Александр Афанасьев - Огонь с небес

– Ни хрена мы не победили, – ответил Араб, – мы просто пока остались в живых…

Может, и так…

– Давай… вставай. Надо идти. К утру мы должны быть у дороги, иначе сдохнем…

Араб кашляюще рассмеялся.

– Может… не надо. Помнишь… нас ведь ищут. И эти – наверняка не последние.

– Пусть ищут. В их интересах забиться поглубже в норы – и молиться, чтобы я их не нашел…

Два израненных человека, поддерживая друг друга, заковыляли на восток.

Ты забудешь вопрос,Но я помню ответ…

В Санкт-Петербурге, городе, который я покинул два с лишним десятилетия назад и с тех пор не задерживался в нем больше чем на несколько суток, шел дождь. Лейб-гвардейцы, чтобы не намокнуть, надели поверх своей формы прозрачные полиэтиленовые дождевики и так стояли на своих постах, я видел это через окна. К окнам было лучше не подходить, там мог оказаться снайпер, заговор не был уничтожен до конца – но я так и торчал у окна. Торчал и все видел.

Если вас изволила навестить Особа Правящего Дома, тем более – Регент Престола, без пяти минут Императрица, учитывая акт о регентстве, – этикет предписывает привести себя в должный порядок и по крайней мере встречать Правящую Особу стоя. На мне был гражданский костюм вместо формы, выглядел я не лучшим образом и, хотя слышал приближающийся шум, так и остался сидеть у окна и смотреть на заливаемый дождем сад Зимнего.

Хлопнула дверь. Я смотрел в сад – небо плакало, а я плакать не мог. Не имел права.

– Мда… воспитание у вас явно подкачало, господин адмирал. Даже не знаю, что заставило меня связаться с таким неотесанным болваном в свое время.

Я повернулся. На Ксении был тот же самый наряд, в каком она когда-то давно встречала меня в посольстве в Берлине – белая блузка и черная юбка выше колена, она так и не изменяла деловому стилю в одежде, даже несмотря на явные изменения в своем статусе. С тех пор, как мы встретились в берлинском посольстве, прошло не так много времени – но многие, очень многие люди расстались со своей жизнью.

– Может, это любовь? – предположил я.

– Даже не знаю…

Ксения села на неубранную кровать, разглядывая меня так, как будто видела впервые.

– Как Нико?

– Обормот, – раздраженно сказала она. – Не слушает старших и снова дерзит. Твое воспитание, не иначе.

– Мужское воспитание, – поправил я. – И голос крови ты никуда не денешь. И не исправишь. Почему ты его не привезла?

– Еще чего не хватало.

Я не стал спорить – бесполезно. Ее не переубедить – а в споре, если что и могло родиться, так это новый приступ головной боли, от которой я страдал последнее время. Томографическое сканирование ничего не дало – но голова болела.

Ксения достала из сумочки свернутый в трубку документ, бросила его на постель.

– Даже не знала, что с вами делать после того, что вы натворили. Пришлось помиловать, иного выхода не было.

– Помиловать? Я ни в чем не виновен!

– Виновен, не виновен, какая разница… – устало сказала Ксения, вот теперь она была самой собой, женщиной, которой только минуло сорок и на которую свалилась тяжесть управления крупнейшим и сильнейшим государством мира. – Вы доигрались. Ты прекрасно понимаешь, что вы натворили – пошли войной против своих… дай договорить!

Я хотел кое-что сказать ей – что, в конце концов, это она была на прицеле убийц, последняя из совершеннолетних членов династии. Но не сказал.

– Так вот, ты не хуже меня знаешь, не бойся грешным быть, бойся грешным слыть. Я бесконечно благодарна тебе за все, что ты сделал для нас и для страны. Но я не могу предпринимать никакие шаги, которые еще больше обострят обстановку. Произошедшее показало, до чего все может дойти.

– Все повторится.

– Что?

– Все повторится. Если не будет правосудия – все повторится. Они перегруппируются и нанесут новый удар. Ты думаешь, Каляев один это придумал, что ли?

– Да, конечно, не один. Но если выбирать между социалистами, исламистами и крайне правыми – я выбираю крайне правых. По крайней мере, они стоят на государственнических позициях.

– Они убили моих людей – героев, проливавших кровь во имя России! Они пытались взять власть! Они убили Анахиту и сына твоего брата! Малолетних детей – они убили и сожгли! Убили и сожгли ребенка! Хороши государственники!

– И по кому ты больше горюешь?

Я отвернулся к окну. Не хотел разговаривать. И молчал, пока не почувствовал, как Ксения встала сзади. Положила руку мне на голову.

– Господи, ты же совсем поседел… – надтреснутым голосом сказала она, – извини. Я знаю, что я… но я не могу иначе. Я должна думать о будущем государства, я не имею права думать о себе.

