Константин Нормаер - Чужая глубина
Снаружи Око-Луч выглядел таким же унылым и неприметным элементом подводного ландшафта, как сотни небольших впадин и расщелин. Проплывёшь мимо него десять раз и не заметишь ничего особенного. Здесь всегда достаточно мутно, а неровная поверхность дна образует некое защитное поле, удачно маскируя широкий округлый разлом в каменной твердыне.
Сейчас здесь трудились всего пару расторопных нырял и один механический нотиус, а также трое глубинщиков в мезоскафах, причём, как показалось Михасу, они только создавали иллюзию работы. Внешняя ширма, за которой скрывается истинная картина происходящего.
Ровно три затяга, и в глаза ударил яркий свет прожекторов. Вот где открывалась настоящая истина. Сейчас это место можно было сравнить с масштабным строительством: мелькали огни сварки, мрачные фигуры нырял, двигались в тени громоздких каркасов.
— Приступить к погружению, — командует Крошин.
Михас не смеет возразить. Включаются корректирующие двигатели, замедляется ход. Одиссей начинает медленно крутиться по часовой стрелке, уворачиваясь от острых каменных граней.
— Сколько же здесь тружеников? — поражённо произносит механик.
— Столько, сколько нужно, — снисходительно отвечает ренегат.
Они спускаются все ниже и ниже. По всем данным давление растёт и корабль отзывается неприятным скрипом. Но ничего не поделаешь — необходимо погрузиться ещё глубже.
Очередной затяг даётся кораблю тяжело. Швы наполняются водой, и кое-где в стыках проявляются тяжёлые капли. Теперь Одиссей не просто скрипит, он стонет из последних сил, умоляя человеков не направлять его в опасный зев разлома. Но ни Михас, ни Крошин не хотят слышать механические мольбы машинерии. Первый глух из-за собственного страха, второй руководствуется чётким приказом тайного консула.
Шестой затяг заставляет стрелки приборов дёрнуться и резко сдвинуться в опасную зону. Механик старается не смотреть на критические показания, надеясь лишь на то, что батисфера сможет выдержать невероятное давление.
— Может быть, стоило взять корабль понадёжнее? — пугаясь собственного голоса, даёт бесполезный совет механик. И слышит в собственной голове вполне логичное объяснение.
Во-первых, уже слишком поздно что-то менять, а во-вторых, все спланировано заранее, и спокойствие ренегата подтверждает одну неоспоримую истину — Одиссей сдюжит.
— В сложившихся обстоятельствах ваш корабль самый оптимальный вариант…
— Вариант? Для чего? — не может держать язык за зубами Михас.
Крошин внимательно смотрит вниз и задумчиво кивает:
— Вариант, как быстрее всего доставить мой опасный разум в самое сердце Подземья…
Проходит всего восемь затягов, и Михас понимает смысл этих слов. После взрыва разлом сузился настолько, что протиснуться внутрь сможет только отчаянный ныряла. Но даже подобным смельчакам без специального снаряжения здесь делать нечего — слишком велико давление. На глубине двухсот футов способен работать только громоздкий мезоскаф и пара юрких нотиусов.
Работа идёт скоро, но даже у механизмов существует свой предел прочности. Как бы ни старались глубинщики, сражаться с природой занятие не из лёгких, особенно когда приходится исправлять собственные ошибки.
Одиссей замирает над узкой трещиной, ведущей в мир абсолютного мрака. Прожектор выхватывает из темноты серый налёт на внутренних стенах и ужасные сколы. Только здесь можно понять, какой именно силы был взрыв. Механик мысленно прикидывает размеры взрывной волны и приходит к неутешительным выводам — здесь взорвался не только Псион, но что-то ещё.
Мезоскаф и нотиусы вгрызаются подводными бурами в камень. Невероятные усилия. Кажется, один из кораблей-трудяг все-таки не выдерживает и выходит из строя. Тем временем, мезоскаф отсоединяет от пласта большой кусок, увеличивая проход почти на ярд.
Крошин нервничает, постукивая пальцами по приборной панели. Время поджимает, а результат не достигнут. Глубинщики поторопились сообщить руководству, что проход очищен.
Механические монстры пыхтят, размахивая клешнями, но дыра ещё слишком мала. Острые иглы буров вгрызаются в камень с тройным усилием. Но все попытки тщетны.
