Татьяна Живова - Джульетта без имени
А утром на больную голову свалились очередные новости. Причем не просто свалились, а сами пришли на станцию. Словно с того света выбравшись.
Очухался Гацевский быстро — до войны он был главным бухгалтером на большом предприятии, а это чего-то да стоит. Первое, что было решено, — шуму не поднимать. Новость, конечно, все равно максимум через полдня по станции расползется, но за это время можно будет подготовиться. Про девушку проще, да и вернее всего сказать, что, мол, искупила вину кровью, раз сама вернулась, а вот что с «чистым» делать?.. Либо он какой-то очень хитрый шпион, либо и правда на девчонку как-то завязан. В любом случае, трогать их обоих сейчас надо очень аккуратно. Гацевский предложил для виду потребовать новоприблудных вниз, на станцию, — чтобы не пошло лишних слухов о недобдении администрации. Все равно оба «сюрприза» сейчас обморочные, если их даже и притащат, то можно будет тут же спрятать — подальше от глаз «широкой общественности». Александров согласился — все одно охранники, собаки, разболтают... А вот что дальше делать, надо решать, поговорив с обоими — и девушкой, и человеком.
На том и порешили. Выпив по кружке чаю, они пошли будить остальных.
Новость, конечно, была что бомба. Пятаев вскочил, тяпнувшись головой о низкий каркас гостевой палатки, долго шипел, потирая макушку, Логинов с Сафроновым выпучили глаза, Юрков — не иначе сдуру — выдал: «А не врете?»
А потом завертелось.
Резюме, в целом, было прежнее — всенародно объявить о прощении вернувшихся, как искупивших вину и принесших ценные разведданные, и... думать дальше. Чудно все это как-то было. В голове укладывалось плохо.
Ближе к обеду Гацевский выслал в станционный зал нарочного и затребовал обоих вернувшихся вниз. Нарочный вернулся, получив вполне ожидаемый отказ от все еще торчащего там командира добытчиков. И Гацевский успокоился бы, кабы не реакция Питона. Конечно, в том, что он взялся опекать девчонку, не было ничего удивительного — ученице своей он во многом заменял отца, и когда ее решили выслать, старика Зуева было даже жаль. Зная его натуру, Гацевский был уверен, что сейчас добытчик будет трястись над чудом спасшейся воспитанницей, как крокодилица над гнездом с яйцами, — никого не подпустит!
Но что ему за дело до человека?
Гацевский перебрал в уме варианты, но ни один не показался ему достаточно вероятным. Подумав, он махнул рукой: да наплевать, в конце концов! Человек сейчас — на станции и никуда отсюда не денется. А Зуеву все равно отчитываться о походе в Бескудниково. Вот тогда и спросим. Прямо.
Расчет оправдался почти во всем — слухи о том, что «высланная вернулась», поползли по станции уже через полтора-два часа. Еще через час Александров объявил об этом во всеуслышание и озвучил «искупление кровью вины перед станцией и Содружеством, а также добычу с риском для жизни ценных сведений». Шушуканье по углам тут же усилилось, но напряжение спало.
Питон, как и положено, пришел с докладом после обеда. Поздоровался молчаливым кивком, по-стариковски аккуратно присел на стул, коротко и сухо стал докладывать. В Бескудникове все тихо, селитра на месте и пересчитана, дорога свободна. По возвращении на станцию группа его встретила выданных в Алтуфьево человека и Крысю, которые каким-то чудом, не иначе, сумели вырваться от бандитов и вернулись сюда добровольно, несмотря на решение трибунала. Более того, человек хочет снова говорить с Советом о важном и, возможно, взаимовыгодном (тут у Совета недобро заблестели глаза) деле. И он, Питон, хоть уже и слышал оглашение Совета по делу вернувшихся, еще раз просит с ними обращаться бережно, а человека — выслушать.
Но о том — позже. К Бескудникову от Бибирева идти нельзя, так как над станцией висит неизвестное нечто, более всего похожее на опустившийся к земле грозовой фронт или туман с колоссальной электрической емкостью. По его, Питонову, мнению, выход к Бескудникову следует отложить, а с других станций Содружества выслать разведку ко входным павильонам Бибирева. Кто его, этот туман, знает — убрался он или так себе и висит...
— Вышлем отряд, Капитон Иваныч, не сомневайся, — Юрков грузно встал со своего места, прошелся — два шага вперед, два назад. — Ты нам лучше скажи, что там за предложение у «чистого». Он ведь, ты уж нас извиняй за невольный каламбур, чистый шпион. И вернулся, чай, оттого, что до своих станций один не доберется. Или не так? — голова Юркова чуть склонилась набок, и он стал напоминать хитрую старую птицу.
