S-T-I-K-S. Пустой (СИ) - Кормильцев Александр

После сказанных последними слов, Тимофей как-то притих и даже склонился к бегуну, которого уже проверил. Да и вообще мы с ним всё собрали и проверили. Что за странности непонятные, раньше за ним такого не замечал?! Но после такого поведения стало ещё интереснее узнать о том, про что вообще нельзя говорить. Понятное дело, что это какое-то местное суеверие, но под ним наверняка скрывается что-то и впрямь серьёзное, раз такой любитель разговоров вдруг становится нем, как рыба. К тому же тайное, оно вдвойне интереснее, влечет и манит своей загадкой. А если на тайну эту ещё и запрет на разглашение наложен, интереснее становится уже втройне, а может и впятерне сразу.

— Тимофей, ты чего притих? — я подошёл к пареньку и присел рядом, делая вид, что помогаю ему обирать с одержимого полезности.

— Ничаго не притих, прост наговорился. — его было не узнать, всегда болтливый и жизнерадостный вмиг превратился в угрюмого молчуна.

— Да ты не бойся, расскажи, я никому не скажу про то, что узнал. Тем более у меня с памятью нелады, могу завтра все позабыть. Давай, пока не видит никто! — для пущего эффекта я перешел на заговорщический шепот.

Сначала он молчал, видимо, взвешивал все за и против, добавив к ним мои аргументы и обещания. Его рука с ножом продолжала выписывать кренделя в уже осмотреном и начисто развороченном затылочном наросте несчастного одержимого.

Спустя полминуты размышлений он обернулся, глянул сначала на стоящего в сторонке Феофана, всем своим видом показывающего полную готовность ко всему. Потом перевел взгляд на начинающих спускаться по лестнице женщин и детишек. Покачал головой и решился.

— Лады, расскажу. Токмо об том вопче никому ни словечка, ни одной живой душе!

— Понял, никому! А почему нельзя говорить?

— Беду большу накликать можно, не токмо на себя, но и на близких! Так сказывают, тем боле не болтуны всяки, а дажить Дед Василий тако сказывал! А тот жешь вопше не хохмит и шуток не принимат.

— Насчёт беды не знаю, вроде сейчас и так хуже некуда. — я попытался сострить, но Тимофей даже не улыбнулся, наоборот нахмурился.

— Не шуточки энто! Я добру шутку люблю, но про тако нельзя шутковать, дажит говорить о том нельзя! — он сделал паузу, еще раз оглянулся, выдохнул и начал говорить. — Вопчем про Волотов мы с тобою говорили, то што сильней их нет никого из одержимых. Што с ими справица тяжко, и што даж дары их не всех берут. Но токмо есть в улье те, кто Волотов сильнее…

— Это кто?

Он открыл было рот, но прервался, сглотнул слюну, затравленно обернулся, глянул на показавшегося на самом верху лестницы Деда Василия. Перевел на меня взгляд, в котором явственно был виден страх, наверное, он уже сам пожалел, что начал этот разговор. Да и мне стало как-то не по себе, может ну его, и парнишка от страха весь побелел, да и я без этого знания проживу как-нибудь. Но поток запретных слов уже лился с подрагивающих губ.

— Хозяева улья! — выдохнул он мне в лицо, а у самого чуть зубы не стучали. — Оне бессмертныя, кто их видел, умирал даж слова не сказамши. Сказывают, што есть и те, кто живой оставался их увидя. Но токмо оне уж совсем седые становилися, слепые и глухие и помирали скоро. А с теми, кто про такое сказыват, особливо не на крепи, а на обнаковенной соте, потом страшны беды случаюца…

Тимофей замолчал, с трудом переведя дух, вытер тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину, достал бурдючок с живцом, отхлебнул и молча протянул мне. Руки его дрожали.

На первый взгляд рассказанное походило на сказку, похожие можно встретить во многих странах и народностях. Такие повествования хранятся на страницах пыльных манускриптов в старинных легендах, мифах и сказаниях. Но отношение к этой легенде довольно живо и объективно мыслящего парнишки на меня самого нагнало какую-то оторопь. От сказанных им слов и впрямь веяло страшной тайной и опасностью. Ощущение, будто почитал хорошую книгу ужасов, дыхание перехватывает, холодок по спине. Но в прошлом мире эти чувства можно прекратить, просто перестав читать и захлопнув книгу. Здесь, в улье вся эта мистика и суеверия могут оказаться вполне реальной угрозой, которую сам на себя и накликал, выпросив рассказать страшилку на ночь.

