Алексей Корепанов - Прорыв
— Ну, да! — энергично кивнула госпожа Диони. — Я уже полчаса об этом твержу. Пока Танчик был рядом, забот хватало, и память помалкивала… А когда осталась одна… особенно по вечерам, дома… просто голова раскалывалась… То одно вспомнится, то другое, и я уже путать начала, где мое, а где бабушкино-дедушкино-прадедушкино… Вот и пошла к этому Ваннику…
— Насколько мне известно, фрагменты памяти предков прослеживаются у фандангов… — начал Спиноза, но Маркасса не дала ему договорить.
— Я не из фандангов, — мотнула она головой. — Наш народ называет себя пандигиями, и, насколько я могу судить, мы гораздо древней других народов. И жили раньше, опять же, насколько я могу судить, не на Яблочке, а в каких-то других местах. И умений у прежних пандигиев было гораздо больше, чем у нынешних… Не знаю, каков уровень чистоты моей крови, но, думаю, от пандигиев там и половины не осталось… А у Танчика и того меньше — отец-то его не из пандигиев… Потому и каких-то особых умений у моего сына нет. И памяти предков, по-моему, тоже нет… А еще от настоящих пандигиев как-то особенно пахнет. Не плохо или хорошо, а именно по-своему…
Дарий принюхался и сказал:
— Что-то я не чувствую…
— И не почувствуете, — улыбнулась Маркасса и снова села. — Я же говорю: я далеко не чистокровная, и, к тому же, пользуюсь парфюмерией. А Танчик уже почти совсем в отца… Если, когда он был маленький, что-то и чувствовалось, то потом вообще выветрилось… Да и кто сейчас может считать себя чистокровным? Разве что где-нибудь на краю Галактики, в джунглях каких-нибудь… или в горах…
Тангейзер поднялся с пола и буквально навис над матерью.
— А почему я ничего об этом не знал? Почему ты мне никогда не говорила о пандигиях, о памяти предков? Ну, об отце слышал… — танкист мрачно сверкнул глазами. — Он бросил тебя, когда я еще не родился…
— Он меня не бросал, — вздохнула Маркасса. — Бросают того, с кем живешь. А он и не жил со мной… Так, случайная связь… Курортный роман с шестнадцатилетней девчонкой… Продолжать его твой отец не захотел. И о твоем существовании и понятия не имеет.
— Да, ты говорила, — угрюмо кивнул Тангейзер.
— Я и о другом тебе говорила. — Маркасса погладила его по руке. — О пандигиях, о наших родственниках… Но разве мальчишки слушают и запоминают то, о чем говорят им мамы? У мальчишек другие заботы… — Она повернулась к молча слушающему их Дарию: — А вот для всех родственников я умерла после этого курортного романа… когда сказала, что беременна… Аборт я делать не собиралась и просто ушла из дому… — Маркасса вновь вздохнула. — Пришлось даже законсервировать беременность, пока работу не подыскала… У меня же никакого образования, кроме школьного, не было, это я уже потом всякие курсы посещала. В общем, много чего пережила… Осуждать их не могу — традиции у пандигиев незыблемы, и для меня моя родня не стала делать исключения. — Она улыбнулась и потрепала сына по голове: — А мы устроились на новом месте, выросли, выучились, поработали на разных работах, пошли служить в армию, не выполнили приказ и загремели на пять лет без права общения! Вот такие мы молодцы…
— Да ладно, ма! — буркнул Тангейзер. — Зато впечатлений таких набрался, какими далеко не каждый похвастаться может.
«А стоят ли они того, чтобы ими хвастаться?» — подумал Силва, но промолчал. За эти минуты он узнал о своем напарнике больше, чем за все время общения с ним на Пятке.
— Теперь понятно, почему мне иногда такая хрень снится, что обалдеть можно, — продолжал Тангейзер. — Если сквозь стенки, как ты, ма, пролезать и не могу, то какие-то обрывки памяти предков сохранил. Может, когда-нибудь в кино себя попробую, сценаристом-режиссером… Такие картинки порой видятся… Я-то думал, это у меня что-то с головой, не говорил никому, а то выпрут под зад из армии… Выходит, здесь, — он кивнул на экран, — наши с тобой предки пошуровали, ма…
— Выходит, так, сынок.
— О пандигиях информации почти нет, — заявил Спиноза, который, оказывается, не только слушал, но и копался в своей базе данных. — Во всяком случае, у меня. Община на Мхитаре… «Книга Первых Времен» — только название, без содержания… Ритуал передачи огня…
— Если судить по моим родителям и другим родственникам, с которыми я общалась, пандигии очень скрытные натуры, — сказала Маркасса. — Крайне скрытные. И это еще раз подтверждает, что я далеко не чистокровка. Или исключение.
