Евгений Шкиль - Метро 2033: Гонка по кругу
Штефан хихикнул и спросил:
– Герр Брут, а что такое Вальхалла?
– Заткнись, Поппель! Ты туда все равно никогда не попадешь! Дебилам туда вход воспрещен. Не расслабляться, вперед!
Штефан и Ганс, пробиваясь сквозь толпу, последовали за своим шефом. Покинув Арбатскую, через переход они попали на Боровицкую. Эта станция поразила Ганса меньше, чем предыдущая. Возможно, она была не так сильно освещена, да и колонны не являли собой нечто массивно-монументальное и незыблемое со времен зарождения мира. А может быть, нагоняй штурмбаннфюрера отрезвляюще подействовал на парня.
На Боровицкой наци не задержались и, спешно миновав блокпост пограничников Полиса, направились по туннелю в сторону Полянки. Еще когда Ганс Брехер был Ваней Колосковым и жил на Баррикадной, он много слышал об этой странной станции. Здесь часто происходили непонятные вещи: путники погружались в галлюциногенный бред, оказывались в других местах или иных временах, встречались с умершими близкими, видели то, что другим видеть было не дано.
– Если где и можно узреть Вальхаллу, то здесь, – сказал штурмбаннфюрер, когда наци проходили мимо Полянки, – а Полис – это лишь имитация.
Однако в этот раз ни Брут, ни Ганс, ни Штефан ничего странного не повстречали. Станция была темна, пуста и безмолвна. Высвечивая дорогу, они дошли без происшествий до самого поста на Серпуховской. Попасть в Ганзу оказалось сложнее, чем в Полис. Пограничник долго и привередливо изучал паспорта.
– Цель вашего визита в Содружество Станций Кольцевой линии? – наконец спросил он не особо дружелюбно.
– У нас выдалось свободное время, и мы решили поболеть за наших ребят, – прохрипел Брут, нарочно искажая голос.
– Если верить телефонным сообщениям, – сухо констатировал пограничник, – ваш Бауманский альянс выбыл из Игры, струсил, сошел с дистанции.
– Пусть так, – парировал штурмбаннфюрер, – но мы же не зря прошли полметро? Поболеем за тех, кто остался. Спустим кровно заработанные патроны на еду, питье, а может, и на кое-что еще, – а это пускай маленький, но все же вклад в вашу экономику.
Доводы Брута не особо впечатлили пограничника. Подозрительно прищурившись, он внимательно осмотрел лжебауманцев и сказал:
– Что-то вы не сильно похожи на простых работяг с Электрозаводской.
– Ну так время нынче какое? – штурмбаннфюрер понимающе кивнул, погладив цевье укороченного автомата. – Без оружия – никуда.
– Не в этом дело, – пограничник указал взглядом на Штефана, а затем на Ганса. – Вы вооружены одинаково: пистолетами Ярыгина и АКСУ, и одеждой друг на друга похожи.
– Вы еще скажите, что мы долбаные фашисты из Рейха и занимаемся подрывной деятельностью, – натужно засмеялся Брут.
– Я ничего не хочу сказать, – сказал пограничник, – но оружие придется сдать в камеру хранения.
– Никаких проблем, – ответил штурмбаннфюрер, отдав честь двумя пальцами у виска.
Первым делом, попав по переходу с Серпуховской на Добрынинскую, Брут нашел букмекера в сером джемпере.
– Где сейчас команды? – спросил он чиновника.
– Отдыхают на Киевской, – ответил тот, – через полтора часа стартуют, а там по прямой до Павелецкой, кто кого.
– Кто остался из участников?
– Кольцевая и Четвертый Рейх.
– А Ева? Ева?! – почти прорычал Брут.
– Какая Ева? – не сразу понял букмекер. – А, вы, наверное, имеете в виду девушку из команды «Дед и компания»?
– Да!
– Если верить телефонограмме, она погибла между Белорусской и Краснопресненской. Сожалею, любезный господин, если вы поставили на эту команду. Однако еще не поздно отыграться. Вы можете сделать ставку на команду Кольцевой линии или Четвертый Рейх. Коэффициенты равны…
Брут посмотрел на букмекерствующего ганзейского чиновника таким бешеным взглядом, что тот, прервавшись на полуслове, извинился и поспешил скрыться в толпе.
Штурмбаннфюрер помнил наказ гауляйтера Вольфа убить Фольгера в случае смерти Евы или поражения Четвертого Рейха. Что ж… одно из двух условий есть. Феликс Фольгер должен умереть.
Теперь Брут размышлял, как все обставить. Конечно, изначально лучше было бы попасть туда, где заканчивается соревнование, на Павелецкую. Но для этого пришлось бы пройти транзитом через Красную Линию и Треугольник. И те, и другие слишком хорошо знали Брута Арглистманна, и любить его ни у коммунистов с Театральной, ни у бандитов с Новокузнецкой причин не было. Лучший диггер нацистов совершил несколько успешных рейдов против конкурентов по подземке и, что хуже всего, засветился. Его знали в лицо, и долго церемониться с ним не стали бы. Пуля в лоб – и делу конец. К тому же и напарничек, главный палач Пушкинской, в свое время умудрился основательно нагадить на Красной Линии, зверски замучив семью, состоящую из мужа, жены и маленького ребенка. Поэтому пришлось идти через Полис и Полянку.
Брут знал обходной маршрут и мог бы оказаться в перегоне между Добрынинской и Павелецкой, устроить засаду на соревнующихся, но что-то заставило его ничего не предпринимать. Несколько часов они со Штефаном и Гансом шныряли среди зевак, терпеливо ожидая команды Фольгера и Грабова.
Штурмбаннфюрер был не из тех, кого легко удивить, однако, когда толпа тревожно охнула, и диггер-наци увидел, как какой-то мужчина, выскочив из одного туннеля, молниеносно перемахнул через платформу и тут же скрылся в смежном, он поневоле изумился. Брут оценил силу, быстроту и напор незнакомца, у которого мышцы так и выпирали из-под свитера. А еще он интуитивно понял, что команда Грабова обречена. С таким напарником Фольгер, вне всякого сомнения, победит. И тут же штурмбаннфюрер спросил себя: а сумеет ли он убрать Феликса с таким мощным союзником? Или все получится наоборот? После секундного раздумья Брут решил, что не может позволить себе бояться, иначе очень быстро превратится в ничтожество вроде палача Штефана. А человек, трясущийся от страха, всегда проигрывает, ибо заведомо слаб. Нужно, подобно тамплиерам, делать, что должно делать, и будь, что будет.
Вскоре из темноты туннеля появились Фольгер, тот самый мускулистый мужчина и совсем молоденькая девушка. Теперь всем стало абсолютно ясно: Игры закончились, троице победителей осталось пройти перегон до Павелецкой и получить заслуженные призы. Вместо этого Феликс сотоварищи поднялись на платформу. Чиновник в сером джемпере, по совместительству букмекер, преградил дорогу чемпионам и принялся выкрикивать панегирик бойцам Четвертого Рейха.
И тут случилось то, чего Брут совсем не ожидал: Фольгер прилюдно объявил, что на стороне Рейха он участвовал по подложным документам и потому отказывается от победы. Следом за шокирующей тирадой троица, расталкивая озадаченных зевак, скрылась в переходе на Серпуховскую.
Требовалось немедленно принять решение, и штурмбаннфюрер, не колеблясь, скомандовал:
– За мной!
Несмотря на оперативность, он, Штефан и Ганс потеряли из виду команду Фольгера. Впрочем, Брут не сомневался, куда двинется проклятый предатель интересов Рейха. У него был только один путь – в сторону Полиса через Полянку. Правда, чисто теоретически ренегат мог направиться и на юг, к станции Севастопольская, но штурмбаннфюреру этот вариант показался маловероятным. Севастопольская являлась полуизолированным анклавом, вынужденным постоянно обороняться от агрессивно настроенных мутантов. Жизнь там была сущим адом, по сравнению с которым даже жалкое существование на нищей Павелецкой радиальной могло показаться вполне сносным.
Пограничник неприлично долго выдавал сданное в камеру хранения оружие.
– Зря столько километров отмотали со своего Бауманского альянса, – злорадно улыбнулся он, – вон оно как обернулось.
Брут подавил нахлынувшее искушение вбить нос в глотку ганзейскому недоумку и, сжав до боли кулаки, лишь сухо ответил:
– Значит, судьба.
Наконец все формальности были улажены, и нацисты пустились в погоню, к Полянке.
По правде говоря, штурмбаннфюрер затаил обиду на станцию, славившуюся паранормальным воздействием на людей. Брут неоднократно бывал на Полянке, но ни разу станция-призрак не приоткрыла перед ним двери потустороннего.
Брут, конечно, не был оторванным от жизни мечтателем (такие в метро долго не живут) – но и циничным атеистом себя не считал. Среди офицерства Четвертого Рейха существовала устойчивая мода на неоязычество. Один и боги, руны судьбы, Регнарёк, врата Асгарда, распахнутые для адептов чистоты расы, – все эти понятия не были для штурмбаннфюрера пустыми звуками. Он и мутантов, бывало, называл именами хтонических чудовищ, как Нидхёгга из Антроповского сквера, так удачно спасшего его команду от крысанов. Брут искренне считал себя настоящим воином, достойным посещения чертогов, в которых пировали герои.
Что-то случилось после ядерной войны с этим миром, и рациональные законы природы нарушались теперь с завидным постоянством. Мистическое и трансцендентное проявлялось на каждом углу. Метрошные байки сталкеров и диггеров, коллекционируемые Брутом, не могли быть просто сказками напуганных людей – слишком уж много их расплодилось. Но вот только Полянка, самое таинственное место в подземке, отчего-то не жаловала штурмбаннфюрера.
