Николай Чадович - Особый отдел и тринадцатый опыт
– Плевал я на вашу церковь.
– Молчи, нехристь! Бог накажет! – пригрозил москвич.
– Испугал! У меня свой бог, Аллах. Его на стенах рисовать нельзя.
И голоса, и шаги, и свет фонарика удалялись. Похоже, что незваные гости проникли в каморку, которую прежде занимал Шестопалов.
– А вот и книги! – обрадовался кавказец.
– На хрен они нам, ты бумаги ищи! – отозвался москвич.
– Нет никаких бумаг! Если не веришь, сам посмотри.
– Должны быть! Ищи! Без бумаг возвращаться нельзя. Клим с нас три шкуры спустит.
– Нету ничего… Кто-то, наверно, забрал… – В голосе кавказца послышалась растерянность. – Раньше нас пришли…
– Молчи! – Москвич сам понизил голос, словно бы прислушиваясь к чему-то.
– А что я такого сказал? – обиделся несообразительный кавказец.
– Вообще молчи! – прошипел москвич. – Неладно здесь как-то… Сигаретным дымом пахнет.
– Наверно, хозяйка прежде покуривала…
– «Парламент»? – В голосе москвича послышался сарказм. – Ты думай, что говоришь! А то всё наверно да наверно. Почему в гостиной откупоренная бутылка водки стоит?
– С поминок, наверно, осталась…
– Опять своё заладил! У нас с поминок ничего не остаётся, как и со свадеб. Я так полагаю, что эту водку специально для нас поставили. Только сначала клофелинчика добавили. Думают, мы сдуру хлобыстнём и зададим храпака… Надо отсюда сматываться, пока железный петух не закукарекал.
Почти одновременно щёлкнули два взводимых курка, и Цимбаларь, на которого этот звук действовал примерно так же, как волчий вой на кабана-секача, понял, что оказался в весьма и весьма щекотливом положении. Схватка с вооружёнными бандитами вряд ли могла завершиться в его пользу – тесная квартирка не давала ни возможности для манёвра, ни надёжного укрытия. Однако упускать эту парочку тоже было нельзя – пусть они даже и не причастны к серии загадочных взрывов, но к убийству Шестопалова, вне всякого сомнения, руку приложили.
Едва не чихая от осыпающегося сора, Цимбаларь ощупал низ старинной, возможно, ещё купеческой кровати, сработанной в те времена, когда о панцирной сетке даже и представления не имели. Похоже, он состоял из полуторадюймовых сосновых досок. Если приобщить к ним ватный матрас да парочку пуховых одеял, получится вполне сносная защита. Не броня, конечно, но пистолетную пулю остановит.
Стараясь не потревожить пышные постельные принадлежности, на которых нынешней ночью планировалось заняться развратом, Цимбаларь перевернул кровать. Грохот при этом поднялся такой, что бандиты, и без того изрядно струхнувшие, могли напустить в штаны.
А тут ещё как по заказу внизу хлопнула дверь подъезда и на лестнице раздался топот приближающихся шагов – это в сопровождении охранника прибыла заказанная проститутка.
– Шухер! – заорал москвич. – Засада! Уходим через чердак!
– Куда? Стоять на месте! Вы окружены! – рявкнул Цимбаларь и для острастки пальнул в потолок, вспомнив почему-то милицейскую прибаутку: «Первая пуля богу, вторая прокурору, а третья кому хошь».
В ответ дружно загрохотали сразу два пистолета, и квартира осветилась багровыми вспышками. Кровать, которую беспощадно гвоздили пули, сотрясалась, словно на ней и в самом деле сейчас занимались исступлённым сексом, но бандиты метили в центр, а Цимбаларь предусмотрительно сместился вправо, ближе к изголовью, где гора подушек давала дополнительную защиту.
Тут же припомнилась другая прибаутка, дошедшая до наших дней, наверное, ещё с военных времён: «Пришла беда – отворяй ворота, а началась пальба – не жалей ствола».
Дождавшись, когда бандиты займутся перезарядкой оружия, Цимбаларь открыл беглую стрельбу, целясь не в дверной проём, где на данный момент никого не было, а в тонкую фанерную перегородку, которая не могла остановить пули.
Такая тактика сразу принесла результат: один из бандитов истошно и коротко вскрикнул, словно собака, на которую наехала машина, а второй, пользуясь тем, что все помещения в квартире были проходные, бросился на кухню. Зазвенело оконное стекло, выбитое вместе с рамой, и пороховой дым, сгустившийся под потолком до консистенции грозовой тучи, сразу потёк в соответствующем направлении.
Памятуя о том, что здесь четвёртый этаж и любой человек, не относящийся к семейству бэтменов или к гильдии каскадёров, неминуемо разобьётся, Цимбаларь выглянул в окно и, к своему великому удивлению, увидел внизу живого и здорового бандита, бегущего к уже тронувшейся с места голубой «Тойоте», чья задняя дверца была предусмотрительно открыта.