«Тем не менее о способностях своих особенно не распространяешься, — подумал Силва. — И из Тана биографию клещами не вытянуть…»
— Ладно, перейдем все-таки к нашим задачам, — сказал он. — Срок, конечно, идет, однако и делать что-то надо. Будем считать, что мы пришли в себя после вашего явления, госпо… то есть просто Маркасса, и готовы продолжать поиск гнездовий этих тряпок. Вылазка в иное пространство отменяется, но вопросы все те же: как обогнуть это место и как велики шансы угодить в подобную ловушку?
— Вопросы давно зафиксированы, ответы готовы, — немедленно отреагировал Спиноза. — Но сначала по поводу гнездовий. Прежняя информация о тринадцати исходных пунктах пересмотрена. В ходе наблюдения и анализа я установил, что одиннадцать пунктов исходными для Простыней не являются. Если пользоваться той же терминологией, то это не гнездовья, а лежбища, или лежки. Промежуточные пункты. А вот на роль гнездовья могут претендовать только два пункта, я их выделил красным.
На экране возникла карта территории Пузыря. Синей чертой был отмечен на ней путь танка. Один красный кружок располагался к северо-востоку от того места, где сейчас находилась боевая машина, второй — южнее первого.
— Сначала пойдем вот сюда, это ближе, — решил Дарий, показывая на второй кружок. — Так что там с ответами на вопросы, Бенедикт?
— Маркасса права, такие ловушки распознать невозможно, — начал супертанк. — Точнее, было невозможно до появления на свет Бенедикта Спинозы. То есть меня. Кое-какой след они все-таки оставляют, почти незаметный, но мне для распознания хватит. Так что пойду в обход. Перелететь не получится, след уходит под «потолок». И если что, другие такие же ловушки определю без труда.
— Вот и чудненько, — удовлетворенно кивнул Силва. — Убирай манипулятор, и поехали.
— А можно, я тоже в кресло? — просительно посмотрела на него Маркасса. — А Танчик пока здесь посидит, на моем месте.
— Ну, если Тан возражать не будет… — усмехнулся Дарий.
— Не будет! — Госпожа Диони мгновенно очутилась в кресле члена экипажа. — Правда, сынок?
— Конечно, ма… — Тангейзер смущенно посмотрел на командира и устроился на откидном сиденье.
Бронеход втянул манипулятор с камерой — и чудовищная ловушка-воронка, всосавшая танковую группировку и отряд бедолажных боевых роботов, исчезла с экрана. Спиноза дал задний ход, отъехал от кормы «трицера» и повернул направо, намереваясь обогнуть западню.
— И тут возникает проблема доверия… — протянул Силва, глядя в пространство перед собой. — Развоздушивание водопровода… А на самом деле госпожа Диони просто принимала душ…
— Маркасса, — тут же поправила его мама Тангейзера. — А не то я буду называть вас господином Силвой. А Танчика-второго — господином Мамонтом Бенедиктом Спинозой. И это я попросила его помочь мне. Если тут и был обман, то самый крохотный, и не во зло, а во благо.
— Тут дело не в размерах обмана, а в самой его возможности, — сухо заметил Дарий. — Вести бой, зная, что машина может тебя обмануть… Ну, противник такой симпатичный окажется, оценит стихи и попросит прикончить экипаж. Например, загерметизировать кабину и выкачать воздух. Или дать по голове манипулятором. Или… — он осекся и махнул рукой.
В башне наступила тишина. Супертанк по-прежнему медленно катился по дуге, огибая невидимую ловушку.
— Понимаю, что могу показаться неубедительным, — наконец сказал он. — Но поверьте, я очень хорошо различаю такие понятия, как «не приносящий никому вреда мелкий обман» и «предательство». Распространяться на эту тему не буду, однако это именно так. И положиться на меня можно. Всегда. В любом случае. В любой момент. В любом месте.
— Ладно, проехали, — сказал Силва. — Я тебе верю, Бенедикт. Творческим личностям несвойственно коварство. Как правило…
— Вот-вот! — голос Спинозы повеселел. — Гений и злодейство — две вещи несовместные. И как ты это отлично сказал: «Ладно, проехали»! Сразу вспоминается одна старая зарисовочка. Едет поезд, в кабине машинист и помощник… ну, в Темные века. И машинист вдруг спрашивает: «Ты „Анну Каренину“ читал?» — «Нет, — говорит помощник. — А что?» А тот, как ты, Дар: ладно, говорит, проехали…
Силва обвел взглядом лица Маркассы и Тангейзера, ожидая увидеть улыбки, но не увидел. И осторожно спросил:
— И что? В чем прикол-то?
Спиноза сначала издал какой-то неопределенный звук, а потом задал встречный вопрос:
