Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды

– Пшла отсюда, и чтоб все готово было, если что. Ильнар!

– Да, командир! – одноглазый вытянулся.

– Не трогай ее пока. В лагерь возьмем, нам посудомойка нужна.

– Хорошо.

Он снова сел, улыбнувшись Уколовой.

– Не жалко девчонку?

Та пожала плечами.

– Нет. С чего бы?

– Действительно… – Клыч налил кипятка в кружку, добавил сладко пахнущей заварки из чуть битого чайничка, придвинул блюдце с медом. – Да ты, Евгения, угощайся. Ничего, если на «ты» перейду?

– Нет. Спасибо.

– Медок у нас недешев, но это же, сама понимаешь, трофей. Итак, Женя, моя милая собеседница, что ты делаешь так далеко от своего дома?

– Разведка. – Уколова пожала плечами. – Потихоньку пытаемся понять, что творится рядом.

– Ну да, как не подумал… – Клыч хмыкнул. – Рядом. Полтысячи километров ради данных. Что сказать, впечатляет. В одиночку?

Что было отвечать? Одна? Глупо. С кем-то? А с кем?

– Мм-м-м… – Клыч с видимым удовольствием отломил горбушку от круглого хлеба, окунул в мед и зажевал. – Фкуфно… Не отфефай, не надо.

Он доел хлеб, облизал пальцы и потянулся за чаем. Хитро покосился на вернувшуюся к еде Уколову, что-то маркитаня в уме. Покрутил пальцем перед ее носом, явно собираясь что-то сказать. И закашлялся. Глубоко и сильно, до багровой красноты на лице и выпученных глаз. Уколова встала, прямо к нему за спину, испытывая сильное желание воткнуть в затылок вот этот самый немаленький нож, что только что пластал масло. Но желание оказалось явно глупым, уйти у нее не вышло бы при любых раскладах.

Руки на его грудь, надавила и сильно дернула на себя. Клыч хакнул, выплюнув корку. Сел, сипло прогоняя воздух в легкие.

– Ну, ты, Евгения, даешь… Эй, Гриша, все нормально. Опоздал ты. А вам, телохранители, за то, что в сундуках лазали, наплевав на командира – и сортир чистить придется. Все, валите, глаза б мои на вас не смотрели.

Уколова уткнулась в свою тарелку, куда незаметно от нее уже шлепнули яичницу. Желудок бунтовал от голода, и сейчас стоило заняться именно им, и ничем другим. А дальше кривая выведет.

Клыч откинулся на стуле, покачивался, скрипя половицей. Уколова ела, стараясь на него не смотреть.

– Петрович и его семья работали на меня. – Клыч скрипнул половицей и сел ровно. – Не знаю, как ты умудрилась к ним попасть, но тебе повезло. Не думаю, что пришлось бы по душе жить у них здесь. Развлечений тут мало, думаю, что тебе не особо понравилось бы.

– Они и впрямь торговали человечиной?

– Несомненно. Народа в округе немало, в отличие от хотя бы какой-то приличной еды. Не стоит думать, Женя, что все поголовно любят кушать человечинку, нет, но отдельные экземпляры попадаются. Тем более что если завялить кусочками, то многие сразу и не отличат. Караванщики охотно покупают. Покупали. Погорел бизнес.

Клыч хохотнул. На дворе продолжало потрескивать и дымить. Женя порадовалась, что омшаник стоял далеко и огонь никак не смог бы перекинуться на дом.

– Как там у вас в Уфе?

– Так же, как и везде: выживаем, деремся, хороним, порой рожаем. То мор какой-нибудь, то мутанты новые гоном идут, то люди хотят неожиданно награбить награбленное.

– О как. И как поступаете с последними?

– Ну… – Женя глотнула остывшего настоя. – Раньше вешали. Публично. Сейчас в основном – работы. Чтобы трудом исправляли ошибки, перед лицом партии и народа республики доказывая свою сознательность.

– У вас там коммунизм, что ли? – Клыч удивленно покачал головой. – Ишь как.

– А у вас?

– Тут каждой твари по паре. – Клыч хмыкнул, нехорошо дернув щекой. – И коммуняки были, и кого только не было. Еще пять лет назад я сам, Женечка, можете ли себе представить, носился по округе на бронетачанках да под черным знаменем. Анархия – мать порядка, хаос порядка отец, вперед черти, рая нет, я батька Сатана.

Уколова нахмурилась, глядя на его совершенно серьезное лицо, хмыкнула и засмеялась. Более дурной глупости ей слышать не приходилось. Клыч кривил губы и улыбался вместе с ней. Она хохотала, ощущая дикое напряжение, становящееся все сильнее, но не могла остановиться.

– Да, понимаю, смешно. – Клыч подмигнул ей. – Многие смеялись, было дело поначалу.

– Потом перестали?

– Конечно. Попробуй-ка, посмейся, если голову на кол насадили. Жутко неудобно, предполагаю.

Женя осеклась.

– Ну да.

