Дэйв Волвертон - На пути в рай
Я вспомнил угрозу Люсио: «Я убью тебя и буду трахать твою женщину» и понял, что он постарается выполнить это буквально. Я решил, что, пожалуй, лучше все же отправить Люсио и его людей в ад, потом встал и вернулся в комнату.
Немного погодя к нам зашел Гарсиа. Он был очень бледен и измучен и больше обычного шевелил руками. Он пришел заплатить Завале миллион песо и, по-видимому, хотел побыстрее покончить с этим. С беспокойством смотрел, как Мавро заостряет деревянный нож.
Гарсиа спросил:
— Надеюсь, вы не думаете начинать драку с самураями?
Мавро ответил:
— Я вообще ни с кем не собираюсь драться. Просто просверлю дыру кое в ком!
Гарсиа облизал губы и пояснил:
— Несколько минут назад Эмилио Васкес решил отпраздновать наши победы в Южной Америке и не явился к симулятору. В комнату вошел самурай и приказал ему идти на тренировку, и Эмилио и еще один человек напали на него. Я сам все это видел! Эмилио один из самых сильных людей, каких я знаю, и он попытался задушить самурая, но самурай вырвался из его рук, словно Эмилио был ребенком, потом ударил друга Эмилио по голове, разбил ему череп и задушил Эмилио — и тот не смог вырваться! Если не верите, можете сходить и посмотреть сами на голову Эмилио. Она висит на крюке на шестом уровне у лестницы. Если мне нужны были доказательства, что самураи так же сильны и быстры, какими кажутся в симуляторе, то я получил их!
Гарсиа перевел на счет Завалы миллион песо, потом заплатил двести тысяч за мои антибиотики и быстро ушел.
Завала похлопал меня по спине.
— Прости, что так отнимаю у тебя твои лекарства. Я предпочел бы, чтобы ты отдал мне их как друг. Но теперь ты понимать: самураи побеждают нас потому, что их духи сильнее. Я рад, что мы узнали правду: теперь у нас будет шанс — есть заклинания, которые ослабляют духов врага.
Мавро рассмеялся.
— Прекрасная мысль! Ты произноси заклинания, а я буду острить нож!
Я посмотрел Завале в глаза. Обычно круглое лицо и тонкие губы придавали ему вид глупого юнца, но теперь в глазах его горела решимость.
Я взял медицинскую сумку и просмотрел имеющиеся в наличии антибиотики. Все свои лекарства я держал в маленьких контейнерах, напоминающих саквояж. В каждом крошечном саквояже несколько граммов порошка. И еще есть небольшое устройство, которое отмеряет дозы лекарств и смешивает их для приема внутрь или для инъекции. Это позволяет в небольшом пространстве хранить самые разнообразные снадобья. Я смотрел на сотни различных медикаментов и думал, что нельзя давать Завале антибиотики: от них он только заболеет. Я бы вылечил его, но ведь он не был болен…
Когда я немного порылся в лекарствах, мне пришла в голову блестящая мысль: физически-то Завала здоров! Он просто считает, что заражен, потому что в симуляторе испытал боль. Но эту боль можно снять блокировкой нервов. Жжение пройдет, и он решит, что вылечился! У меня было несколько мощных болеутоляющих, не оказывающих никаких побочных эффектов, и я начал готовить таблетки. Завала потер плечо у основания протеза и быстро проглотил первую таблетку.
Потом сел на пол, а остальные отправились спать. Завала снял этикетку с бутылки виски и с помощью синей краски Перфекто на обратной стороне принялся рисовать людей в судне на воздушной подушке. Он очень старался выписать все подробности и время от времени начинал петь заклинания на индейском языке, а я посматривал на него, готовя лекарства. Глаза его остекленели, он впал в транс и начал обильно потеть.
Закончив готовить обезболивающее, я лег в постель и попытался уснуть. Но пение Завалы не прекращалось далеко за полночь. И я подумал, что в войне духов наш киборг был бы серьезным противником…
Глава десятая
Во сне солнце над озером Гатун оранжево — желтым светом озаряло кухню в моем доме, отражаясь от противоположной окну стены. За кухонной дверью, в кустах у озера, жалобно мяукал котенок. Я вспомнил о голубой чашке на пороге. Она должна быть всегда наполнена. Когда же я в последний раз наливал в нее молоко?
Не помню. Ускользнуло. Должно быть, уже прошли недели. Котенок умирает с голоду.
Несомненно, он может прокормиться и сам, подумал я. Тут достаточно насекомых, рыбаки после улова оставляют ненужную мелочь, котенок может ловить грызунов — и останется жив. Но котенок продолжал просить молока, и я открыл стеклянную дверь.
На пороге лежал серо — белый мяукающий комочек, такой худой, что я легко мог разглядеть каждую косточку в его хвосте. Шерсть у него облезала, глаза помутнели и ввалились. Он уже почти расстался с жизнью. Даже приподняться не мог. Просто продолжал мяукать в последних отчаянных попытках раздобыть еду. И тут я заметил руку в траве, очень худую, высовывающуюся из куста сразу за котенком. Я подошел, отвел руку и заглянул в кусты.
