Мир победившей Смерти - Павел Александрович Зверев
— Дома один хрен лучше, — проворчал я. — И тебе не хворать.
— Что-то радости в голосе не слышу, — хмыкнул мужчина. — Не каждый день, знаешь ли, четвертая стадия рака первой становится.
— Жаль впустую потраченного времени, — сморщился я. — Сразу бы рубин закинули в рот, давно бы уже дома был.
— Ну, кто ж знал! — всплеснул он руками. — У нас по всем выжимкам стоит одно — рубины причина онкологии. А у тебя итак четвертая стадия! Ладно, ладно — третья. Не могли мы так рисковать.
— Ага, ага, — покивал я. — И такой удобный предлог, чтобы меня на больничную койку определить, да, словно, неведому зверушку поизучать.
— Ой, да не прибедняйся ты, — отмахнулся франт. — Тебя даже кишку глотать не заставляли! А всё остальное сущие мелочи.
Кажется, мой тяжелый взгляд и внезапно просевшее напряжение слегка уменьшили энтузиазм Плисецкого.
— Не люблю, когда мной играют, — произнес я, смотря в глаза тому.
— Никаких игр, Юр, — в миролюбивом жесте, поднял он руки. — Тебе в любом случае нужна была помощь. Или, что? Нам надо было тебя домой доставить? Когда у тебя сердце билось только благодаря Гору?
— Ладно, — сморщился я, понимая правоту сказанного. — Проехали.
— Не проехали, — покачал головой франт. — У меня Игнатьев был. И очень уж за тебя просил. А конкретно за обследование. И знаешь, никто не скажет, что я не умею быть благодарным. У меня будет к тебе одна просьба. Выполнишь и все заведенные не тебя дела закроются. Словно их не было. Дальнейшее сотрудничество только по обоюдной выгоде. Как тебе?
— Даже боюсь предположить, — криво усмехнулся я.
— Еще один день в клинике, — попросил он. Именно попросил. — Завтра здесь будет тесно от врачей разных квалификаций. И мне бы хотелось, чтобы ты побыл подопытной зверюшкой.
— Прости? — сказать, что я удивился, это ничего не сказать.
— Да блин, — хлопнул себя по лицу Плисецкий. — Как-то слишком агрессивно выразился. Нет, Юр, резать тебя никто не будет. И проверять насколько твоя регенерация сильна, тоже. Нас в первую очередь интересует механизм деградирования раковых опухолей. Ты представляешь, скольких это может спасти?
— А скольких озолотить, — с видом знатока, покивал я головой.
— Да чтоб тебя, Юр! — цыкнул Плисецкий. — Откуда такой скепсис к нашей работе? Результаты в любом случае не уйдут в частный сектор. Сейчас такое время, что престиж нашего государства в приоритете. Ты просто не понимаешь, какие дела творятся в большой политике!
— Да везде одно и то же, — сморщился я. — Двадцать первый век. Во главе угла всегда стоят деньги.
— Какой же ты упертый, — сморщился франт. — Да, худо нынче у молодежи с патриотизмом.
— Это о каком таком патриотизме ты говоришь? — фыркнул я. — О том, где местные депутатки жируют за счет простых людей? Строят себе дворцы, покупают стометровые яхты? Или о том, где отмазывают своих выродков, даже при наличии погибших? Коррупция миллиардами, саботирование законов? И такие честные приговоры — простой дядя Ваня с завода украл лист железа — пять лет тюрьмы. А, если депутата Андрея Васильевича поймали, за хищением пары сотни миллионов, то подписка о невыезде и свободен! Или как мусарская ОПГ годами под угрозами отбирает бизнес, а после свидетелей на дно? Это должно воспитать во мне патриотизм? Ты это сейчас всерьез сказал или не подумав?
— Да работаем мы над этим! Работаем! — взорвался Плисецкий. — Думаешь, так просто, прийти к главному прокурору и отправить его за решетку!? Нужны железобетонные доказательства! Иначе это уже самосуд!
Ну вот. Теперь я знаю, что они знают. И они знают, что я знаю.
— Как ты меня там стращал? — прищурился я. — По законам военного времени, а? То есть меня, простого обывателя, можно, а его нет? Так получается?
— Не передергивай, — сморщился Плисецкий. — Это совершенно разные вещи.
— Ну да, — криво усмехнулся я. — Как же. Именно об этом я и говорю. Есть хорошая песня, послушай на досуге. Lumen — Государство.
— Я так люблю свою страну, но ненавижу государство, да? — хмыкнул Плисецкий, а после его лицо приобрело вид восковой маски. — Знаешь, я могу тебя понять. Но привычный порядок вещей нельзя поменять вот так просто, по щелчку пальцев. Если, конечно, целью не стоит анархия. Сейчас с появлением другого мира, мы, фактически, находимся в состоянии холодной войны со всеми. Знания той стороны, магия, возможно и какие-то другие аспекты — именно это ценность наивысшего порядка. И мы должны приложить все силы, чтобы стать в этом деле первыми. Ты, правда, думаешь, что подобным не заняты наши заклятые друзья? Или Европейский союз? По нашим данным только в одной Поднебесной работает порядка десяти групп, мотающихся туда-сюда. И если мы опоздаем, если дадим слабину, то нас сожрут. Не важно, кто это будет. Без разницы, кто найдет какой-нибудь ультимативный способ по контролю мира первым — именно он навяжет свой мировой порядок. Представь державу, которая первой сделает шаг по направлению, например, к альтернативам привычной энергетики? Или какой прорыв в медицинской сфере? Да за лекарство от рака, за одну только возможность избавиться от этой болезни, мы не просто вырвемся вперед, мы станет лидерами мировой фармацевтики! То-то и оно, Юр. То-то и оно. Нам нельзя медлить. Нельзя оглядываться, и спрашивать себя, а правильно ли мы поступаем? Именно поэтому сейчас идет реорганизация всей судебной системы и системы правоохранительных органов. Если сегодня, например, мы расстреляем того же прокурора, то, где гарантия, что уже завтра не начнутся массовые беспорядки и самосуд на местах? Если с изучением того мира нужно не просто идти вперед, а бежать, что есть мочи, то вот с чисткой внутри страны торопиться не стоит. Иначе нас всех захлестнет хаос. А хаос внутри страны, это не только море крови, это команда фас всем нашим соседям. Будь то заклятые друзья или же союзники. Нас разорвут. Я мог бы много тебе рассказать о геополитике, но не буду. И так уже наговорил лишнего. Просто подумай обо всем этом, Юр. Подумай, и завтра дай ответ. Хорошо?
Всё, что мне оставалось, так это кивнуть. Слишком уж эмоциональным получился монолог Плисецкого.