Скрипнула дверь, пропуская еще одного члена отряда Клыча. Уколова покосилась на него и вздрогнула.

Живоглот, скорее всего застреленный тем самым дуплетом, казался страшным. Собака, остановившаяся рядом с Клычом, страшной не казалась. Она ею просто-напросто была.

Не очень высокая, широкая и крепкая, в густой шубе из свалявшихся серых волос. Голова, огромная, с криво торчащими клыками и слишком большими глазами. Местами виднелась темная кожа, с вздувавшимися под нею мощными мускулами. Села рядом с Антоном, высунув сизый язык и буравя Уколову глубоким янтарем своих глаз-плошек. Потянула воздух носом, оскалилась и дернулась в ее сторону.

Уколова напряглась, видя желтоватые клыки в очень опасной близости от себя.

– Сидеть! – голос Клыча резко изменился.

В комнате, явно ожидая приказа, появились оба телохранителя. Судя по скрипу за спиной, там же материализовался Гриша. Кого из этих пятерых Уколова боялась больше – она затруднялась признаться сама.

– Что ты тут такое учуяла, Инесса? – Клыч встал, погладил собаку по холке. – Это, Женечка, моя боевая подруга. Рекомендую, Инесса Арманд, прямо как любовница вашего великого и бессмертного вождя. Нюх стопроцентный. И, сдается мне, что-то она учуяла интересное. Ищи, милая, ищи.

Инесса искала, тщательно обнюхивая Уколову. Женя сидела ровно, стараясь не дернуться лишний раз. Черный нос легко касался ног, коленей, ткнулся в куртку, замер. Собака повернула голову к хозяину, рыкнула. Клыч наклонился, жестом потребовав что-то. «Чем-то» оказался фонарь «жучок». Выпрямился бывший батька Сатана скоро. Поднес руку к глазам, и оскалился не хуже собственной собаки.

– Гриша!

Тот почти воткнулся в руку командира, вглядываясь. Кивнул. Клыч усмехнулся, жестко и зло. Поднес пальцы к самому носу Уколовой. Зажатые между ними, прямо перед глазами Жени оказались несколько волосков. Рыжих с серым. Саблезуба, не так давно спавшего на ее рюкзаке.

– Вот тебе и ответ, дорогая гостьюшка, как ты сюда добралась, с кем… – Клыч сел на стул, кивнув подручному. Уколова сглотнула, памятуя про скорость Гриши. – Пуля, значит, так? И его утраханный кот, верно, его шерсть?

– Кто?

Клыч мотнул в ее сторону головой. Руку, правую, ей выкрутили в мгновения ока. Прижали к столешнице, люто вывернув и заставив растопырить пальцы. Раритетный «маузер» уже оказался в руке хозяина, удерживаемый за ствол. Уколова успела только вздохнуть. Хрустнуло, по руке разлилась неудержимая боль от сломанного мизинца.

Клыч схватил ее за волосы, горячо зашептал в ухо:

– Где? Мать твою! Сраный! Пуля?!!

Postmortem (негатив ушедших дней)

Слова

Уколова покосилась на сидящего человека. Постучала пальцем по столу. Тот дернулся, затравленно покосившись на нее.

– И для чего?

Тот глотнул. Кадык, выпирающий из худой волосатой шеи, заходил взад-вперед. Человек не ответил. Сержант-дознаватель, тихо и спокойно курящий папиросу в углу, встал, нарочито шаркая, двинул к нему. Допрашиваемый трясся, косился в сторону стола справа.

Уколова выдержала паузу, дав ему возможность еще раз полюбоваться на инструментарий. Сама она им пользоваться не любила, постоянно заполняя наряд на ассистента из Третьего отдела СБ. Петр Ильич посмеивался, но подмахивал бланки не задумываясь.

Допрашиваемый задрожал сильнее, глаза бегали: взгляд то на стол, то через плечо назад. Понятное дело, впечатляли оба наблюдения. И если Михал Михалыч, сержант-дознаватель, с виду казался вылитым душкой, таким милым со своими залысинами, то его инструменты себя показывали сразу. И какая разница, что куда страшнее именно невысокий, с сухим сильным телом пожилой мужчина в кожаном фартуке? Металл всегда пугает сильнее.

Клещи с изогнутыми и прямыми щипцами. Совершенно изуверские, с острыми кромками. Ровно выложенный набор хирургических ножей, включающий большой резекционный. Иглы, шила, и прочие милые приспособления. И тут же, не чураясь такого соседства, плоскогубцы, старый шуруповерт и заляпанная въевшимся бурым киянка. Допрашиваемый побелел и дико покосился на мягко улыбающегося Михал Михалыча.

– Воронин! – Жене пришлось почти крикнуть. Зато допрашиваемый сотрудник технического сектора при администрации Новоуфимской КРБ соизволил повернуться в ее сторону. – Зачем?

– Что? – перед лицом Воронина возник выщербленный и адски ужасный канцелярский нож. Михал Михалыч ласково потрепал юношу по курчавой голове. Тот застучал зубами. – Что зачем?!!