— Быстрее, быстрее, гадкие сазявки! — сплёвывает сквозь зубы Крошин. Его взгляд становится стеклянным, голубые глаза теряют цвет и теперь напоминают белые шарики жаренной рыбы. — Быстрее, мать вашу! Быстрее! — Его тонкие длинные пальцы скребут панель, бьют по стеклу датчиков, пытаются отковырять выпуклые кнопки. Прильнув к иллюминатору, он пронзает взглядом толщу воды. Складывается впечатление, что между ренегатом и ближайшим мезоскафом возникает невидимая связь. И большеголовый гигант своим поведением подтверждает эту догадку. Его клешни внезапно обнимают камень. Начинается настоящая борьба. Кто кого? Механические узлы трещат по швам, отлаженные стальные мышцы рвутся в местах крепления. Порог прочности достигает максимума. Опасная, очень опасная затея. Но по всей видимости, мезоскаф и не думает останавливаться. И о чем только думает глубинщик-управленец?..
Гляделки между ренегатом и безымянным подводником продолжаются несколько минут. Безумный взгляд глубинщика направлен вперёд, кажется, он готов свернуть горы. Машинерия на грани, и камень, словно чувствуя этот настрой, все-таки уступает бурильным пушкам. Жужжание механизма прерывает ужасный треск, а пустоту заполняет непроглядная пелена. То ли вой, то ли гул, но возможно, и то, и другое. Все смешивается в один неприятный звук.
Крошин отлипает от иллюминатора, выдыхает. Дело сделано, теперь можно передохнуть. Проход открыт, им больше ничего не мешает погружаться дальше. Каменная глыба лежит в стороне, подмяв под себя мезоскаф. И только воздушные пузыри устремляются вверх. Мощный подводный корабль превратился в груду железа. Глубинщик наверняка мёртв. Но главное другое — миссия выполнена, путь в недра земли отрыт.
Михас испуганно следит за ренегатом. Крошин действительно выглядит усталым: на лбу испарина, возле уха тонкая струйка крови, туманный взгляд застыл на одном месте.
Глубина, она таит в себе массу опасностей, но есть и кое-кто другой, и он куда опаснее безобидного шёпота моря. Он способен управлять чужим разумом, манипулировать поступками и читать запретные мысли. Механик вздрагивает. Он наконец-таки понимает с кем свела его проклятая судьба.
«Закопай мою печёнку! Сопротивляться просто не имеет смысла», — понимает Михас.
— Погружаемся, — коротко командует Крошин.
* * *Переходы чередовались движущимися лестницами, ступеньки — узкими лазами. Анук остановился, только когда они достигли двух высоких остроконечных башен. Обессилено повалившись на плиты из стеклянного мрамора, ихтиан пытался восстановить дыхание. Получилось не сразу, но как только он пришёл в себя, его жёстко встряхнул бригадир.
— Говори, зачем они здесь?!
— Я не понимаю? О чем ты? — вздрогнул Анук.
— Хватит валять дурака! — не успокоился Кимпл. — Этот остроносый ублюдок припёрся сюда не для того, чтобы исполнить благородную миссию спасения… И ты прекрасно знаешь причины!
Надув щеки, Анук изобразил недовольство:
— А тебе какая разница? Ты такой же, как и они! Вы все поганые хищники, захватчики чужих земель! И какой мне смысл тебе помогать?
— Все очень просто, — слегка успокоился Кимпл. — Ты можешь считать меня кем угодно, хоть зубастым оборотнем, когтистым летуном. Но запомни одну простую истину: первое, там осталась женщина, которая ценой собственной жизни освободила нас, и я намерен отплатить ей той же монетой, а во-вторых, я единственный, кто может помешать Крошину совершить задуманное. И мне плевать, доверяешь ты мне или нет. У тебя нет выбора…
Пауза растянулась на долгие минуты. Анук размышлял, а Кимпл не собирался ему мешать. Он выложил все имеющиеся козыри и ожидал от ихтиана безотлагательной капитуляции.
— Хорошо, — наконец, согласился Анук. — Что именно ты хочешь узнать? Может причину, по которой стражи Покинутого города хотели вас убить? А может быть, зачем я мешал вам на протяжении всего пути по Подземью?
Кимпл покачал головой:
— Ваш мир, ваши законы, они мне не интересны. Я хочу знать, зачем Крошин пришёл в Фарт? Что ему понадобилось здесь?
— Хорошо, я расскажу тебе ровно столько, сколько мне известно.
Откровение — вещь относительная. Ты можешь быть откровенным с собеседником, но в то же время обманывать себя либо наоборот. Поэтому, подобные разговоры можно назвать откровенными с большой натяжкой, особенно когда между собеседниками и не пахнет доверием. У ихтианов не было принято говорить неправду, но в то же время они ужасно не любили делиться собственными знаниями с другими. Да и зачем кому-то раскрывать секреты собственных ошибок? Совершенно ни к чему. Однако в нынешних обстоятельствах Кимплу нужно было открыть либо все секреты, либо ответить молчанием. И Анук несмотря ни на что решился…
