гневно прокричал. Его люди занервничали, но не настолько, чтобы хвататься за оружие.
— Огонь! — выкрикнул комбат, наблюдавший за всем происходящим из дома, и мы, повинуясь команде нашего полковника, начали поливать двор огнем.
Через полминуты стрельба прекратилась, и из всех вражеских воинов, в живых остался только сам генерал, упавший со своего арабского скакуна прямо в окровавленный снег. Палави живо спеленали, экспресс-допросов устраивать не стали, а взвалив на плечи, начали незамедлительный отход. Время, конечно, было, до вражеского лагеря восемь километров, как я уже говорил, но таков закон разведки, что взял кого-то важного, так сразу волоки его в чащобу, а уже там с ним и разбирайся. Надо сказать, что поступил комбат верно, так как возле пасеки, совершенно неожиданно для нас, просочившись через боевое охранение, нарисовались «индейцы», немного, пятеро всего, но вооружены с головы до ног, и настоящие воины. Встреча с нами была для них полной неожиданностью, и получилось так, что мы идем в лес, а они из его глубины на опушку только выдвигаются.
Со стороны горцев сразу же забил ПКМ, снег перед нами вздыбился, а над головой засвистели пули. Как мы тогда ни одного из своих бойцов не потеряли, до сих пор не понимаю. Лично у меня сомнений не было, перед нами враги и, скорее всего, это сам Алиев со своими бойцами. Положение не очень, спору нет, но их только пятеро, а нас, три группы, и что в таких ситуациях делать, мы знали очень даже хорошо, фланговый обход, окружение и подавить противника огнем. Ничего нового, но зато просто, надежно и по делу. Спустя десять минут, я стоял над трупами четырех «индейцев», здоровых широкоплечих бородачей, которые до конца прикрывали пятого, самого Буйнакского старейшину, который смазал пятки салом, и так ломанул по заснеженному лесу, что наши бойцы, молодые и крепкие парни, так и не смогли его догнать.
В общем, упустили мы Алиева, и это было нашим основным промахом, который и омрачил всю радость недавней бескровной победы над южанами. Двинулись дальше и через несколько километров марша, вышли к своему лагерю, и уже здесь остановились на привал. Другие наши группы, перекрывшие дорогу на Озрек, без всяких напрягов сдерживали направившихся на подмогу своему генералу «басиджей», а еще одна пыталась догнать быстроногого старейшину, знавшего в этом лесу большинство троп.
При том, как в полевых условиях кололи Мохаммеда Палави, меня не было, но то, что он полностью подтвердил слова своего ординарца, и рассказал много интересного, ни для кого секретом не было. В частности, стало известно, что глава Буйнакска, поддерживает контакты не только с ним, но и с другими генералами уже давненько переговоры ведет. Такие вот дела.
Спустя еще час, группы, которые держали оборону на дороге, заметили приближение крупных сил противника со стороны Нальчика и, уводя за собой хвосты, направились вверх по течению реки в сторону Старого Черека. Другая группа, гнавшая по лесу Алиева, повернула на северо-восток и двинулась вниз по Тереку. Нам же, основным силам батальона, предстояло вернуться в расположение корпуса прежним путем, форсируя Черек, через Кахум, выйти на Нарткалу. Шли мы бодро, удача сопутствовала нам, боестолкновений не было и спустя полтора суток, батальон вышел на линию обороны наших территориалов.
Начальство занималось своими, глобальными вопросами, допрашивало главкома «Басидж», связывалось с советом горских старейшин, строило планы на весеннюю кампанию, а меня в лагере ждала неожиданная встреча.
Войдя в палатку, где мы жили, разделся и вдохнул ароматы, идущие от наших распаренных тел. Бр-р-р! Только подумал о том, что сейчас пойду в уже натопленную баню и буду, никуда не торопясь, отмокать и сдирать с себя грязь, как к нам влетел растрепанный дежурный по батальону, невысокий и юркий прапорщик Угрюмов.
Нацелившись на меня взглядом, прапор сказал:
— Мечник, аллюр три креста, — любимая присказка Угрюмова, — живо к комбату.
— Чего случилось-то, — удивился я, — дайте хоть в баню сходить.
— Все у Еременко узнаешь, быстрей давай.
Вновь одевшись, пробурчал:
— Ни сна, ни отдыха, геройскому сержанту. Бли-и-и-н!
Войдя в палатку комбата, обнаружил в ней Еременко, который расстелил на столе карту и, тыкая в нее пальцем, что-то доказывал непонятно как оказавшемуся в расположении нашего батальона Иману Гойгову. Старик, ни капли, ни изменившийся с нашей последней встречи на побережье, внимательно слушал полковника и молча, видимо соглашаясь с ним, кивал головой.
— Разрешите? — обратился я к комбату.
— Давай, — он указал на лавку и продолжил свои терки со старейшиной.
Ну, не на работу позвали, это понятно, а посидеть спокойно в тепле и без беготни, такому я завсегда рад. Опять же, разговор командира с Гойговым послушать можно.
— Старейшина, — Еременко грязным ногтем провел по карте линию, — смотрите сами. Сейчас мы удерживаем фронт по линии Баксан-Нарткала-Арик-Нижний Курп. Все бы ничего, но у нас в тылу перегруппировываются подразделения, подчиняющиеся непосредственно Алиеву, и когда они ударят нам в спину, весь фронт посыпется.