— А это ты, Семен Василич, лучше у него лично спроси, — Питон тяжело поглядел на председателя. — Тем паче, что он и сам только к вам и рвется. Только уж выслушай парня до конца, имей терпение, не мордуй. По твоему ведь указанию его в прошлый раз чуть ли не под хохлому расписали. А сейчас вон, сам говоришь, «искупление кровью», да «ценные сведения»...
— Ты, Иваныч, не сердись, — Юрков снова распрямился. — Поговорим. Мы ведь не звери. А девочку никто больше пальцем не тронет. Хотя она, Иваныч, имей в виду, — Юрков прищурился, — Кожанова дочка, как оказалось.
На лице Питона изумление сменилось недоверием, недоверие — растерянностью.
— Правду тебе говорю, — голос Юркова был искренне-сочувствующим. — Ты, Капитон Иваныч, к ней как к дочери относишься, это дело известное. Так что прости, а не сказать я тебе не могу.
Питон с кряхтением потер шею, задышал тяжело, медленно.
— Проверенное это дело. Еще раз, Иваныч, прости. Ступай, если хочешь, а нет — так с нами посиди, ты мужик умный, авось чего путного скажешь...
Питон деревянно развернулся на месте.
— Пойду я лучше...
Совет молча смотрел ему в спину. Когда Питон вышел, Александрова будто взрывом подкинуло с места. Он ненавидяще посмотрел на Юркова:
— Семен, ты чего сотворил, а?
— Я, Сережа, что надо, сделал. Ты сам посуди — девочка-то, если прямо говорить, заложницей будет. Зуев бы все равно узнал —рано или поздно. А так — он, глядишь, поменьше упираться станет. Что, не прав я? Прав. Ты ведь лучше меня знаешь, какой Иваныч мужик упорный. Или, может, тебе война со своими добытчиками нужна?.. Ко всему прочему, теперь можно и на Кожана управу найти.
«Господа Совет» переглянулись. Сколько лет они искали средство давления на опасного и непокорного соседа... Теперь же это средство было у них в руках.
...А Питон медленно шел по коридору к выходу в станционный зал. «Спасибо тебе, Сан Саныч, и царствие небесное!» — который раз помянул он про себя режиссера студенческого театрального кружка, куда — давным-давно, кажется, целую вечность назад, — ходил он, молодой тогда еще парень, Капитон Зуев. Ходил, правда, всего-то один год — зато вон сколько пользы с того вышло. И жену там будущую нашел, и искусство нехитрое актерское хоть немного, но освоил. Умение играть его выручало уже не в первый раз.
Но вот то, что Совету откуда-то уже было известно о родственных связях Крыси, — это было плохо. Очень плохо!
Вопрос: каким образом они-то об этом пронюхали?
Глава 23
ДЖУЛЬЕТТА БЕЗ ИМЕНИ
Спектакль о веронских влюбленных начали готовить месяца три назад. Решившийся «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира» амбициозный Артур Сергеевич, художественный руководитель бибиревского самодеятельного драмкружка, решил: уж если готовить серьезную пьесу — так по полной программе и с размахом. Настолько, насколько это в данный момент и в данной обстановке было возможно. Решительный и не признающий никаких условностей «Станиславский», не обращая внимания на гневные вопли администрации Содружества: «Людям жрать нечего, а этим, понимаешь, бархатные штаны и золотые канделябры подавай!», — сумел все повернуть по-своему. И вскоре та же администрация отдала распоряжение добытчикам и мастерским станций всячески содействовать «очагу культуры» в подготовке представления. В меру, конечно, не забывая и о своих прямых обязанностях. Но и это уже было прорывом.
Вот так и вышло, что пока актеры разучивали роли, параллельно с репетициями для постановки добывалось все необходимое, шились костюмы, готовился реквизит и декорации. Конечно, все это было несопоставимо с тем антуражем, которым блистали в своих постановках довоенные театры, но для горстки обитателей подземки и то, что готовилось, уже казалось сказкой. Поэтому слухи о подготовке спектакля по Содружеству ходили самые невероятные. Говорили, к примеру, что костюмы персонажей будут сшиты по старинным, чудом сохранившимся выкройкам и картинкам, да еще из самых лучших тканей, когда-то добытых Наверху и спрятанных в особые, для наиболее ценных трофеев, хранилища. «Бархат», «парча», «шифон» — люди с удовольствием повторяли полузабытые названия и словно пробовали их на вкус. Станции теперь жили в ожидании праздника. Несмотря на то что труппа планировала гастроли по всему Содружеству, на премьеру в Бибиреве хотели попасть очень многие. Пришлось даже ввести — чего не было до этого — входные билеты для жителей других станций и плату за них. Иначе все желающие попасть на премьеру не уместились бы даже на платформе — не то что в том спортзальчике на месте бывшего пошерстного съезда, который театралы делили с добытчиками и военными.
