Михаил Михеев - Крепость
— Господа, нам надо отступать. Мы хорошо вооружены, у всех винтовки, есть четыре гаубицы, но открытого боя против японцев не выдержим, нас слишком мало. Я принял решение уходить в сторону Ляояна, навстречу нашей армии.
— Почему? — выразил общее мнение Малкин.
— Потому что к кораблям нам не прорваться, кто не верит, может сам провести рекогносцировку и убедиться. К Порт Артуру, через позиции японцев, тоже не пройти. Там сплошная линия фронта. Отступим, а дальше будем действовать по обстановке.
— А если бросить пушки? Выведем из строя, и делу конец, — подал голос кто-то.
— Неспортивно как-то, — ухмыльнулся ему в ответ артиллерист, почувствовавший себя при деле и не желающий расставаться со столь замечательными игрушками. — И потом, с орудиями мы — сила, в нужное время и в нужном месте они могут многое сделать.
— Прорываемся к Порт Артуру, — Аргуладзе встал, одернул мятый китель. — Выступаем немедленно.
Несколько офицеров встали следом за ним, однако, ко всеобщему удивлению, солдаты, присутствовавшие здесь же, никак не отреагировали на слова подполковника. Вернее, некоторые дернулись было, но товарищи придержали их. Зимогорский обернулся — и увидел устремленные на него взгляды.
То, что сейчас происходило, не укладывалось в его мировосприятие. Прапорщик вдруг понял, что субординация осталась в далеком прошлом, и принимать решение, равно как и отвечать за его последствия, предстоит именно ему, самому младшему и по возрасту, и по званию. А еще он понимал, что если отдать сейчас командование, то авторитет среди своих людей ему не восстановить никогда. А Аргуладзе, поведя людей в Порт Артур их попросту погубит — князь храбр, но представления о войне у него застыли где-то веке в девятнадцатом, и, скорее всего, в первой половине… Набычившись, прапорщик посмотрел в глаза князю, и повторил:
— В сторону Ляояна. Малкин, Вячеслав Игоревич, соберите группу солдат из тех, что пошустрее. Ваша задача, пока японцы отвлечены происходящим в порту, нанести визит на склады. Они сейчас практически без охраны. Берите продовольствие, боеприпасы, оружие, словом, все, что может пригодиться в переходе. Надо успеть, пока японцы не пришли в себя. Времени у вас пара часов максимум. И постарайтесь раздобыть лошадей.
— Что-о? — Аргуладзе едва не задохнулся от гнева. — Вы что себе…
— А вы кто такой, мил-человек, будете? — здоровенный казак, тот самый, что ходил вместе с Зимогорским в разведку, выдвинулся вперед. Надо сказать, зрелище было внушительное — он был на пол головы выше князя, вдвое шире в плечах, и трофейная винтовка в его руках выглядела игрушечной. Следом за ним вперед шагнули еще двое казаков, встали за спиной прапорщика. — Может, документики у вас имеются?
— Что-о? — похоже, на этом вопле подполковника заклинило. — Вы что себе позволяете?
— А ну, не ори, — казак сказал это вроде как небрежно, но ствол винтовки смотрел в лицо Аргуладзе, и, несмотря на малый калибр, заслонял собою весь мир. — Погоны и я могу нацепить, какие угодно, это меня офицером не сделает. А документов у тебя нет, так что сейчас мы здесь все равны. Его благородие, — тут он кивнул головой в сторону прапорщика, — с нами в атаку ходил, а тебя я там не видел. Поэтому лучше помолчи…
Подполковник скрипнул зубами, побагровел от гнева, но замолчал. Пожалуй, сейчас у него был еще шанс перехватить командование, но при этом оставалась и возможность получить пулю от всегда им презираемой и вдруг оказавшейся столь опасной солдатни. Аргуладзе решил не рисковать — и проиграл. С этого момента авторитет прапорщика Зимогорского стал непререкаем, и это, как ни странно, сказалось на ходе всей войны. Двое казаков, посланные им, сумели незамеченными дойти до Порт Артура и донести его командованию информацию о том, что произошло в Дальнем. Последнее, вкупе с резко ослабевшим натиском японцев и почти прекратившимися из-за отсутствия у них боеприпасов обстрелами, на корню пресекло разговоры о сдаче крепости. Правда, тут вмешалось еще одно обстоятельство, о котором так никто, кроме адмирала Эссена и нескольких его офицеров, и не узнал. Да и они, честно говоря, получили информацию постфактум.
