Елена Ершова - Неживая вода
Сознание плыло. Голос молодой цыганки проникал под кожу, ядом вспенивал кровь. И было в нем что-то знакомое… Знакомое – но где Игнат слышал его?
– А ты позолоти ручку, сокол, – продолжила вкрадчиво и напевно вещать гадалка. – Что тебе дорогие часы? Что кольцо венчальное? Что бумажки эти цветные? Все это прах, мой сокол. Все пустое, неважное. А важна только новая жизнь твоя. Так велика ли плата за возможность судьбу изменить?
– Невелика… – блекло произнес мужичонка.
Игнат приоткрыл глаза. Мимо несся человеческий поток, и не было никому дела до незадачливой жертвы. Игнат видел, как ловкие пальцы девушки стаскивают с мужичонки часы и кольцо, как мужичонка отдает мошеннице пухлый кошель. И гадалка улыбается, в зеленых глазах вспыхивают искры.
– Ты меня слушай, сокол, – продолжила она, а голос стал совсем низким, грудным, вибрирующим, будто кошка урчала на печи и урчанием своим погружала в дремоту. – Слушай… слушай… я по миру хожу, я заповедные тропы ведаю, я сокровенные слова выучила. Будет день твой светел. Будет ночь тиха. Судьба – вот, на ладони. Хватай и держи в кулаке, да не вырони, – цыганка крепко сжала пальцы мужчины в кулак, и он повиновался, стиснул так сильно, что на лбу выступила испарина. – Откроется тебе она, сокол мой, через триста шагов. Иди все вперед да на запад. А потом – выпускай! Выпорхнет на волю – тебя за собой поведет. Ну, лети же, сокол!
Она подтолкнула его, и мужичонка побрел, пошатываясь, держа перед собой крепко сжатый кулак. Глаза его бездумно смотрели в пустоту, по лицу струился пот. А на губах – улыбка.
Улыбалась и гадалка, глядя ему вслед. Ее лицо было белым и чистым – совсем не похожим на цыганское. Ветер ворошил короткие черные кудри. Дорогой мех шубейки переливался и блестел в свете фонарей. Гадалка отвернулась наконец и изящно проскользнула мимо Игната. И морок тотчас оставил парня – схлынул, ледяным вихрем обдав от макушки до пяток. И вслед за отрезвлением пришло узнавание.
– Леля! – выдохнул Игнат.
«Черную кошку ударил – быть беде…»
Гадалка вздрогнула, приостановилась. Метнула на Игната тревожный взгляд. А потом подобрала цветастые юбки и торопливо засеменила по перрону. Игната опалило жаром. Подскочив, он задел ногой шапку для подаяний, и медяки со звоном рассыпались по бетону.
Это была она! Та, что вместе с дедом обобрала Игната на поезде Преслава – Заград! Она соблазнила его, опоила зельем, заворожила сказками. Она перебежала дорогу черной кошкой, и тьма проникла в душу Игната, и были долгие скитания в тайге, и голодные стылые ночи, и пожар, и смерть Эрнеста…
Не обращая внимания на просыпанную мелочь, Игнат бросился вдогонку.
Он оттолкнул прохожих, которые долго кричали ему вслед что-то оскорбительное. Налетел на бабку, и та, охнув, плюхнулась на собственные тюки. Пассажиры, со скукой ожидающие прибытия состава, оживились, с интересом провожали погоню блестящими от любопытства глазами.
Девушка бежала не слишком быстро: ее ноги путались в цветастых юбках, каблуки скользили. Но и Игнату приходилось несладко: в боку закололо почти сразу. Огонь с новой силой вспыхнул в груди, и с губ Игната срывалось хриплое дыхание – болезнь давала о себе знать. Беглянка обогнула табло с номерами поездов и названиями станций, перескочила на соседний путь. Игнат стиснул зубы и внутренне застонал, когда понял, куда направляется девушка: диспетчер давно объявил посадку, и раскрытые створки вагонов жадно проглатывали припозднившихся пассажиров. Перед вагоном девушка притормозила. Оглянулась на Игната, и парню показалось, что на ее губах мелькнула победная усмешка.
– А ну, стой! – просипел он. Голос прозвучал слишком хрипло и тихо, но гадалка услышала. Птицей взлетев на подножку, она показала преследователю язык и скрылась в недрах вагона.
Игнат застонал. Огонь праведного гнева, толкающий вершить возмездие, переливался через край, жег легкие и кожу. Игнат собрал последние силы и занес было ногу на ступеньку, но дорогу преградила чужая рука.
– Куды? – грозно вопросил проводник, хмуря щетинистые брови.
От неожиданности Игнат отпрянул и снова оказался на перроне.
– Мне нужно… – только и смог выдавить он, а потом закашлялся, с губ сорвалась ниточка слюны.
Проводник поглядел на него с отвращением и встал в дверном проеме незыблемо, как статуя.
– Всем нужно! Только билет-то где?
Игнат утерся ладонью. Машинально потянулся к карману, да вспомнил, что ни денег, ни билета у него нет.
