Дмитрий Старицкий - Две свадьбы и одни похороны
Посмотрела прямо в глаза.
— Много говорили. Но ты в первый раз.
Гляжу, а глаза ее сияют; и тут уже она спросила уже меня:
— Нравлюсь?
— Нравишься, — искренне ответил я.
— Тогда — женись, — смеется.
— Может, и женюсь, дай до Одессы доехать, — и подмигнул ей правым глазом.
— Зачем ждать до Одессы? — Наташа стала ковать железо, пока горячо.
— Тут попа нет православного. А в Одессе должен быть. Я так думаю, — выдал ей свою отмазку.
Глаза у Синевич слегка замутились. Счастливая улыбка не покидала губ. Любят бабы, когда их замуж зовут. Даже если потом они отказывают.
Тут я некстати вспомнил одну знакомую по староземельной Москве, врачиху-иглоукалывателя. Муж у нее был хороший, двое детей. Любила она их, но гуляла по-черному. И от каждого любовника обязательно требовала, чтобы он на ней женился. И если любовник не проявлял такого рвения, то жаловалась на него подругам: «Ну почему он не хочет на мне жениться?» И как муж этот любовник ей был не нужен вовсе, но вот обязан он был ХОТЕТЬ на ней жениться. Иначе ей было не в кайф.
Вспомнив этот эпизод из своей староземельной жизни, я широко улыбнулся. Наташа же мою улыбку поняла по-своему.
— А я так бы и сидела тут с тобой вдвоем. И никакой Одессы мне не надо.
— Нравлюсь? — это я уже от ехидства природного спросил.
— Хуже… — ответила Наташка и слегка замялась. — Я… Я, кажется, Жорик, в тебя влюбилась, — пожимает плечиками: типа, самой странно, но так вышло.
И добавила:
— Наверное, потому, что ты не такой, как все.
— Я тебе обещал день на двоих? — напомнил ей прогулку к косуле.
— Обещал.
— Приедем в Портсмут — и весь день будет наш. Только наш. В ресторан сходим. Погуляем по красивым местам. В море искупаемся. А сейчас — хватай ящик и пошли отсюда. Взрывать пора.
Подхватили шайтан-ящик с катушкой и пошли вниз, размеренно разматывая шнур с катушки.
Провода оказалось на ней метров шестьдесят. Остальное первым взрывом оборвало.
Почесал репу и подумал, что уже не достанет до нас, если сравнивать с прошлым взрывом, ни камнем, ни веткой. Но на всякий пожарный сказал Синевич:
— Отойди к девчатам.
— Зачем? Сейчас я на кнопку давить буду. — Решимость была в этой фразе просто суворовская.
— А если что прилетит оттуда?
— Но я же с тобой. Значит, ничего страшного не произойдет. Жорик, дай на кнопочку нажать, всю жизнь хотела такое сотворить, как первый раз в кино увидела, так и руки зачесались. Ну да-а-ай, — заканючила она голосом Нюши из «Смешариков», — не будь, чем щи наливают.
— Ну на, — сказал, включая адскую машинку и откидывая крышку с красной кнопки. — Жми.
Наташа, зажмурив глаза, ткнула пальцем мимо кнопки.
Меня пробило на хи-хи.
— Второй подход к снаряду. Только смотри, куда тычешь, диверсант.
— Ну тебя…
— Ты или жми на кнопку, или дембельнись от нее. Время идет.
— Давай снова.
— Начинай.
Наташа опять зажмурилась и опять промахнулась мимо кнопки.
— Третий подход к снаряду, — смеялся уже в открытую. — Последний.
— Поцелуй!
— Губы давай.
Наташа протянула ко мне губы, свернутые в трубочку.
— Нормально давай, не в школе, чай, под лестницей сидим.
— Вот тебе, противный, — Наташин кулачок три раза простучал по моему плечу, — будешь знать, как дразниться.
— Не-э… — покачал головой, — как все запущено. Наташка, придется тебя целоваться учить. Хотя это очень вредно.
— Почему вредно?
— Понимаешь, в любом процессе обучения в обязательном порядке есть производственная практика и распределение.
Девушка на секунду задумалась, потом ее лицо прояснилось.
— Но можно же и на кафедре оставить?
— Можно, — согласился. — Только для этого надо старательно учиться. Лучше всех. Это не всем дано.
— Я отличница, — заявила она гордо.
— Фигушки, тут нужна не зубрежка, а креатив.
— Ладно. Уболтал. Буду старательно учиться всему, чему ты меня захочешь научить. Честное пионерское.
— Посмотрим на твое поведение. Потом. А теперь жми кнопку, — и погрозил пальцем, — с открытыми глазами.
На этот раз обошлось без кокетства. Наташа твердо вдавила красную кнопку уже не указательным, а большим пальцем и, когда хлопнула взрывчатка, подняв клубы пыли и прошлогодних листьев, упала на меня, как бы впечатлившись этим до обморока. На самом же деле нашла хороший повод ощутить на себе мои руки.
Так в обнимку и встали.
А встав, поднялись к роще.
На этот раз все получилось просто замечательно. Оба дерева упали плашмя, кронами на дорогу, полностью ее перекрыв. Теперь можно было спокойно двигаться дальше по крокам, рисованным бурами. Надеюсь, рисовали они все это в трезвом виде. Однако пока все было точно.
Новая Земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.
22 год, 34 число 5 месяца, суббота, 11:11.
С пригорка сквозь редкую рощу хорошо видно длинную лысую полосу в вельде, хорошо укатанную колесным транспортом. Ничего, кроме искомой нами Южной дороги тут по идее быть не могло. По словам буров, отсюда влево по этой трассе до Портсмута было не более двадцати километров. И это хорошо. Это очень хорошо, потому что мы практически у цели.
Антоненкова остановила автобус, как заранее и договаривались. Увидела дорогу — стоп.
Да, да, да. Я обзавелся сменным водителем.
После того как мы сделали засеку, я провел в отряде опрос, который надо было мне сделать давно уже, но раньше это все как-то в голову не приходило.
— Кто, кроме меня, может водить этот драндулет? — показал я на автобус.
Поднялось шесть рук.
— Реально, — уточнил я. — Не легковушку, даже совковую с «тяпкой»,[208] а именно грузовик подобного типа.
— Я могу вроде, — отозвалась Антоненкова.
— Могу или вроде? — уточнил на всякий случай.
— Ну… у нас в УПК, в школе еще, мы учились водить такой «газон». Даже права есть. Но за таким рулем я давно не сидела.
— Вот сейчас и попытаемся. — Я радостно потер руки.
Если действительно водить этот автобус Галя сможет, то появится у меня сменщик. А то я уже выматываюсь как не знаю кто. Весь день баранку крутить, всю ночь гарем ублажать. Не дело это.
Покатались с Антоненковой по полю, понавыписывали разных фигур, и я согласился с тем, что Галка вполне может меня заменить на простых участках. Поведет автобус потихонечку. Гнать уже смысла никакого нет.
«Нас не догонят!»
Разбирать две засеки преследователям придется до морковкиных заговен. Мы к тому времени уже будем в Портсмуте по любасу. Даже черепашьей скоростью.
После того как со вторым водителем определились, встал вопрос о втором пулеметчике — Галка-то выпала. Пришлось эту функцию взять на себя. Такой вот чейндж.
Заранее открыл заднее стекло, закрепил его в потолочных креплениях, вынул из стола вертлюг. Примерился — трофейный пулемет на него встает. Не как родной, но встает практически нормально. Правда, сильно елозит по столешнице мешком для сбора гильз. Но это не так критично, как могло бы быть вообще.
Поставил на вертлюг этот девайс от немецких механиков, покрутил вправо-влево, вверх-вниз. Не айс, конечно, сектор обстрела все же маловат, но вполне сойдет для этой сельской местности. По крайней мере, дорогу за автобусом перекрываю полностью.
Присоединил к машиненгеверу новую ленту на 250 патронов.
Ну, кто на ны?!
Так и оставил пулемет торчать в окне: чтобы, если чего, так сразу был под рукой. Только презерватив на ствол натянул от пыли.
Потом согнал Анфису с заднего сиденья и примостился под теплый бок к Наташке, чему та только обрадовалась.
Уселся и крикнул:
— Водила! Кого ждем? Кому стоим? Поехали!
Галина, не оборачиваясь, показала нам средний палец правой руки. С небольшим рывком тронулась и потихоньку, на первой скорости, поехала. Нормально поехала, хотя и боялась. Это видно по ней, по всей напряженной фигуре. Все же десяток душ за спиной напрягает.
Наташка все это время задумчиво играла пальцами моей левой руки.
— Ты оружие приготовила? — спросил ее.
— Зачем? — удивилась она. — Воевать собрались?
— Пока в Портсмут не попадем, всем — боевая тревога! — ответил, но уже не ей, а крикнул на весь автобус. — Приготовить оружие к немедленному действию! Патрон — в патронник; только на предохранитель поставить не забудьте! Ясно всем?!
Отряд ответил вразнобой, но — зашуршали, зазвякали. Поняли уже, что оружие в этом мире — первый друг.
— Можешь ехать быстрее! — разрешил я Антоненковой.
Галя со скрипом поменяла передачу, и автобус слегка разогнался. Километров до двадцати. Все же дороги как таковой тут не было. Голимое бездорожье. И как бы не вторыми после буров мы тут катаемся.
