Сергей Малицкий - Блокада
Филя проглотил так некстати навернувшиеся слезы, яростно почесал нос, обернулся, как бы оглядывая отсек, вновь быстро посмотрел на Ленту и тут же понял — она нашлась. Не просто Пустой искал неизвестную с картинки, которую обнаружил в собственном мешке, но и девчонка с этой картинки много лет чувствовала себя потерянной, и вот она нашлась. И облегчение, накрывшее ее, послужило и причиной внезапного приступа болтовни, и испарины на висках, и подрагивающей нижней губы, и блеска в глазах.
— Сбавь обороты, — глухо выговорила Лента Пустому, — Чуть потише здесь. Самое опасное место, а до трассы близко. Тут переродки нападают сверху.
— Так закрыться, и все? — не понял Коркин.
— Не получится, — Она уже лезла на крышу. — И шуметь нельзя тут: дозоры собачников могут быть недалеко. Обозы сюда не суются, а которые суются, пропадают. И с машинами у переродков тут все отработано. Льют всякую дрянь на стекла. Ничего, прорвемся. Вот дальше будет трудней. Механик, держись чуть правее.
Справа здания были разрушены почти до основания. Только сотни через две шагов опять поднимались развалины в два, три этажа, а слева стояли серые мрачные гиганты, в которых и окна-то начинались не ниже, чем была крыша у мастерской Пустого, да и сами эти здания напоминали огромные мастерские.
— Скорее всего, какие-то заводы на окраине города, — заметил Пустой. — Я бы там полазил.
— Ну вот, — донесся с крыши голое Ленты, затем сверкнула или бесшумная молния, или луч ослепительного света, и в трех десятках шагов с высоты рухнуло и с тихим воем забилось отвратительное существо, напоминающее огромного паука с человеческой головой и множеством рук, ног и каких-то отростков. На камне расплескалась лужа отвратительно пахнущей жидкости, — Как запашок? — раздался сверху голос Ленты, — Это не дерьмо, но удовольствия от него не больше. Отмыться можно только горячей водой, но эта дрянь разъедает кожу. А вот и еще!
Следующая вспышка света повергла с высоты другого подобного переродка, разве только конечностей у него было меньше, но луч рассек пузырь с жидкостью еще в проеме окна, и она пролилась на всю высоту стены, вовсе накатив на отряд невыносимым запахом тлена и кислоты.
— И оружия не понадобится, — принялся чихать и плеваться Рашпик, — Дал понюхать — и жди, когда противник упадет. А сами-то, наверное, еще удовольствие от этого запаха получают?
— Пока все, — сползла внутрь Лента, когда еще трое паукообразных слетели вниз, а здание слева закончилось, сменившись чередой стальных ферм, на которых висели обрывки провода и куски труб. — Ну и славно, все одно только два заряда осталось.
— Как подзаряжаешь? — спросил Пустой.
— Электричеством, — Она спрятала за пазуху странный аппарат, напоминающий челнок с приделанной с одной стороны рукоятью, — Но с электричеством даже в городе проблемы — генераторов мало, так что Лот сделал мне адаптер. Пять-шесть часов в костре — и пару зарядов верну.
— Поможем с электричеством, — усмехнулся Пустой. — Хотя бы до шестой пленки. Кто такой Лот?
— После, — Она склонилась над плечом механика, — И зарядка после, и Лот. Это тот самый проводник. Странный. Вроде тебя. Сейчас бери вправо.
— Там же забор? — не понял Пустой.
Справа развалины сменились затянутыми бурьяном холмами, которые окружала серая ограда.
— Ударь не сильно — одна видимость, а не забор, — проредила Лента и усмехнулась, когда Филя уперся руками в панель приборов, — Не бойся, малец, я видела, как этот забор всадник прошибал, и лошадка бежала как ни в чем не бывало.
Филя не успел обидеться на «мальца», как сложенный из известняка заборчик рухнул, и вездеход покатил по ложбине между холмами, подминая высокий прошлогодний бурьян.
— Что за бугры в городе? — удивился Коркин.
— Песок, — объяснила Лента, — Тут река уже близко, на реке когда-то стояла драга, намывала песок. Песок грузился на баржу и ссыпался здесь. Продавали его, наверное. А теперь он уж бурьяном давно порос. Ничего, скоро минуем. Вон, уже пленку видно.
Филя тут же приник к стеклу, но, кроме сизых очертаний увалов в просвете, как сказал Коркин, бугров, ничего не разглядел.
— Пятая пленка белая, — объяснила Лента. — С небом сейчас сливается. А вот ближе к вечеру, когда солнце к горизонту пойдет, зрелище что надо. Искрится, словно драгоценными камнями выделана.
— Люди! — вдруг заорал Коркин.