На траве вытянулся Флако, его слепой череп уставился в небо, в пустых глазницах собралась дождевая вода. Невероятно худой. Изголодавшийся.
— Дедушка! — позвала вдруг маленькая девочка. Ее появление испугало меня. Она коснулась моего локтя. — Дедушка, ты о них не позаботился! Ты позволил, чтобы они голодали.
И я понял, что забыл накормить не только котенка. Забыл накормить своих друзей. И невольно произнес:
— Я… не знал. Не знал, что должен был заботиться о них.
Я вскочил. Глубокая ночь. Завала уснул за своими рисунками, он тихонько храпит. Сердце мое бешено колотилось, лицо покрыто потом. Этот сон встревожил меня сильнее любого кошмара. Я пытался осмыслить его значение, вспоминая подробности.
Сосредоточился на девочке с бледным лицом и темными глазами, которая появляется во многих моих снах. Может, я видел ее на ярмарке у своего киоска? Или просто это соседский ребенок? Я долго думал и убедил себя, что она — дочка соседей, которые жили в доме ниже по улице. Но дом, в котором она жила, я не мог вспомнить. Впрочем, должно быть, я видел, как она ходит по утрам на ярмарку.
Я закрыл глаза и попытался вспомнить ее во всех подробностях. И сразу в моем сознании возник ее образ. Она стояла передо мной, держа серо — белого котенка, протягивала его, чтобы я мог взять его в руки.
— Он немного одичал, — сказала она. — Ты о нем позаботишься?
Образ казался очень живым и вполне достоверным, но я знал, что не видел котенка до того дня, как вернулся домой и смотрел, как Флако и Тамара бросают ему на крышу мяч. Очевидно, сон примешался к моим воспоминаниям. Так как в одном и том же сне я увидел девочку и котенка, подсознание связало их.
Я отогнал эту мысль подальше и попытался вспомнить имя ребенка. Оно крутилось на языке, и я был уверен, что осталось только произнести его. Голова готова была разорваться от усилий вспомнить. Это казалось мне необыкновенно важным.
— Татьяна, — произнес я вслух в порыве вдохновения. И понял, что назвал верное имя. Девочку зовут Татьяна. Я обрадовался, но чем больше думал, тем больше сознавал, что ничего не могу вспомнить, кроме ее лица. «Ты сумасшедший», — подумал я, но тем не менее поздравил себя с тем, что нашел имя для посетительницы моих снов.
* * *Утром одиннадцатого дня я проснулся от движения в комнате: люди передвигались в темноте, шелестели кимоно. Завала сидел на полу, скрестив ноги, перед своим листочком бумаги. Лицо его говорило об истощении, глаза остекленели от бессонницы и болеутоляющих, которые я ему дал. Он негромко и хрипло напевал, и звуки его пения напоминали шум ветра в сухой траве.
Перфекто и Мавро стояли у двери, напряженные, в ожидании нападения. Мавро завязывал оби — пояс своего кимоно, — держа деревянный кинжал в зубах. Эти ножи — по существу всего лишь заостренные палки, каждая в полметра длиной, резать ими нельзя, но колоть можно. Абрайра одевалась в крошечном туалете. Все они старались дышать медленно, но дыхание вырывалось неровно. Я почувствовал, как у меня самого грудь сжимается в ожидании схватки.
Я соскользнул с койки и поправил свое кимоно. Достал нож из ножен на запястье.
— Что происходит? — спросил я, подойдя к Завале.
— Мы не можем спать, — ответил мне Перфекто. — Значит, люди Люсио тоже не могут спать. Они скоро будут здесь.
— Откуда ты знаешь? Мавро сказал:
— Я только что вызвал по комлинку дежурную сестру. Она сообщила, что сейчас Люсио осматривает врач. Через десять минут Люсио выйдет из лазарета.
Эта новость подействовала на меня сильнее, чем я ожидал. До сих пор стычка с Люсио казалась только вероятностью, не больше. Теперь же она оборачивалась неизбежностью. Сердце мое забилось в неожиданном приступе паники.
Из туалета вышла Абрайра.
Завала поднял свой рисунок, чтобы мы могли его видеть: Люсио и его люди, каждый изображен с мельчайшими подробностями, как на эскизе архитектора, и у каждого множество ран. Ножи в животе, ножи в горле, ножи в лице. Не отрывая взгляда от рисунка, Завала порылся во внутреннем кармане кимоно и достал зажигалку Мавро. Он запел громче, вытянул руку с рисунком, свою человеческую руку, и поджег рисунок. Пламя лизало его пальцы, но он держал листок, пока тот не превратился в пепел. Пальцы дымились, дыхание его участилось, но рука не дрожала, и он держал рисунок твердо, пока тот не превратился в черный пепел, по которому ползали огненные черви. Потом механической рукой Завала смял сгоревший листок.
