Война Кланов. Медведь 1 - Алексей Владимирович Калинин
– Каким перевертнем? – я сажусь на холодную землю и тут же взвываю от веревочного ожога, но вскоре забываю о боли.
Я изумленно оглядываюсь по сторонам – по небольшой лужайке словно прошелся ураган. Полянка перекопана, дерн вырван кусками, на боку лежит огромная сосна. На вырванных кусках земли чернеют вороньи перья, будто здесь пировала огромная стая каркающего племени. Больше всего меня поразила именно упавшая сосна: в три мужских обхвата, толстые корни походят на канаты подвесного моста, почти у самой верхушки темнеет дупло, из которого торчит сломанная еловая ветка.
Так это всё не сон?
Я оглядываю себя – тело также стянуто веревкой с мешочками, но одежда отсутствует вовсе, кроме какой-то набедренной повязки. Кожа на местах соприкосновения с мешочками покраснела и скукожилась, будто расчесанная экзема на ногах. Однако самое главное – я жив! Я смог пережить ночь Предела.
– Что произошло?
– Ничего существенного, перекидываться не хочешь?
– Нет, я бы пожрал чего-нибудь, – говорю я в ответ, и желудок утробно рычит, подтверждая мои слова.
– Мяса или сыра?
Я вижу на женском лбу, почти у самой кромки волос, тоненькую корочку запекшейся крови, такая возникает, когда царапает кошка. Я просто смотрю на неё, меня потряхивает, но состояние больше напоминает похмельный синдром, словно отравился вчера коктейлем из литра водки, трех литров пива и отлакировал всё это полторашкой коньяка. Такое было один раз, так что знаю – с чем сравнивать.
– Сыра… или мяса… или того и другого и можно без хлеба! – стенаю я, потихоньку ложась обратно на землю.
В голове гремят толчки крови, будто в огромные чугунные ворота бьют большим тараном. Ворота скрипят и трещат, во рту скопилась вся сушь Сахары, руки и ноги ноют при каждом движении. Веревка обжигает при неосторожном движении.
Пятое задание выполнено
Ваша характеристика сдерживания усилена
Охотница аккуратно распутывает веревку, и я могу вздохнуть свободно, без обжигающей корчи по телу. Я ойкаю, когда от резкого движения мешочек прижимается к обнаженной коже. Наконец обжигающая веревка падает, и я перешагиваю через краснеющие бурдючки. Я выпрямляюсь, поддергиваю сползающую набедренную повязку и осматриваюсь по сторонам.
– Что тут произошло?
– Ничего не помнишь, шизофреник шуйский? – ухмыляется охотница.
– Помню что-то, но то либо сон, либо виденье, – я беру с разложенного платка бутерброд с сыром, оставив колбасу напоследок.
– Ты ешь, а я пока расскажу. Пока тебя замотала, оказалось, что за нами следил перевертень. Похоже, что я не учуяла его с вокзала. Когда у тебя наступил Предел, то эта образина и вылезла. Я чуть не разорвалась, покуда защищала тебя и отбивалась от этого дурачка. Хорошо ещё, что попался не очень опытный, иначе я бы не дожила до рассвета. Однако ты смог выбраться из пут, и кинулся ко мне. Ты уж извини, что пришлось приложить как следует. Голова не болит? – участливо интересуется тетя Маша.
Я автоматически потер лоб, шишка по размерам напоминает еловую. Последнее воспоминание вспыхивает яркой картинкой: я лечу с оскаленной пастью – женщина тихо улыбается.
– Это вы меня так звезданули?
– Вынужденная мера. Сейчас развяжу, ты только не бросайся.
– Обещаю, что не буду. А куда подевался перевертень? И почему я голый?
– Перевертень? Он обиделся на нас и ушел, а ты всё-таки перекинулся, вот одежда и порвалась. Вот эту примерь, должна подойти, – тетя Маша кидает бордовый рюкзак.
Я ловлю его на лету, и молнией проносится мысль, что я снова различаю цвета. Рюкзак чужой. Мой, с прокушенной рукоятью, лежит рядом с рюкзаком охотницы. Я развязываю белые шнурки, из темных холщовых недр показываются тренировочные штаны с желтыми лампасами по бокам и серая футболка. Штаны почти в самый раз, а вот футболка постоянно вылезает из-за резинки трико и болтается колокольчиком на похудевшем теле.
Тетя Маша осматривает мой новый наряд, одобрительно цокает:
– Вот теперь можно и на дорогу выходить, а то выглядел как Тарзан русского разлива.
– Такой же накачанный и красивый?
– Нет – тоже из леса и с голым задом. Пошли, что ли?
Охотница заканчивает сматывать веревку, засовывает её в свой рюкзак. Я не стал препираться, ведь она и так для меня много сделала. Безропотно подхватываю рюкзаки и закидываю их на плечо, но от одного вопроса я так и не смог удержаться:
– Тетя Маша, а где хозяин красной сумки?
– Где-где, сказала же – ушел куда-то. Я ему накостыляла, он обиделся и убежал, – не моргнув глазом, врет охотница.
– А сосну как повалили?
– Да откуда я знаю? Она уже была такая, когда мы пришли. И вообще – меньше разговоров, больше движения. Не отставай.
Я не стал ловить её на лжи, этого не нужно. Чуть раньше я заметил окровавленную человеческую кисть, торчащую из-под поваленной сосны, на среднем пальце темнеет синяк. То, что я увидел ночью под воздействием безумия, на самом деле было вовсе не таким уж и безумным. И сова, и перевертень, и вороны – я сжимаю в руке острое черное перо.
Я снова иду за охотницей, а она ледоколом прокладывает дорогу среди кустов и деревьев. Не просека, конечно, но ступая за ней след в след, я меньше царапаюсь о торчащие ветви, чем если бы ломился сам. Развороченная полянка с человеческой кистью под корнями сосны осталась позади, впереди ожидает встреча с другими берендеями.
Продолжение следует…
