Битва драконов. Том 1 - Валерий Михайлович Гуминский
Макс был старшим инструктором рукопашного боя и стрелкового оружия в клане Шереметевых, но в последние годы сосредоточился только на обучении личников князя, его жены и детей. Слишком разрослось боевое крыло, и сорокалетний мужчина уже физически не мог преподавать в одиночку.
— Давай подождем, что скажет князь, — спокойно произнес волхв, дождавшись, когда аурное поле Велимира успокоится подобно волнам после шторма. — Может статься, что и драться-то не за что будет.
Ретроспектива
Хирург
— Наверное, есть на небесах канцелярия добрых дел, — усмехнулся Марсель, неторопливо попивая крепкий чай из стеклянного стакана. Там был не чифир, но цветом настолько густым, что Хирург всеми чувствительными точками на теле ощущал, как колотится сердце у старинного кореша, прогоняя кровь по артериям и венам. — Если бы сдох, то ничего не почувствовал. Какой-то тупой удар по позвоночнику, а потом — вечная ночь. Но… очнулся уже в леднике. Ты же знаешь, Хирург, там трупы могут годами лежать, и ничего им не сделается. Мысль сразу мелькнула: а на кой ляд я выжил, если мне уготовано окоченеть среди мертвых корешей? Попробовал пошевелиться, а у самого сердце от ужаса остановилось. Волосы к бетону примерзли, руки и ноги ничего не чувствуют. И рожа Кулеша напротив. Пуля ему нижнюю челюсть снесла, так и скалился на меня остатками зубов, как будто хотел что-то сказать, да не получалось. Зато глаза его, заледеневшие, запомнил на всю жизнь. Слезы там замерзли, представляешь?
Хирург молча пил чай с голубичным вареньем и похрустывал маленькими сушками. Как ни странно, бутылка водки осталась недопитой. Марсель опрокинул пару рюмок и больше не стал. Зато выкурил несколько крепких папирос под чай. Он и сейчас смолил очередную гильзу, сжимая зубами ее кончик. Через стекла очков вместо глаз — черные омуты, которые хранили память того дня, когда взбунтовавшуюся каторгу расстрелял поднятый по тревоге гарнизон города Почай. Хирург представлял, каково было Марселю, очнувшемуся среди сотни мертвых бедолаг.
— Я рванулся так, что оставил на полу половину скальпа, — осторожно погладил свой затылок вор. — Пополз через жмуров, а ног-то не чувствую. В тот момент даже не подозревал, что в позвоночнике две пули сидели. Они-то и приковали меня к этому транспорту.
Марсель похлопал свободной ладонью по подлокотнику кресла-каталки, обтянутому черной кожей, отполированной до блеска.
— Но дополз до дверей и стал орать, — продолжил он свое повествование, окутывая ядреным дымом небольшую кухоньку. Сизые клубы поднимались к потолку и вытягивались через открытое окно в огород. — Долго орал, даже кулаками долбил по железу. Ты же знаешь, что там за двери. Герметичные, с кремальерой. Ссадил до крови руки, но твердо решил достучаться до охраны. Пусть лучше упокоят пулей в башку, чем так подыхать.
Собеседник Хирурга зло усмехнулся.
— Я и говорю: есть где-то канцелярия душ. Не пустили меня в Чертоги. Кто-то из братвы откинулся навечно, заменил меня. Когда дверь открыли, чтобы его определить на личную ледяную шконку, я оттуда полумертвым червем выполз. Не знаю, почему не убили. Шанс-то какой был! И никакая комиссия не докопалась бы до правды. Но… Случилось то, что случилось. Я потом полгода в лазарете лежал, отмерзал. Ну и несколько операций перенес. На волю калекой вышел. Вернее — выехал.
Хирург допил чай и аккуратно поставил стакан на блюдечко.
— Оставшихся в живых этапировали на другие каторги, — сказал он. — Меня в Соликамск определили. Уже там прослышал о твоей смерти. Досидел до конца срока и сразу же рванул поближе к столице. Там осел и стал свои дела мутить. Н-да, не ожидал я тебя увидеть живым, Марсель.
— А тебя какой бес сюда занес? — инвалид натянул очки на лоб и подслеповато прищурился на постаревшего кореша. — Да еще ребят моих обидел.
— Твои ребята — сявки дешевые, ты уж не серчай, — хмыкнул Хирург. — Совсем ты их не учишь. А бегу я на восток подальше от серьезных людей. Угораздило влипнуть в одну историю с Якутом. Он же по политической статье пошел, а кое-кто решил его выдернуть из лап СБ.
Марсель затушил папиросу в жестяной пепельнице и разогнал остатки дыма рукой.
— Слышал я мельком об этой истории, да не поверил. Якут и в самом деле оказался замешан в похищении какой-то княжны?
— Не какой-то, а Меньшиковой. Старшей дочери Великого князя Константина.
— Охренеть — не встать, — только и вымолвил Марсель. — И что? Отбили?
— Конечно, — ухмыльнулся Хирург. — Шум был изрядный. Правда, потом мы разбежались, и я не знаю, что случилось с Якутом. На меня вышли через некоторое время и стали серьезно щипать за пятки. С тех пор и бегаю…
Старый и битый жизнью волк, само собой, не стал говорить, на кого работал и от кого получал все блага в виде крыши, сытой пищи и денег. Марсель хоть и верный друг, но лично перережет глотку ночью, если правду узнает. Ссучился ли Хирург? По воровским понятиям — да. И он понимал, насколько опасно сейчас давать в руки Марселя излишнюю информацию. Придется потом прятаться не только от назаровской бабы, но и от воров. Неизвестно, что хуже.
— И что ты собираешься делать? Осесть здесь или дальше двинешь? — осторожно поинтересовался Марсель.
Хирург его прекрасно понял. Раскусил как орех. Не хочет кореш влипать в историю, где замешана политика. Даже косвенное причастие к сему событию грозит очередным сроком. А Марсель кормится на своем поле тихонько, никому не мешает, с властью старается не конфликтовать. Зачем ему повышенный фактор риска?
— А что можешь посоветовать? — старый вор уже готовился покинуть Пермь. Здесь ловить нечего. — Есть у тебя неприметная нора? Мне бы затихнуть на годик-другой.
— Врать не буду, — Марсель тяжело пошевелился в кресле. — Многих из нашей братвы уже нет, с молодыми особо не разговариваю. Новые времена, другие люди. Скажу тебе, дружище, одно: в больших городах не появляйся. Рано или поздно вычислят. Но есть одно местечко. Не затруднит окно закрыть?
Такой он и был всегда: вежливый — слова поганого не услышишь — и опасный как гремучая змея, греющаяся на солнце. Не трогают — лежит себе и наслаждается жизнью. Задели — нанесет смертельный удар.
Хирург встал, выглянул наружу. Тетка Вера, у которой Марсель жил уже второй десяток лет,
