Роман Злотников - Путь князя. Быть воином

— Ну, я тебя слушаю, сынок, — заявил комиссар, устраиваясь в гостиной за уставленным немудреной холостяцкой едой столом, по противоположенную сторону которого в «гостевом» кресле скромненько сидел подозреваемый в убийстве.

— Да, в общем-то я и не собирался ничего рассказывать, комиссар, — слегка огорошил Сардонея гость, — я пришел к вам только для того, чтобы вы могли меня арестовать, если на то будет ваше желание.

— При чем здесь мое желание, сынок? — скривился Сардоней. — Ты подозреваешься в групповом убийстве первой категории. Причем результаты расследования однозначно говорят о том, что это сделал именно ты. Как еще я могу поступить в этом случае?

— Так почему же вы меня не арестовываете? — задал резонный вопрос Пэрис.

Комиссар вздохнул. Крякнул. Потом налил себе в стакан на полпальца иски, лихим жестом опрокинул себе в рот и закусил кусочком ветчины.

— Есть одна причина, — нехотя признался он. — Понимаешь, сынок, десять лет назад у меня погибла жена. Возвращалась поздним вечером с посиделок и попалась на пути одному подонку. Типа тебя. Тоже из богатых и непростых. Я всегда был неплохим полицейским, настоящей ищейкой. А в тот раз я еще был кровно заинтересован в результате. Так что я вычислил его довольно быстро и даже успел взять. И предъявить обвинение. Вот только потом вмешались родственники, деньги, дорогие адвокаты, и этого подонка выпустили под залог. Я был возмущен, поскольку считал, что этот парень воспользуется моментом и точно сбежит. Так оно и вышло, — комиссар замолчал и задумался, а потом вдруг переменил тему. — Знаешь, почему еще я тогда, в монастыре так взбеленился? Потому что ты сбежал точно так же, как и он. Но по поводу тебя у меня была уверенность, что уж на этот-то раз такой трюк со мной не пройдет, ведь у меня на руках был общефедеральный ордер категории «А». Так что когда тот местный полицейский сказал мне, что мой ордер годится разве на то, чтобы им подтереться, поскольку монастырь, мол, находится под юрисдикцией самого Государя и никто здесь еще не сошел с ума, чтобы идти наперекор его воле, я едва не лопнул от злости…

— Но почему вы не арестовываете меня сейчас? — тихо спросил Пэрис.

— А-а, ты об этом, — комиссар усмехнулся. — Да дело как раз в том типе. Он сбежал, покинул планету. Это было нетрудно предвидеть, зная, из какой он семейки. Они все так или иначе нечисты на руку, а нужных связей у них туча. Так что не успел парень выйти из кутузки, как они переправили его к одному из своих деловых партнеров, где он спокойно продолжал жить как ни в чем не бывало. А поскольку адвокаты сделали все, чтобы представить совершенное им убийство — убийством по неосторожности, ни о каком федеральном розыске и речи быть не могло. И хотя побег из-под залога позволял теоретически арестовать его, но с учетом разветвленных связей его семейки сделать это было практически невозможно. Стоило мне появиться где-то на расстоянии прямой видимости от места его пребывания, как он тут же исчезал, чтобы спустя месяц, когда все уляжется, вынырнуть где-либо еще. И все эти десять лет невозможность прижучить сукиного сына, убившего мою жену, висела на моей душе тяжкой гирей…

Комиссар сделал паузу, во время которой вновь глотнул иски, а затем продолжил:

— Ты-то этого уже не слышал, но когда ваш преподобный отправил вас обратно, уж не знаю чем вы там занимались, он сказал мне, что ты никого не убивал. Я был вне себя и вовсе не собирался обращать внимание на слова какого-то попика из окраинного монастыря. Но он добавил фразу, которая в тот момент показалась мне совершеннейшей чушью: «Я знаю, что есть некто, кого вы разыскиваете вот уже десять лет. Будьте внимательны, вы встретитесь с этим лицом в течение следующих трех дней. И когда это произойдет, подумайте: если оказалось, что я знал о том, чего пока не случилось, то, может быть, я действительно знаю и что-то о том, что уже произошло?»

Комиссар замолчал, задумчиво посмотрел на стакан, но на этот раз не стал наливать в него иски, ограничившись обычной минеральной водой.

— Смысл сказанного я понял спустя три дня, когда в баре лайнера нос к носу столкнулся с тем типом, который убил мою жену, — комиссар глубоко вздохнул, почесал щеку и задумчиво добавил: — И вот теперь я все время думаю, а может, действительно преподобный знал, что говорил, когда утверждал, что ты никого не убивал. И если я сейчас отправлю тебя на электрический стул, а так и будет в случае твоего ареста, потому что доказательства твоей вины просто железобетонные и в конце концов это моя работа, то потом, когда я умру и встречусь с Господом и он меня спросит: «Как же так Сардоней, ты отправил на смерть невиновного просто потому, что это твоя работа?», что мне тогда ему отвечать?

Пэрис смотрел на комиссара, и в душе его поднималось раскаяние. Он пришел сюда не только со смирением в душе и готовностью до конца принять искупление за все, что успел натворить за то время, пока был всего лишь животным. Но и как он теперь понимал, с немалой долей высокомерия: дескать вот я теперь такой мудрый и познавший свет истины, готов к искуплению и не страшусь принять ее даже от тех, кто живет во тьме, лжи и прелести Лукавого. А человек, сидевший напротив него, всю жизнь сталкивающийся с темной стороной бытия, с подлостью, ложью, смертью, похотью и предательством и никогда не имевший наставника, оказывается, сумел не только сохранить зерно своей души, но и развил его. Не поддался этому миру. И до сих пор не готов предаться легкому пути Лукавого, даже если жизнь изо всех сил толкает его на это.

— Комиссар, я… я не раз просил отца Дитера помочь мне вспомнить, что произошло тогда, в тот день. Но он отказался. Сказал, что я должен сам разобраться с этим делом. И посоветовал прежде всего встретиться с вами. Поэтому я и появился здесь.

— Помочь вспомнить… Так он и это умеет? — усмехнулся Сардоней.

Пэрис вздохнул.

— Боюсь, мне сложно даже придумать, что может не уметь или не знать Светлый князь.

— А-а-а, так он из этих? — комиссар усмехнулся. — Ну тогда тем более. Как однажды сказал мне один умный человек, очень умный, уж можешь мне поверить, так вот, он сказал: «Когда Светлый князь открывает рот — превращайся в слух, Сардоней. Ибо потом будешь очень долго корить себя, если пропустишь хотя бы один звук».

Пэрис понимающе кивнул. Он-то это знал по собственному опыту.

— Вот что, парень, ты все-таки попытайся вспомнить хоть что-то, что могло бы дать малейшую зацепку, чтобы у тебя появился хотя бы один шанс из тысячи. А уж я постараюсь использовать его на полную катушку.