Три часа спустя сводный отряд, состоящий из бывших военнопленных, покинул место дислокации и, сумев частично обойти, а частично уничтожить японские заслоны, ушел на север. По пути им удалось в нескольких местах разрушить полотно железной дороги, что еще более ухудшило и без того неважное снабжение осаждавших Порт Артур частей японской армии. Еще через месяц, нанеся ряд небольших, но весьма болезненных поражений небольшим японским частям, попавшимся на пути, отряд вышел к расположению русских войск, где прапорщик Зимогорский с подачи подполковника Аргуладзе предстал перед судом офицерской чести. Формально его за неподчинение старшему по званию могли разжаловать и уволить со службы. Но в среде старших офицеров нашлись умные люди, которые сообразили, что на фоне тяжелой и не слишком успешной войны, даже с учетом того, что ход ее начал постепенно выправляться, обвинительный приговор насквозь героическому прапорщику будет воспринят в действующей армии крайне негативно. А слухи-то пойдут, от них никуда не денешься… Аргуладзе же, кроме заносчивости, иными достоинствами, честно говоря, не обладал. Поэтому обиженного подполковника аккуратно убрали, назначив его командовать сводной группой охраны железнодорожных коммуникаций, проще говоря, объездчиков. Зимогорский же, равно как и некоторые другие офицеры, был награжден Георгием, получил следующий чин, и был уволен со службы по окончании войны, уже поручиком. Формально из-за последствий контузии, а фактически — из-за происков некоего подполковника, который, правда, так и застрял в этом чине до самой отставки. Впрочем, как раз по службе-то Зимогорского через некоторое время восстановили — ситуация в России стремительно менялась, да так, что некоторые, не поспевающие за ходом истории старшие офицеры, открыв рот, тупо глазели на происходящее. К нижним же чинам и вовсе никаких санкций не применялось. Казаки всегда славились наплевательским отношением к чинам, а обычные солдаты в дела офицеров не лезли, что было сочтено правильным и даже похвальным. Не по чину рядовым вмешиваться в управление армией…
Броненосец "Микаса", порт Сасебо. Тот же день
Флагманский корабль адмирала Того огромной, тяжелой глыбой плавающей стали будто растекся по поверхности воды. Глядя на броненосец со стороны, можно было лишь поразиться тому впечатлению надежности и выставленной напоказ мощи, которую он излучал. Один из лучших боевых кораблей в мире — и этим все сказано.
Однако сейчас броненосец был не в лучшей форме. Внешне это, разумеется, никак не проявлялось, но внутри… Корабль слишком долго находился в плавании, его механизмы были изношены, команда устала. Вкупе с тем, что после случившегося не так давно сражения в Желтом море корабль не получил необходимого полноценного ремонта, это могло грозить впоследствии крупными неприятностями. Словом, "Микасу" надо было срочно ставить в док и приводить в порядок.
Сопровождавший флагмана в долгом и безуспешном походе броненосец "Сикисима" также находился не в лучшем состоянии. Фактически, два лучших броненосца Страны Восходящего Солнца оказались практически небоеспособны, и это также не добавляло японскому адмиралу хорошего настроения. Уж кто-кто, а он понимал, что в свете нынешних потерь возможности его флота крайне ограничены. Из двух готовых к выходу в море броненосца, "Фудзи" и "Асахи", первый уже начал устаревать и морально, и физически, а потому заметно уступал новейшим русским кораблям, не говоря уже о броненосных крейсерах, изначально неспособных сражаться с кораблями линии на равных. Пожалуй, реши сейчас русские вновь пойти на прорыв — и остановить их будет уже нечем. Просто удивительна пассивность русского командования…
Сейчас, склонившись над картой, адмирал Того решал важную и крайне сложную задачу, пытаясь с ополовиненными силами обеспечить контроль над морем. Учитывая, что и всем флотом это получалось с трудом, картинка была нетривиальной.
И как раз в тот момент, когда у него начала вырисовываться схема, позволяющая пускай не слишком плотно, но все же обеспечить выполнение задачи, ему сообщили о событиях в Дальнем и о том, что броненосный крейсер "Асама" следует в направлении курируемого им порта. Для сурового, прошедшего, как говорят русские, огонь, воду и медные трубы адмирала это оказалось столь неожиданно, что в панику он не впал только благодаря знаменитой самурайской выдержке. Жестом Того отослал офицера, сообщившего эту новость, и лишь после того, как дверь адмиральского салона закрылась, отгораживая его от внешнего мира, позволил себе схватиться за голову, сжав крепкими пальцами рано поседевшие виски. Проклятые русские вновь обыграли его!
