Александр Гордиан - У черты
— …к белой двери, пожалуйста, — растерянно договорил человек.
Прошу, пожалуйста… Точно голован! Никогда не говори «пожалуйста», учил Мишка Ворон. Пока ты выговариваешь это слово, пуля пролетает километр.
— А что будет, когда мы станем голубыми? Накормят хотя бы? — шумно отдуваясь, спросил Скипидар.
За бронированными стенами он приободрился и вернул себе часть былой самоуверенности.
— Голубые — это гости, самый низкий уровень доступа. Гости могут ходить по коридорам, отмеченным голубыми линиями, и входить в голубые двери. Другие просто не будут открываться.
Рамзес изловчился и толкнул ногой рычаг запирания. Дверь пискнула и начала распахиваться, урча электромотором. Сталкер, не дожидаясь, протиснулся внутрь, стараясь не задевать жесткий металл разбросанными руками напарницы.
— Человек! — позвал он из глубины ярко освещенного помещения. — Как тебя?..
— Меня зовут Вадимом Михайловичем.
Голован поспешил за сталкером.
— А я Рамзес. Вадим, что у тебя есть от этого чертового пуха?
За белой дверью рядами стояли кабины для дезинфекции и дезактивации, больше всего похожие на душевые. Рамзес на кабины не обратил внимания, справедливо рассудив, что умирать им не от радиации, и встал подле огромного саркофага в центре помещения.
— Сюда кладите, — распорядился Вадим, отпирая саркофаг нажатием кнопки. — Сейчас загрузится…
— Пусть он быстрее грузится, — процедил Рамзес, укладывая напарницу внутрь саркофага.
Он снял с нее рюкзак, забрал винтовку, револьвер и нож. Устроил поудобнее, стараясь не заглядывать в бледное до синевы лицо.
Голован отстранился, глянул на сталкера с опаской.
— С оружием здесь не принято ходить, — заметил он, хотя сам оставался с пистолетной кобурой на поясе.
Но развивать тему не стал, перехватив взгляд сталкера.
— Что это? Плесень? — Рамзес кивнул на волокна серого пуха, густо облепившего ноги девушки.
— Нет, это вообще не живое, как мы считаем. Проекция многомерных пространственно-временных искажений… если это о чем-то вам говорит.
— Мне это говорит, — нехорошо усмехнулся Рамзес, — что кое-кто в Зоне сильно напакостил.
— Искажения всегда проявляются в пограничных пространствах, — смутился голован. — Мы умеем с этим бороться… на ранних стадиях.
Он опустил тяжелую крышку, вызвав у Рамзеса неприятные ассоциации с похоронами, и осторожно потянул сталкера к двери:
— Здесь нельзя оставаться. По инструкции и вообще.
Глеб, вопреки всем законам природы, увидел это «вообще», когда саркофаг, выйдя на полную мощность, закрутил вокруг себя хоровод сильнейших магнитных полей. Рамзес сморгнул, и наваждение пропало. Сталкер затряс головой.
— Болит? — сочувственно осведомился голован, запирая дверь и отсекая Глеба от наваждения и от Инги.
Рамзес не ответил.
— Процедура занимает от получаса до целого дня, — помявшись, зачастил голован. — В зависимости от степени поражения. Думаю, через час мы проведем экспресс-анализ состояния вашей… э-э… девушки и будет ясно, сколько ее держать в боксе.
Но гарантий, естественно, никаких, понял Рамзес. Устало подумал, не набить ли головану морду. Хотя не он придумал глушить Зону, это уж точно. Тот, кто придумал, сидит в теплом кабинете отсюда далече. Но как ни крути, Стриж умирает и по его вине тоже.
На стене шлюза висели массивные часы с циферблатом, разбитым на двадцать четыре деления. Стрелки показывали половину четвертого утра, и Рамзес, приободрившись, оставил мысль о мордобое. Половина четвертого? Неплохо, очень неплохо!
Шлюз обустроили для долгого времяпровождения, поставили шкафы с амуницией, припасами и оружием. В дальнем углу нашлась туалетная кабинка, на мягких лавках вдоль стен можно было спать, а за пластиковым столиком, как в обычной летней кафешке, обедать.
Участковый сидел за столом и давился тушенкой. Рамзес задумался, и его остановившийся взгляд Скипидар принял на свой счет. Пробубнил с набитым ртом:
— Не могу я! Когда волнуюсь, жрать хочу — сил нет!
— Вы заедаете стресс, — покивал Вадим, он тоже присел за стол и откровенно набивался на разговор. — Можно было разогреть, здесь есть микроволновка.
«Разговор? — подумал Рамзес. — Будет тебе разговор».
— Как ты оказался снаружи?
Голован помедлил.
— Это был плановый выход. Я не понимаю вашей агрессии, уважаемый… Рамзес. В конце концов, я оказал вам посильную помощь.