– Вон там снайпер, – показал я в окно.

– Что?!

– Или вон там. Или вон там. Представь, каково жить под прицелом. Ты не хуже меня знаешь – кто это все затеял. Эти люди живы до сих пор, они продолжают жить и они все помнят. Ты считаешь, что вы по обоюдному согласию свалите все на Каляева – и все закончится? Ничего не закончится. Тот, кто злоумыслил против Престола, по-хорошему уже не остановится. Мы начали воевать, войне не видно конца и края, мы упились кровью настолько, что уже ничего не чувствуем, когда ее льем. Выросло целое поколение волков, им только скажи «фас» и… Им наплевать, кого – фас. Идея военно-террористической диктатуры, закамуфлированной под регентство, никуда не делась, Павел пока не готов принять трон, он совсем пацан, и я это тоже вижу. Они его тоже убьют. Но сначала – тебя. Выбирай – хочешь ли ты жить под прицелом.

Ксения какое-то время стояла молча. Потом спросила:

– Что ты предлагаешь?

И я рассказал.

Юлия жила на втором этаже большого четырехэтажного дома, занимая те апартаменты, которые в свое время достались ей от отца, давно бежавшего из страны за обвинение в подрывной и антигосударственной деятельности. Жилплощадь у нее конфисковали по суду – но так и не продали, и долгое время она стояла бесхозной – а сейчас ей вернули и эти апартаменты, и немало другого, что отец не успел продать или обезопасить перед тем, как бежать из страны. Что не сумели вернуть целиком – выплатили компенсацию, потому что она была уже не неблагонадежной беглянкой из страны, не политической террористкой, членом группы, умышлявшей против Августейшей фамилии, а директором спецслужбы, чиновником четвертого класса, действительным статским советником, что соответствовало званию генерал-лейтенанта по армейскому ведомству и контр-адмиралу по флотскому, гофмейстером Свиты. Думаю, что скоро ее ждет повышение до тайного советника. Заслужила…

Ее охраняли. Так, как охраняют только высших чиновников Империи, занимающихся борьбой с терроризмом. У меня не было пистолета – не успел раздобыть, выйдя из Зимнего – но все равно меня остановили и обыскали, я даже не дошел до дома. Только по звонку – разрешили подняться.

Юлия встретила меня в домашнем костюме, но отнюдь не в халате, в котором кавалеров встречают опустившиеся и не следящие за собой дамы. Удобное и современное черное платье от Демюра, придворного портного, серебряные украшения от безвестного еврейского ювелира из Краковского предместья. Неуловимо стильно, я бы так сказал.

– Привет…

Мы обменялись дружескими поцелуями…

– Я кофе сварила, будешь?

– Увы, душа моя, нет. Голова болит. И отнюдь не после вчерашнего…

– Тебе надо лечь на полное обследование. Это безумие… то, что ты сделал.

– А то, что вы сделали?

Юлия совершенно спокойно взяла чашку капучино из аппарата.

– О чем ты?

– Перестань…

Я внимательно посмотрел на нее.

– Давно подружились? Я думал, вы ненавидите друг друга…

Юлия села напротив меня, закинув ногу на ногу. Все те же движения… только усердная работа над собой, посещение фитнеса, скудное питание дает такой эффект. Рядом с Майклом она выглядит как старшая сестра, а не как мать…

– Догадался… когда?

– Сейчас. Ты сказала. Хотя… могу сказать, на чем мы ошиблись. Хотя бы это платье. Женщины, которые ненавидят друг друга, никогда не будут одеваться у одного портного, никогда не будут совершать покупки в одном и том же месте, это исключено.

Юлия допила кофе. Ее нелегко выбить из колеи, раскачать – почти невозможно. Передо мной был оперативный агент с почти двадцатью годами работы «на холоде» – причем агент, который не провалился и с блеском выполнил все поручения.

– Вообще-то, скрывать тут нечего. Мы с Ксенией Александровной действительно подруги. Устраивает?

– Вполне. Не люблю дамских склок. Они просто убивают.

Юлия улыбнулась. Я вдруг посмотрел на нее совсем другими глазами и понял, как они похожи. С Ксенией. Господи… они же почти одинаковы. Внешне… Юлия немного выше, но очень немного. Кошачьи повадки, умение держать себя. Почти одинаковый голос. Только Ксения не так устойчива психологически – но это понятно и простительно. Управление Империей подорвет нервы и железному, Николай в сорок лет имел волосы с проседью и почти полностью седые виски… шутил насчет этого, что, мол, дамы просто млеют, но за шутками скрывалась та гигантская тяжесть, которую он держал на своих плечах. Бремя имперской власти, бремя Империи. А Ксения еще и женщина, и все это на ее плечах.