Выбор из худшего - Алексей Иванович Гришин
А потому верный слуга Санчо Панса шустро вертелся, успевая и сменить холодный компресс на лбу господина, и убрать в комнате рвоту, и принести поесть… Впрочем, последнее в графском организме долго не задерживалось, и слуге вновь приходилось вертеться.
Откуда взялось это кастильское «Санчо Панса» у галлийского парня, для дворянина осталось загадкой, но это имя отлично подошло невысокому полноватому молодому человеку с круглым добродушным лицом.
– Ваше сиятельство, ну как же так? Ведь не мальчик уже, так-то надираться! – заискивающий голос слуги был полон укоризны.
– Молчи, болван! Не твое собачье дело – господину указывать! Щас как дам! Э-э, я не слишком?
– Нормально, – Санчо ответил неожиданно спокойно. И добавил: – Но пить надо меньше. А лучше и вовсе не пить. В тех благословенных краях, куда мы направляемся, похмелье – вполне достойное основание для плахи.
– Ох, если честно, то мне уже все равно – отрубят мне голову или она сейчас сама расколется. Все, зарекаюсь, больше этой гадости в рот не возьму! Ни вина, ни коньяка, ни граппы, ни той гадости, которой нас маркиз… как его… в общем, ее я тоже пить не буду!
В этот момент со шканцев донеслось:
– Земля! По курсу Тунис!
Граф беспомощно посмотрел на слугу.
– Демон, я ж сейчас не то что по трапу – по каюте пройти не смогу. Спаситель, что делать? Ведь на корню все прахом идет!
Но Санчо, меняя очередной компресс, лишь улыбнулся.
– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, отлежитесь до завтра, так даже лучше будет. Тех, кто сразу с корабля сойдет, будут досматривать целым нарядом, тщательно. А уж задержавшихся, да еще по причине качки… вас же укачало, в море бывает… так вот их – кое-как. Болезные, что с таких взять. Да и некому. Так, какого-нибудь клерка найдут на скорую руку.
Так что в порт Туниса путешественники попали лишь на следующий день. Спустившись с корабля, они предъявили скучающему стражнику в белоснежной чалме и красном толстом халате, из-под которого выглядывали синие шаровары и поношенные ботинки с загнутыми носками, свои еще в Венеции оформленные документы.
Тот сделал какую-то пометку в потертой тетради и, смахнув рукавом пот, градом катящийся по лицу, жестом показал, что интуристам следует пройти по огороженному коридору через ажурную, непонятными символами украшенную арку – тот самый артефакт, который громовым ревом должен был известить всех вокруг, что на святую землю османов ступил полноценный европейский маг.
Промолчал. И новоиспеченного графа де Бомон со слугой принял в свои объятия порт. Шумный, многолюдный, раскаленный под нестерпимо жарким солнцем. Пропахший потом людей, лошадей и ослов, смолой и дегтем.
Чтобы не заблудиться, де Савьер еще на корабле купил у капитана план города. Однако без верного Санчо уже через пять минут затерялся бы в невообразимом сплетении многочисленных улочек, переулков и закутков.
Но слуга прокладывал дорогу, словно прожил здесь всю жизнь, уверенно приближаясь к конечному пункту их похода – рынку рабов.
Воображение молодых людей рисовало картины скованных цепями невольников, оптом закупаемых для работы на полях. И, в общем-то, оказалось верным. Бывшие люди, а отныне движимое имущество, продавались именно такими связками. Покупатели оценивали среднее состояние товара, разумно учитывая в цене будущую естественную убыль.
За людей торговались точно так же, как в Галлии торговались за скот. Так же подписывали договоры, так же расплачивались. Учитывать каждого раба в связке никто даже не пытался.
Их даже клеймили как скот, выжигая на лбах тавро нового хозяина, отчего отовсюду слышались человеческие вопли и в воздухе витал мерзкий запах паленой кожи.
Де Савьер и д’Оффуа молча шли через этот ад, позволив себе лишь переглянуться. Их цель была дальше. Там, где раскинулись помосты, на которых выставлялся штучный товар.
Самые сильные мужчины, красивые женщины и дети. Все голые, чтобы покупателям сразу было ясно, за что платятся деньги. Много продавалось европейцев. С белой кожей, светлыми волосами. Наверняка еще неделю назад они были свободными, а то и благородными людьми. Но это было раньше. В другой жизни. В другом мире, в который отныне нет возврата.
А два галлийских дворянина, пусть и под чужими именами, спокойно шествуют мимо, не в силах хоть что-нибудь изменить. Вот в стороне показался один из пассажиров каравеллы, с которым де Савьер пил, шутил и вообще наслаждался путешествием. Стоит с каким-то типом в чалме, оформляет документы на голую девушку, держащую руки за спиной. Ощупал ее тело, заставил раздвинуть ноги, пальцем проверив девственность. И все это не прерывая торга. Лишь отвлекся взмахом руки и улыбкой поприветствовать попутчиков.
Вон еще один. Точно так же цинично осматривает мальчика лет восьми. Рука д’Оффуа метнулась к поясу, но вовремя опустилась. Де Савьер до скрипа сжал зубы, проклиная невозможность шарахнуть по этому сборищу хорошим таким заклятьем. Слуге… точнее, другу, пришлось до боли сжать его локоть. Да, смотреть и гадко, и страшно, но они здесь по делу. Слишком многое на кону. Страна, демон побери.
Сейчас им необходимо разобраться в порядке учета сделок, как и где хранятся копии купчих. Если они вообще где-нибудь хранятся. Чтобы потом можно было придумать, как проверить подлинность документа, по которому была продана белокурая госпожа де ла Сьот.
Ближайший консультант, хоть что-нибудь понимающий в этом процессе – один из попутчиков. Тот, что девушку купил. Ко второму обращаться нельзя – можно не сдержаться и убить гниду.
– Дорогой друг, вас можно поздравить с покупкой?
– О, граф, рад вас видеть. Да, вот, но, чур, только любоваться. – Элегантный маркиз кивнул в сторону девушки, на которую уже накинули что-то вроде балахона. – А вы когда решитесь? Смотрите, всех лучших разберут!
– Ну, судя по обилию предложений, не успеют. – Де Савьер изобразил смех, надеясь, что он прозвучит искренне. – Как я понимаю, сама процедура нехитрая.
– Не скажите, мой друг! Дело это столь же ответственное, как и покупка лошади – не дай бог какой изъян пропустить. Слава богу, на этом рынке за чистотой сделок следят очень строго. Лучше потратить больше времени на оформление, зато потом никаких претензий и споров, все по-честному, все записано на языке и продавца, и покупателя.
Продолжая изображать радушную улыбку, «граф» заинтересовался бумагами в руках счастливого покупателя.
– А это, стало быть, и есть самый важный документ? Право на собственность? Позвольте взглянуть? А это что?
Купчая была на двух листах. Первый – тот же, что был и среди документов, представленных госпожой де ла Сьот: такой-то продал такому-то такую-то по такой-то цене. Подписи, печати, как положено. Во втором же указывалась густота волос, целостность зубов, девственность, способность к деторождению, наличие болезней.
– Это