В проплешине бурьяна ложбину переползали переродки. До пояса они были обычными людьми, разве только кожа их имела землистый оттенок, но ниже пояса их туловища обращались в сочлененные хвосты с иглами на конце. Двое были в рост человека, остальные, не менее десятка, казались их крошечными подобиями. Пустой заложил руль вправо, взрывая бурьян и поднимая столбы белого песка, обогнул процессию по склону.
— Пожалел, — с интересом посмотрела на Пустого Лента. — А они бы тебя не пожалели, забреди ты сюда ночью. Один ударом таким хвостиком — и…
— Конец прогулки, — усмехнулся Кобба в сторону побледневшего Рашпика.
— Поэтому отсюда собачники не будут нас ждать? — спросил Пустой.
— И поэтому тоже, — кивнула Лента. — Тут и другой мерзости достаточно — не только с увалов она приходит, ночью я бы и на гусеничном ходу сюда не решилась соваться, но днем можно.
— Стреляют, что ли? — усмехнулся, бодрясь, Рашпик.
— По-разному, — коротко бросила Лента и вновь наклонилась к самому уху Пустого, — Дорогу к мосту нам по-любому миновать надо, но с города на нее выходят три улицы. и все три выезда теперь перекрыты. Не суть важно кем: ордынцами, собачниками или переродками от Хоны, но один путь есть, который точно не перекрыт.
— И мы им теперь движемся, — понял Пустой.
— Угадал, — кивнула Лента. — Но есть одна сложность: стрелять нельзя. Хочется, но нельзя. Проехать придется через самое логово собачников. Я сяду на броне, меня тут всякий узнает, но стрелять не будем. До времени. Я скажу, как можно. Если поторопимся, ничто не спасет. Собачники ради своего главаря и под колеса прыгнут. Вместе с лошадьми. Завязнем.
— Так любят своего вожака? — удивился Пустой.
— Боятся, — рассмеялась Лента. — Ведь он слуга Галаду.
— Галаду? — оживился Пустой.
— Потом об этом, — нахмурилась Лента. — Сейчас выходи на ту эстакаду, затем бери влево. Дорога будет расходиться в три стороны. Наша — средняя. Идем вдоль холмов к мосту, но перед мостом рули правее к воде, под мост. Там бетонка от старой развязки, шатры собачников, в том числе и шатер главного. Нам, конечно, мимо. Вдоль реки. Вот как шатры минуем, так можно будет и пострелять, но не раньше. Да и детишки там все-таки. А теперь, Ярка, закрой глаза Коркину, мне раздеться придется. Жмурься, народ.
— Это еще зачем? — проглотил слюну Филя.
— Пес велел мерзкую девку доставлять под его очи в голом виде, но не поротую и не увечную: сам хочет насладиться, — процедила Лента, расстегивая куртку. — Ты, механик, не гони между шатрами — притопишь, когда я скажу. И на Дорогу смотри, нечего в зеркало пялиться.
Город остался позади почти мгновенно. Кажется, только что Пустой вел машину среди скопления огромных железных кривых башен, которые механик назвал стрелами кранов, и вот уже разбитая дорога поползла через заросшее бурьяном поле, и увалы стали подниматься на горизонте с каждой милей. Вот и пятая пленка засверкала искрами льда, да так, что смотреть на нее было больно, а там уж и показалась впереди высокая насыпь, которую продолжал уходящий в сверкающую стену огромный мост.
— Тут река выкатывает с запада, режет пополам увалы и дальше уже катит к югу, пока к Мокрени не повернет, — донесся до Фили голос Ленты, которая сидела на крыше машины, свесив голые ноги в люк. — Филя, подай платок, что ли: сидеть невозможно, крыша раскалилась.
Мальчишка вновь судорожно сглотнул, вытащил из-под зацокавшего ящера платок, сунул его в люк, вернулся на место и начал крутить головой, чтобы разглядеть засаду или еще что, но перед глазами неотступно стояла обнаженная проводница. И хотел отвернуться, когда раздевалась девчонка, да не смог. Шея одеревенела. Другое дело, что она и сама губы стиснула — окаменела будто. Одежда ее так и осталась лежать посредине отсека. Рук тут же встал, оторвался от ног Коббы, перебрался к вещам Ленты и накрыл их шеей, уши прижал и на всякий случай предостерегающе засвистел.
— Справа впереди дозор! — вернул Филю из мира грез Коркин.
Собачники стояли у шатра, вскинув к плечам ружья. Тут же паслись три лошади. На ржавой бочке лежала сухая трава. Один из песьих голов стоял с факелом. Пустой, скрипнув зубами, снизил скорость. Вот до дозора осталось две сотни шагов, полторы, сотня, как вдруг воины разом опустили ружья и заорали, подпрыгивая с поднятыми руками.
— Каждый день, пока меня не поймают, Пес убивает одного из своих воинов, — процедила сверху Лента, когда дозор остался позади. — А теперь, если нам повезет, этих молодцов обезглавят первыми.
