Олег Таругин - Спящий город
— Абсолютно и совершенно ничем. Полагаю, все эти… э… пертурбации завершатся в ближайшие годы и ни о каких "глобальных изменениях планетарного масштаба", как это называют в некоторых газетах, говорить не придется. Вот и все…
Несколько секунд Юрий Сергеевич сидел молча, задумчиво вертя в руках кофейную чашечку ("За двадцать пять рэ могли бы и кофе варить поприличней, и чашку поэстетичней дать".). Затем с укоризной пробормотал:
— Да уж… А наши-то ученые все друг дружку стращают: "парниковый эффект, планетарное потепление, таяние ледников"… Ну, Обирочка Юрьевна, опять вы меня удивить ухитрились в самый неожиданный момент! Впрочем, давайте-ка мы этот разговор прекратим, и немедленно, поскольку секретность… ну, вы сами знаете, о чем я…
В этот момент раздалось знакомое "к сведению встречающих" и равнодушный голос аэрофлотовской диспетчерши сообщил о посадке ожидаемого рейса. Люди встали и, расплатившись за "дерьмо кофе, правда, Саш?", двинулись вниз…
* * *Широкофюзеляжный евроаэробус А-320 мягко коснулся колесными парами шасси бетона московского аэропорта и, пробежав положенные 1700 метров (плюс еще триста с учетом мокрой полосы), затормозил около пассажирского терминала. Подали трап. Толпа весело галдящих пассажиров (после сентября прошлого года большинство вынужденных пользоваться услугами воздушного транспорта людей покидали борт лайнера с гораздо большим энтузиазмом, нежели всходили на него) спустилась на гостеприимную российскую землю. Последним борт аэробуса покинул высокий худой старик с небольшим чемоданчиком в руках. Приветливо улыбнулся на прощание стюардессе ("Спасибо, фройляйн, прекрасный полет. По крайней мере выспался".) и неторопливо двинулся вслед за остальными пассажирами. Впрочем, не сразу — едва ступив на резиновый пол трапа — "гармошки", выудил сигарету и щелкнул зажигалкой, рядом немедленно оказался аэропортовский служащий:
— О, I’m sorry, sir! Please, don’t smoking in this place! It’s very dangerously![75]
Старик остановился, смерил ретивого молодого человека строгим взглядом и ответил на абсолютно правильном (хотя и с сильным баварским акцентом) русском:
— Серьезно? Сынок, мне больше девяноста лет, шестьдесят четыре из которых я ждал этой встречи. И ты даже не представляешь, что я видел на своем веку. Даже если от моей сигареты начнется пожар и рванет какой-нибудь оказавшийся где не нужно топливозаправщик — поверь, наша планета от этого нисколько не пострадает. Но из уважения к вашей прекрасной нации и ради очень важной для меня встречи я, конечно, потушу этот смертельно опасный для всего живого окурок. — Старичок старательно затушил сигарету и, поискав (и не найдя) глазами урну, спрятал раздавленный бычок в карман. — Продолжайте заботиться о противопожарной безопасности, молодой человек. И, раз уж мы с вами почти познакомились, подскажите, где тут главный зал ожидания?
Совершенно деморализованный таким напором, служащий молча ткнул пальцем в нужном направлении. Старичок церемонно кивнул и, чему-то усмехнувшись, пошел в указанную сторону. Через две минуты его уже тискали в объятиях чета Московенко и генерал Музыкальный — старые друзья наконец встретились… Этой встречи ждали все четверо, с той лишь разницей, что Юрию Сергеевичу, Обире и Московенко ждать пришлось несколько месяцев, а Зельцу — долгих шестьдесят четыре года…
* * *Известие о грядущей встрече пришло ровно два месяца назад, буквально на следующее же утро после возвращения, когда в последний раз открывшийся портал высадил спецназовцев и Обиру на территории одного из секретных аэродромов ГРУ в Подмосковье. Как и рассчитывал генерал, в Москве был уже поздний вечер (даже не верилось, что прошло только четверо суток с начала разработанной им спецоперации), так что сам факт возвращения диверсионной группы удалось до поры сохранить в тайне. До дома Юрий Сергеевич добрался только под утро. И, зайдя в подъезд, обнаружил в почтовом ящике продолговатый, европейского образца конверт, подписанный по-русски аккуратным, почти что каллиграфическим почерком. Получателем был он, Музыкальный Юрий Сергеевич, а вот обратный адрес знаком ему не был — письмо пришло из Франкфурта. Зато было более чем знакомо имя отправителя — Ольгерт Зельц, впрочем, никаких сомнений, от кого оно, у генерала и так не возникало.
Поднявшись на свой этаж и тихонько отомкнув дверь, Юрий Сергеевич разделся, чмокнул в щеку спящую жену ("Спи, Катя, спи, все в порядке, нормальная была командировка. Пойду у себя подремлю".), принял душ и, заварив себе кофе, заперся в кабинете. Сел за стол и несколько мгновений смотрел на лежащий перед ним белый прямоугольник, будто не решаясь вскрыть его. Затем осторожно поддел клапан конверта ножом и, вытащив несколько сложенных втрое листков (письмо тоже было написано на русском языке без единой орфографической или стилистической ошибки — русский, похоже, стал для Зельца вторым родным языком), погрузился в чтение:
"Глубокоуважаемый Юрий Сергеевич!
Если я все правильно запомнил и рассчитал, то это письмо вы получите в день Вашего возвращения и нашего с Вами прощания. Как военный человек я, безусловно, понимаю, насколько вы будете заняты в ближайшие дни, однако не могу не отправить письмо именно сейчас — мне все-таки уже 95 лет. Да и, кроме того, я ждал этого момента целых 64 года — тоже, согласитесь, немало. Письмо, которое Вы держите в руках, я переписывал бессчетное количество раз, даже оставлял у нотариуса с указанием — в случае моей смерти — отправить именно в этот день, но Господь был благосклонен ко мне и я собственноручно опускаю конверт в почтовый ящик. Это, так сказать, вступление. Теперь я хотел бы вкратце рассказать Вам о своей жизни, ибо не знаю, будет ли суждено нам встретиться лично. И, прежде всего, позвольте мне передать огромный привет и огромное оке спасибо фройляйн Обире, господину майору и конечно же Вам — вы действительно спасли мне жизнь! Всем, что было в моей жизни после 1938 года, я полностью обязан вам и только вам троим! Но расскажу обо всем по порядку (надеюсь, Вы уже отдохнули с дороги и я не слишком утруждаю Вас своим повествованием).
Итак, фройляйн Хранительница не ошиблась, и я попал в утро 20 августа 1938 года. Спустившись в квартиру, я застал свою жену в чрезвычайно расстроенных чувствах, обусловленных моим отъездом (я имею в виду, как вы понимаете, не себя нынешнего, а себя из прошлого). Не буду утомлять Вас рассказом о том, чего мне стоило хотя бы в самых общих чертах объяснить ей, что происходит и откуда я взялся, скажу лишь, что решающую роль в этом разговоре сыграли ее же письма, которые были датированы будущими годами и которые я, по счастью, всегда носил с собой, и в особенности несколько фотокарточек нашей, еще не рожденной в тот момент дочки. О, это был непростой разговор, но я не ошибся в своей жене — она нашла в себе силы не только поверить мне, но и помочь во всем том, что нам предстояло сделать! В этот же день, едва дождавшись темноты, мы покинули Мюнхен и поездом отправились сначала в Австрию, а затем — в Швейцарию. Как Вы и учили, соседям жена сообщила, что уезжает к родственникам в Вену, и договорилась в почтовом отделении, чтобы все мои письма сразу же пересылались на главпочтамт австрийской столицы. Еще через три дня мы уже были в Швейцарии, где я незамедлительно приобрел на имя жены (еще раз спасибо за науку, Юрий Сергеевич) небольшой двухэтажный домик в предгорьях Альп. Все остальное золото (честно говоря, не знаю, что бы я делал без этого "пособия" — поцелуйте за меня ручку фройляйн Обире!) я частично перевел в ценные бумаги, а частично положил в банк под проценты (теперь, по истечении более чем полувека, я отнюдь не бедный человек).
Через пять месяцев у меня родилась дочка, а в 1942 и 1945 годах — два сына. Последний родился уже в Берне, куда мы переехали в 1944 году. Сейчас у меня семеро внуков и четыре правнука. В Германию мы с женой и детьми вернулись только в сорок восьмом и, следуя Вашему совету, поселились во Франкфурте, где и живем до сих пор. Что до моего более чем почтенного возраста, то я твердо убежден, что тут не обошлось без вмешательства телепортационного поля (долгожителей среди моих родных никогда не было). За прошедшие годы (могу себе представить, каково Вам это читать, — ведь мы расстались, по вашим меркам, лишь вчера!) я не только в совершенстве изучил русский язык и долгое время работал профессиональным переводчиком в одном издательстве, но и перечитал всю доступную научную литературу, касающуюся вопросов времени, пространства и их взаимосвязи.
Так вот, размышляя об этом, я пришел к выводу (и, если я не ошибаюсь, то Вам тоже предстоит испытать это на себе), что нахождение в портале либо поблизости от него оказывает влияние на биологический возраст человека, — моя жена, оказавшаяся в непосредственной близости от открывшегося в 1938 году портала, жива до сих пор и прекрасно себя чувствует (о себе я и не говорю). Возможно, подобное наблюдалось и у других соседей по нашей мюнхенской квартире — этих данных у меня нет, поскольку, выполняя Ваше указание, я не общался ни с кем из прежних знакомых. Как бы то ни было, смело могу заявить, что сейчас я вполне здоров и не ощущаю себя девяностопятилетним стариком!