– Послушайте, – заговорил он, а дыхание меж тем с хрипом вырывалось изо рта. – В ваш поезд только что села… одна женщина. Она мошенница, пан проводник! Я своими глазами видел, как она обобрала одного господина.
– Так что ж господин сам не пришел, а этакого бродягу вместо себя послал? Или самому ноги бить не захотелось?
– Заколдовала она его, – в отчаянии ответил Игнат и сам понял, какую глупость сморозил. На лице проводника отразилось недоверие, но отступать было поздно, а потому Игнат продолжил устало: – Загипнотизировала и обобрала до нитки. Я свидетель. Все забрала – и кольцо, и бумажник, и часы. Да вы по вагону пройдитесь! Черненькая она, курчавая, как цыганка, а сама в дорогой шубе.
– Коль в дорогой шубе, так какая же цыганка? – хмыкнул проводник. – Как есть честная пани. Других не пущаем. А ты, я вижу, горазд сказки рассказывать да на честных господ поклеп возводить! – Он сощурился, оглядел Игната сверху вниз. – Может, ты сам того господина и обобрал? А теперь другим добром поживиться хочешь? Или попрошайничать в моем вагоне удумал? А ну, пошел отсюда, нищеброд! Иначе… – проводник погрозил кулаком.
Игнат стиснул зубы. Отчаянье и стыд жгли его изнутри. Как надо было опуститься, что даже воровка выглядит достойнее его? Он отступил, потер ладонью пылающую грудь и ощутил под пальцами уплотнение – там, под тулупом, завернутая тряпицей и спрятанная в мешочек, лежала колба с волшебным эликсиром. Игнат горько усмехнулся. Какой с этого теперь толк? Сокровище, которым даже нельзя распорядиться.
Кашель снова скрутил Игната, и он оперся ладонью о вагон, выжидая, пока пройдут спазмы.
– Эй, парень! – окликнули его.
Игнат с трудом повернул голову. Лицо проводника казалось расплывчатым, словно нарисованным на мокрой салфетке, не разобрать – сердится или нет. Игнат коротко кивнул, не в силах ответить, но всем видом показывая, что сейчас оклемается и побредет дальше своей нищенской дорогой. Но проводник вовсе не думал прогонять его, а, напротив, поманил пальцем.
– Подойди-ка!
Игнат утерся рукавом. Теперь он отчетливо увидел, что рядом с проводником стоит еще один человек – сухощавый, интеллигентный старичок в дымчатом пенсне. Он улыбнулся Игнату, как старому знакомому, и ласково произнес:
– Ты, соколик, за моей внучкой гнался?
Парень глянул угрюмо, буркнул сквозь зубы:
– А коли я, так что? Мошенница внучка твоя. Да и ты тоже. Думал, не узнаю?
– А узнал, так хорошо, – не рассердился старичок. – Только на бегу да на ходу разговоры не ведут. А ведут их за чашкой чая или за рюмочкой бражки. Вот я тебя, соколик, на разговор и приглашаю.
– Знаю я ваши разговоры. Опоите снова, обманете, заворожите сказками. Да и о чем мне с вами, оборотнями, разговаривать?
Дед и проводник переглянулись, после чего прыснули оба.
– Ты вот что, не кочевряжься, коль тебя сам Прохор Власович с внучкой своей Еленой Пантелеевной приглашают, – прогудел проводник. – А будешь честных господ обижать да поклепы возводить – ночевать тебе, парень, в каталажке. Уяснил?
– Уяснил, – буркнул Игнат. И понял про себя: дело решенное. Эти мертвой хваткой вцепятся – не отпустят. И вспомнил бессмысленные мечтательные глаза мужичонки, которого Леля обобрала до нитки да и отпустила за судьбой бежать. Догонит ли?
– Раз уяснил, то полезай в вагон.
Проводник отодвинулся в глубь тамбура, но Игнат медлил. Холодком обдало сердце, усмиряя еще недавно полыхающий в груди пожар. В прошлый раз тянулась Леля к ключу, так неужто теперь узнала, что добрел Игнат до заветной тайны?
– Да ты никак трусишь? – насмешливо спросил проводник.
– Жизнь у меня одна, – прохрипел Игнат. – Да и опыт имеется.
– А ты не бойся, соколик, – добродушно произнес старик Прохор Власович. – Мы не волки. Не сожрем. А поезд в Преславу следует, через день как раз в Опольском уезде будешь.
«Откуда знает, куда мне надо?» – подумал Игнат и судорожно сжал пальцы на поручне.
Прохор Власович будто прочел его мысли, усмехнулся, показав молодые белые зубы.
– Души у нас с тобой похожие, соколик, – мягко произнес он, – бродяжные, ищущие. Поговорить есть о чем. Немало я на своем веку повидал, немало и тебе расскажу. Поспеши – скоро поезд тронется, а на скатерти уже картошечка да малосольные огурчики ждут, да молочко парное. Отведай, что Бог послал.