Он говорил с известным достоинством, хотя явно опасался звероватого сталкера.
— И правда, Глеб, какая муха тебя укусила? — поддержал голована прапорщик, глянул удивленно. — Человек тебе жизнь спас!
Человек? В иных обстоятельствах этого человека Рамзес обошел бы за километр. Потому что странный и непонятный.
— Эту карусель тоже он устроил, — отрубил Глеб, но все же взял на полтона ниже. — И в плановый выход верится с трудом.
— Мы вышли вслед волне. Волна бывает не так часто, чтобы ее упускать.
— Мы?
— Нас было двое. Мой напарник погиб.
— То есть ты для них, — Глеб кивнул на голубую дверь, — такой же прокаженный как и мы?
— Мы не прокаженные! — неуверенно возмутился голован. — Мы можем связаться с персоналом станции по телефону.
— И все?
— И все! Таковы правила: внутрь нас пустят после стандартной процедуры адаптации.
— Сколько она длится? Час? Два?
— День. Как минимум.
Рамзес ощупал ноги.
— А если сократить процедуру? Ограничится этим… боксом от пространственных искажений?
— Это исключено! Вас не допустят во внутренние помещения.
«Мне туда и не нужно, — подумал Рамзес. — Меня там ждут наручники, в лучшем случае».
Он сосредоточился на своих ощущениях. Ноги по-прежнему чувствовались как нечто чуждое организму, едва реагировали на щипки слабой болью. Рамзес представил, как кровь бежит по резиновым артериям, как разливается по сети узких капилляров… Вот! Сюда проник «пух», «плесень», «искажения» — называй это как хочешь. Ступая в него полчаса назад, Рамзес слышал стеклянный хруст, но оказывается, не все крошилось подошвами сталкерских ботинок. Тонкие, неразличимые глазом нити рассекали живые ткани, а организм не знал как бороться с этой напастью.
— Вадим, — Рамзес придвинулся к головану. — Меня не интересуют внутренние помещения. Меня интересуют собственные ноги. Здесь есть еще один бокс от этой дряни?
— Есть во втором шлюзе, — промямлил голован. — Но туда далеко, не меньше километра по периметру.
И я туда не пойду, говорил его взгляд. Рамзес машинально положил руку на автомат и тут же убрал. Насилие не выход! У отмычки всегда найдется миллион способов подставить ходока.
— Ладно, — сказал Глеб мягко. — С этой дрянью я сам решу. Скажи мне, каким маршрутом вы ходите в Нору?
Вадим смотрел непонимающе.
— К Саяну, — поправился Рамзес, и — вот оно! — веки ученого дрогнули.
Голован вскочил.
— Да мы, собственно, никуда…
Рамзес крепко взял его за упругую шейную манжету. Не то поправить хотел, не то придушить.
— Вадим, скажи мне отчетливо, как вы ходите к Саяну!
— Я не…
Рамзес свел пальцы и сразу же отпустил.
— Мне очень нужно! — объяснил он. — Прошу тебя.
— Эй! — вмешался Скипидар. — Вы это, мужики… полегче!
«Скоро он вспомнит, что служит в милиции и формально имеет власть пустить мне пулю в затылок», — подумал Рамзес.
Глеб опять сжал пальцы на горле ученого. Голован хватался за его руку и делал слабые попытки ударить ногой. Со стороны это выглядело так, будто голован приплясывает от желания посетить туалет.
«Зона тебя раздери! — тоскливо думал Рамзес. — Почему бы тебе просто не сказать?!»
Вскочил Скипидар, уронил с грохотом стул, и голована, наконец, прорвало.
— Ходим! — каркнул он, посинев от злости и недостатка воздуха. — Но только… с личными целями… никакой коммерции!
— Маршрут!
Рамзес немного ослабил захват.
Голован засуетился, достал из нагрудного кармана планшет. Рамзес активировал смарт на прием и несколько секунд ждал, пока информация стечет на его компьютер полностью. Открыл карту проверить. Это действительно был маршрут, провешенный хотя и небрежно, но по всем сталкерским правилам.
— Умничка, — похвалил он голована, мучаясь от осознания собственного вынужденного скотства. — За горло извини. Честно.
Голован упал на стул и задышал с присвистом и хрипом.
— Сталкер! — рокотнул прапорщик. — За такие вещи…
— Что, Витя? — вкрадчиво осведомился Рамзес. — Что ты мне сделаешь за то, что я отбил тебя от волны и дотащил до Бора?
— Я сюда не своей волей шел!
— И я не своей, — усмехнулся Глеб. — Судьба, говорят, фатум. По своей бы воле я сейчас с ней, — он кивнул на дверь, за которой боролась за жизнь Инга, — не здесь был и не с вами.