Оказалось, что какой-то, простите за выражение, мудак ещё с вечера припарковал возле дома огромную грузовую автомашину, брезентовый тент которой и спас смелого прыгуна, послужив ему чем-то вроде страховочной сетки.
Намереваясь разглядеть хотя бы номер бандитской «Тойоты», Цимбаларь выхватил из кармана свою безотказную оптику, навёл её на раскинувшуюся внизу улицу Крыленко и сразу отшатнулся от окна.
Из-за угла противоположного дома выглядывал высокий и стройный молодой человек, всё время откидывавший с лица светлые непокорные волосы. Даже с такого расстояния нельзя было не узнать в нём Марата Желвакова. За всем происходящим он наблюдал не только с тревожным любопытством, но и с некоторой долей удовлетворения – дескать, теперь мы знаем, как встречают гостей в бабкиной квартире.
И тут Цимбаларь заметался! Человек не компьютер, и зачастую ему бывает трудно принять какое-то одно, единственно правильное решение. Именно в такой ситуации и оказался наш герой.
Здравый смысл посылал его в погоню за подозреваемым, случайно нарисовавшимся на горизонте, а устав требовал оставаться на месте происшествия, оказывать помощь пострадавшим и обеспечивать сохранность вещественных доказательств. Ну прямо хоть разорвись!
Кровь, изливающаяся из раны подстреленного бандита, булькала, словно струя мочи в унитазе. Так мог кровоточить только очень крупный сосуд, например, бедренная артерия или ярёмная вена, а значит, всё решали уже не минуты, а секунды.
Держа палец на спусковом крючке (в таких ситуациях он не доверял даже мёртвым), Цимбаларь заглянул в комнатушку и убедился, что его недавний противник, носивший на себе все самые отрицательные признаки кавказской расы, как-то: мясистый нос, отвисшую нижнюю губу, гипертрофированную волосатость на верхней губе, грязно-серую смуглость кожи, – находился сейчас, можно сказать, при последнем издыхании.
Яркая артериальная кровь толчками выходила из простреленной шеи, и на полу её натекло, наверное, уже с полведра. Даже санитарный вертолёт, буде таковой у петербургских медиков, не смог бы спасти раненого.
Низко наклонившись к нему, Цимбаларь спросил:
– Кто тебя послал?
Однако ответом ему было лишь сипение, вырывавшееся из помертвевшей глотки. Ловя меркнущий взгляд, Цимбаларь тронул бандита за руку, и его голова резко запрокинулась назад, словно бы собираясь покинуть плечи. Это был конец, и, если говорить без лицемерия, конец заслуженный.
Быстро обшарив карманы кавказца, Цимбаларь забрал всё, что могло пригодиться для установления его личности: пухлое портмоне, какие-то удостоверения, скорее всего фальшивые, скомканные счета, чужие визитки. К пистолету, запасным обоймам, гранате «РПГ-5» и увесистой пачке денег он даже не прикоснулся. Зариться на бандитское добро – последнее дело. Сам таким станешь.
Теперь можно было с чистой совестью отправляться на поиски Желвакова, который, скорее всего, уже покинул свой наблюдательный пункт. Оставляя за собой кровавые следы, Цимбаларь бросился вниз по лестнице – мимо изящных туфелек, оброненных перепуганной «ночной бабочкой», мимо возвращающихся с прогулки голодных котов, мимо пророческих надписей, обещающих победу «Зениту» и глухую жопу «Локомотиву», пока прямо в дверях подъезда не столкнулся с заспанным и взъерошенным участковым, спешившим к месту перестрелки.
Не давая ему опомниться, Цимбаларь протараторил, словно из автомата прострочил:
– Бандитский налёт! Есть жертвы! Вызывай опергруппу и медиков! Подробности потом! Преследую уцелевших налётчиков!
Участковый что-то гневно кричал ему вслед, но Цимбаларь, никак не реагируя на это, стремительным броском обогнул дом и, только достигнув выходящего на улицу угла, двинулся дальше ленивой походочкой сноба, наслаждающегося изысканной красотой белой ночи.
На прежнем месте Желвакова, конечно же, не оказалось – осмотрительные люди покидают спектакль ещё до того, как опустится занавес. Чист был и участок газона, на котором он стоял: ни тебе следов обуви, ни свежих окурков, ни конфетных обёрток… Аккуратный парень, ничего не скажешь. Такие, наверное, и дерьмо за собой уносят, чтобы врагу не досталось.
Всё было пусто вокруг – небо, улицы, скверы, далёкая гладь Невы. Желваков словно под землю провалился.
Однако Цимбаларь нисколько не отчаивался.