После услышанного от Тимофея повествования повисла неприятная, гнетущая тишина. Не в том смысле, что всё вокруг стихло, нет, этого не было. С разных сторон продолжали раздаваться различные звуки. Не останавливал свое подносовое, песне-молитвенное бормотание Феофан. Шлепали и шаркали по лестнице подошвы спускающихся сверху женщин. Лепетали и попискивали малыши на руках у шикающих на них мамашек.

Только для нас с Тимофеем эти звуки были не слышны. Мы стояли, вслушиваясь в эту греющую и успокаивающую душу мелодию мирных звуков, постепенно успокаиваясь и уже начиная потихоньку переглядываться. С лица Тимофея постепенно уходила бледность, исчезал страх из глаз, разглаживались, залегшие было, на его молодом лице, морщины. Под конец, на, почти вернувшемся к нормальному состоянию лице молодого лучника, проступила пока ещё робкая улыбка. Глядя на него, улыбнулся и я. Хотя рассказанная им страшилка и оказала на меня меньшее влияние, тяжелый отпечаток гнетущей тревоги все ещё продолжал беспокоить.

— Вроде пронесло… — дрогнувшим голосом произнёс Тимофей, улыбаясь уже более уверенно.

— Да нормально всё, Тимоха! — я позволил себе панибратски приобнять за плечи приходящего в себя парнишку. Тот в ответ радостно хохотнул. Феофан глядел на нас, словно на ненормальных, не понимая, чему радуются два дурачка.

— Чегой веселитеся, жемчуг из бегуна достали?! — спросил он в своей обычной шутовской манере.

— Ха, и гороха ведро! — радостно хохотал совсем уже успокоившийся Тимофей. Но, в следующий момент нам стало не до смеха и не только нам.

Глава 13. Бойня

Началось всё неожиданно и трагично. Сверху раздалось громкое урчание сильной твари, после чего со стены вниз полетела одна из женщин, по какой-то то причине, до сих пор не успевшая спуститься, хотя все остальные уже были внизу. Тело рухнуло чуть в стороне от лестницы, разбросав выпростанные из-под цветастого сарафана, показавшиеся ослепительно белыми, руки. Но бежать на помощь несчастной не было смысла, с оторванной головой люди не живут.

Женщины с детьми отреагировали на произошедшее громкими перепуганными криками и рыданием. Уже не заботясь о сохранении подобия строя, ринулись кто куда, хотя основная масса бежала в правильном направлении, прямо по улице. Оставалось надеяться, что перебитая нами стайка одержимых была единственной на пути к основным силам.

— Куды вы, дурехи?! Пропадете! — пытался образумить их криками Феофан, но всё было без толку. Перепуганные видом обезглавленного тела подруги, женщины даже не пытались прислушаться к его словам, спеша оказаться как можно дальше от места трагедии.

Сверху продолжал верещать одержимый, слышны были выкрики Деда Василия, и ещё зашедшийся криком ребёнок. Мы с Тимофеем уже неслись вверх по лестнице, на помощь оставшимся там товарищам. Но добежать не успели.

Метрах в пяти от нас, прямо со стены вниз прыгнул Ловкач с мечом в одной руке и топором в другой. Сразу за ним, отставая лишь на жалкий метр, сиганула громадная туша твари, наподобие той, которую угомонил заговорённой сулицей Феофан. Ещё один упырь?!

Не долетав до земли пару-тройку метров, Ловкач, по своему обыкновению исчез с глаз, но тут же появился в воздухе рядом с одержимым, при этом тело его казалось расслабленным и безвольным. Мы все же надеялись, что в последний момент, казавшийся дотоле неуязвимым воин, вновь исчезнет, и появится уже на внизу в своей естественной, расслабленной позе. Но он так и рухнул на землю недвижимой куклой, из которой вдруг вынули батарейку. Упырь, кстати говоря, тоже рухнул рядом за мгновение до него. И также, как Ловкач, не подавал признаков жизни, объяснение было в торчащей из затылка рукояти меча, сам клинок был загнан в голову твари по самую гарду.